второй дом – с тем, в котором выросла Виви, где пол был устлан ковролином, на каждой стене висели распятия, а в конце коридора – длинное роскошное зеркало, купленное на распродаже в мебельном отделе «Хигбиз».
Виви жалеет, что в конце года продала все свои книги в студенческий книжный. Она тоже писала на полях (и это снижало их стоимость, когда приходило время с ними расставаться), и теперь ей никогда больше не удастся вернуться к своим размышлениям; не придется вручать том «Фрэнни и Зуи» кому-нибудь из своих детей со словами: «Я читала ее, когда мне было девятнадцать, интересно твое мнение».
Начиная с этого момента, решает Виви, надо будет хранить все свои книги.
За библиотекой располагается огромная просторная светлая кухня, которая как будто состоит из нескольких комнат сразу. Перед рядом окон – деревянный стол с десятью виндзорскими стульями. У противоположной стены – гигантская чугунная плита с массивной вытяжкой; стена выложена плиткой с изображением фруктов и овощей и подписями на французском: haricot vert, artichaut, pêche[25]. В углу примостилась клетчатая лежанка для собаки, а за ней видна прихожая, где висят поводки Бромли и желтые дождевики. На простой деревянной скамье, где, наверное, еще старый добрый Олли Хэмильтон надевал сапоги, стоит соломенная корзина для походов на рынок.
В центре кухни – прямоугольный кухонный остров с поверхностью из темного мрамора: на одном конце – раковина, у другого – три барных стула. Кто-то выложил на него разделочную доску, большой кусок бледного сыра, палку салями и миску с оливками фиолетового оттенка.
– Алкоголь? – спрашивает Саванна, доставая бутылку вина из холодильника, который, кажется, предназначается исключительно для вина, и Виви уже видит, что это не то дешевое пойло, которое они с подругой покупали в супермаркете и пили в общежитии, прежде чем пойти в бар или клуб.
Саванна достает два бокала с полки у них над головами, которую Виви даже не заметила, и говорит:
– Пойдем, покажу остальной дом.
Коридор второго этажа длинный, с цилиндрическим потолком. Все двери, ведущие в спальни, или в ванные, или в кладовки, закрыты. В конце коридора располагается круглая ниша, где стоит самая впечатляющая модель корабля, которую приходилось видеть Виви. Это не дом, а музей; здесь нет ни одной дешевой или неаутентичной вещи.
Они поднимаются по еще одной лестнице на третий этаж, где обитает Саванна, на отремонтированный чердак. Огромное пространство под сводчатой кровлей наполнено воздухом и выполнено целиком в белых тонах: стены, плинтусы, занавески, двуспальная кровать с пологом. Ковер на полу сплетен из ярких радужных нитей, а на стенах висят рисунки авторства подруги.
И именно один из них, «автопортрет» – Саванна с зелеными волосами, в красных штанах в виде двух длинных прямоугольников – доводит Виви до слез. Она приносила домой школьные поделки: индейку, нарисованную из обведенной ладони, пасхальных кроликов с хвостами из ватных шариков и даже тесселяцию, над которой корпела на уроке геометрии в девятом классе, – но уверена, что все они оказались в мусорном ведре. Семья Виви никогда не делала ничего на память и не отмечала никаких семейных дат, оба ее родителя считали, что их семья не стоит усилий. Они просто пытались выжить, но даже в этом не преуспели.
– Что такое? – спрашивает Саванна.
Виви не может объяснить, что сейчас чувствует, боясь показаться мелочной. «Моя мама не сохранила моих школьных рисунков. У меня нет свидетельств личной истории». Саванна точно скажет, что завидует, потому что родители Виви над ней не трясутся. У нее есть то, что хочет Саванна: свобода.
– Твоя мама не знает, что я приехала на все лето, правда ведь? – спрашивает Виви.
– Да плевать я хотела на свою маму, – машет рукой Саванна. – Как будто ее мнение что-то значит. И не волнуйся: нам не придется спать в одной кровати, потому что…
Она идет к двери, за которой, как думала Виви, скрывается шкаф, открывает ее и показывает другую спальню, где умещаются только двуспальная кровать, комод и стол, стоящий у крошечного окна. Виви выглядывает наружу – вдалеке видна гавань. Эта крошечная комната идеальна. Компактная и строгая. Она сможет здесь писать, глядя на море для вдохновения.
По лицу Виви катятся слезы.
– И на какой срок я, по ее мнению, приехала?
– Ой, да это просто глупое семейное правило. Якобы гости не могут оставаться дольше недели.
– Почему ты мне не сказала? – спрашивает Виви. – Ты говорила, что я могу остаться на все лето.
– Конечно, можешь, – заверяет Саванна. – Мне только нужно поговорить с папой лично.
Мистер Хэмильтон в рабочие дни живет и трудится в Бостоне; он приезжает на Нантакет в пятницу вечером и уезжает в понедельник утром.
– А если это не сработает?
– Это всегда срабатывает, – заверяет Саванна.
– А если