Золотая девочка — страница 22 из 69

«О нет, – думает Виви. – Не-е-ет».

Бретт Каспиан прослышал о книге.

Интуиция не подвела Виви: Бретт не знал, что она писательница. Выяснил это только потому, что кто-то рассказал ему о ее смерти. Надо полагать, сестра друга – это Рената, сестра Роя. А-а-а! Теперь Виви понимает, как наивно было думать, что Бретт никогда не услышит о существовании книги. Весь мир соединен незримыми нитями; все знают всё обо всем благодаря интернету. Бретта нет в «Фейсбуке», но это не означает, что он живет в хижине в лесу или в джунглях Амазонки. Каспиан – менеджер отеля в «Холидей Инн» в Ноксвилле, штат Теннесси (это так заурядно; Виви могла бы предположить, что он работает с одной из групп, которыми они восхищались: «Форинер», «Блю Ойстер Калт», – звукорежиссером и осветителем во время их летних ностальгических туров).

Судя по сообщению, Бретт не злится. Он не ненавидит ее.

Но начнет – если прочитает «Золотую девочку».

Виви отдает Марте планшет.

– Лучше, чем можно было бы ожидать! – говорит она.

Уилла

Уилла с Рипом перебираются на лето из своего дома на Квакер-роуд, который они купили сразу после свадьбы с помощью старших Бонэмов, в коттедж, расположенный на пляже при въезде на Смитс-Пойнт. В доме на Квакер-роуд площадью четыреста квадратных метров пять спален. Коттедж – крошечный, как кукольный домик. Раньше это была «летняя резиденция» бабушки и дедушки Рипа, и Уилла с будущим мужем ездили туда на велосипедах, когда учились в школе. Бабушка делала им лимонад с мятой, но пить его приходилось за столом для пикника на веранде, потому что в доме уместиться все не могли. Коттедж носит название «Уи Бит»[22]. Внутри – крошечная гостиная, одну стену которой занимает кухонный уголок; спальня, где помещаются только кровать и тумбочка; и туалет, в нем стоят унитаз и раковина. У дома есть веранда, там примостились стол для пикника и газовый гриль, на который когда-то, в середине девяностых, разорился дедушка Рипа, а если спуститься на три ступеньки вниз, можно выйти в вымощенный плиткой дворик с летним душем. За верандой и душем начинается тропинка, ведущая через дюны к пляжу.

После того как дедушка и бабушка Рипа переехали в дом престарелых, «Уи Бит» стоял в запустении. Никто из Бонэмов не хотел туда ездить. Они все были высокими; Чес и Рип могли выпрямиться в полный рост только в середине комнаты, где свод потолка достигал высшей точки. Зимой умерли и дедушка, и бабушка, и Рип получил коттедж в наследство. Там поселились мыши, все покрылось плесенью. Пол в гостиной прогнил, туалет пришел в ужасное состояние. Уилла думала, может быть – может быть, – они могли бы устраивать здесь пляжные вечеринки, но Рип настаивал на том, что хочет здесь жить.

Ничего не сказав жене, он нанял прораба Виви Марки Марка, чтобы заменить полы, перекрасить стены, выложить плиткой туалет и обставить как следует кухню (маленький холодильник, миниатюрная плита и микроволновка). Рип купил новую кровать, поменьше, чтобы в комнате можно было хоть как-то повернуться, а еще кондиционер. Марки Марк переделал душевую кабину во дворе. Рип приобрел новый диван, плетеный коврик, деревянный журнальный столик. Когда он привез сюда Уиллу, сказав только, что «немного подновил» дом, она была в восторге. Дом стал выглядеть гораздо лучше, очень мило, как в реалити-шоу «Крошечный рай».

Но все равно был слишком маленьким, чтобы в нем жить.

После второго выкидыша Уилла начала проникаться мыслью о коттедже, а после третьего уже считала дни до того момента, как они съедут из дома на Квакер-роуд и переберутся в «Уи Бит». Дом на Квакер был огромным, пустые комнаты изнывали в ожидании, когда их наполнят детьми. Он нетерпеливо дергал ногой, точно заскучавший друг: «Ты почему так долго? Что с тобой не так?»


Они переезжают в «Уи Бит» ровно через неделю после похорон Виви. Уилла еще сильнее рада тому, что бежит из своего дома теперь, когда ей все время мерещится призрак матери: Виви забегает то с банановым кексом, то с пучком лука со своего огорода, то с книгой, которую предлагает Уилле прочитать, чтобы потом вместе обсудить. Ее мать никогда не звонила и даже не писала сообщение, прежде чем заглянуть, и в большинстве случаев Уилла не возражала. Однажды в феврале Виви зашла в дом, когда пара в спальне занималась сексом. Они слышали, как мать их позвала, как начала подниматься по лестнице, и у Рипа чуть не пропала эрекция, но Уилла умоляла его довести дело до конца, потому что у нее сегодня овуляция, а у него вечером матч в паддл-теннис, и, когда муж вернется домой, Уилла уже будет спать.

– Она сейчас зайдет в спальню, Уилли, а дверь не заперта.

– Мам, уйди, пожалуйста! Мы заняты! – крикнула Уилла.

– Не мешаю, не мешаю, – отозвалась Виви. – Извините. Не отвлекайтесь.

Они услышали, как она пошла обратно к двери; закончив, Рип упал на Уиллу, выдохнув:

– Это было серьезное испытание моей мужественности.

А пару недель спустя Уилла обнаружила, что беременна. Они называли ребенка «Невовремя», пока в восемь недель у нее не открылось кровотечение.

Виви так часто бывала у дочери, потому что – как со слезами на глазах думала сейчас Уилла – они стали подругами. Обе вынырнули из темного, запутанного лабиринта материнско-дочерних отношений и выяснили, что нравятся друг другу и любят проводить время вместе. Отношения Виви с матерью совсем не были дружескими; они так и бродили по лабиринту, пока не умерла Нэнси Хоу, это случилось в первую зиму Вивиан на острове.

Мама недавно призналась Уилле, что волновалась, родив девочку, потому что ее собственные отношения с матерью оставляли желать лучшего.

– А потом поняла, что мне необязательно вести себя так же, как вела себя моя мать. Я могу стать такой матерью, которой у меня не было в детстве. – Виви засмеялась. – Мы с твоим отцом быстро поняли, что это ты нас с ним будешь воспитывать, а не наоборот.

Да, все вечно говорили о том, «какой у нашей Уиллы характер»: она ответственная, надежная, взрослая, всегда всего добивается, настоящий лидер. Самая молодая замдиректора в Историческом обществе Нантакета за всю его историю и через пять лет, когда нынешний директор выйдет на пенсию, займет его место. Уилла достигнет вершины карьеры раньше, чем ей исполнится тридцать.

Или, может, уйдет из Исторического общества и займется собственным проектом – биографией Анны Гарднер, аболиционистки с Нантакета, которая организовала три конвенции сторонников отмены рабства в начале сороковых годов девятнадцатого века (на всех трех выступал с речью Фредерик Дуглас).

Сидя за кухонным островком: она пила травяной чай, Виви – текилу со льдом (дочь держала дома бутылку «Каса Драгонес» специально для матери), – они часто говорили о том, в каком направлении пойдет жизнь Уиллы. Виви считала, что дочери необязательно ограничиваться чем-то одним. Она могла бы работать в Историческом обществе тридцать пять лет, оставив заметный след в изучении исторического наследия острова, и писать биографии Анны Гарднер, Юнис Росс или любой другой выдающейся (и никем не замеченной) женщины с Нантакета.

– А как же дети? – спрашивала Уилла.

Она хотела пятерых, хотя бы четверых, но каждый раз, когда произносила это вслух, Виви издавала стон и утверждала, что, родив первого, дочь быстро передумает.

– Возьмешь няню, – говорила Виви. – И будешь использовать это время, чтобы писать, а не как я – спать или убираться. С детьми тяжело, Уилли, не стану тебе врать.

Уилла ясно видит перед собой мать: стильная короткая стрижка на темных волосах, карие глаза, нос, испещренный веснушками, длинные серьги. Виви носила одежду, предназначавшуюся для женщин лет на двадцать моложе, но которая тем не менее хорошо на ней смотрелась: обтягивающие белые футболки, узкие джинсы, замшевые сапоги на высоком каблуке. Уилла не решилась бы использовать слово «красивая» применительно к матери, оно как будто не очень ей подходило. Вивиан была симпатичная, задорная, живая. И чувствовала людей почти со стопроцентной точностью. Если мать верила, что Уилла способна на все сразу, так оно и есть.

Какой же она сама видит свою жизнь через пять лет, когда ей будет двадцать девять?

Уилла – исполняющий директор Исторического общества Нантакета и только что опубликовала свою биографию Анны Гарднер, которая заслужила высокую оценку критиков (даже в фантазиях она не может предположить, чтобы книга принесла ей коммерческий успех). У нее трое детей: Чарльз Эван Бонэм Третий (Чарли) пяти лет, Люсинда Вивиан (Люси), которой четыре с половиной года, и трехлетний Эдвард Уильям (Тэдди). Чарли ходит в детский сад, а двое других – в ясли по системе Монтессори, и это дает Уилле время работать в Историческом обществе и писать вторую книгу – о Юнис Росс, черной девушке, которая подавала петицию на поступление в нантакетскую старшую школу еще в 1847 году, почти за сто лет до дела «Браун против Совета по образованию»[23]. Она забирает детей из сада, готовит им перекус в виде свежеиспеченного бананового кекса, а потом они собирают пазлы и читают, пока Уилла готовит ужин. Сегодня у них нарезанный на кусочки стейк на гриле, жареная картошка с пармезаном, запеченная спаржа, зеленый салат и булочки, а на десерт – клубнично-ревеневый пирог. Рип приходит домой с работы и переодевается в мягкую серую футболку с логотипом Амхерста, которую так любит Уилла. Он целует ее долгим нежным поцелуем, как целовал, когда они учились в старших классах, потом касается пальцем ее губ и обещает: «Остальное потом». После ужина Рип купает детей, переодевает их в пижамы и следит за тем, чтобы все почистили зубы, пока Уилла убирает на кухне, делает всем ланчи на следующий день и загружает посудомойку. Потом она идет почитать детям – каждый вечер три книжки на одну тему. Сегодняшняя тема – поросята: «Если дашь поросенку блинчик», «Оливия спасает цирк» и «Тут и Паддл».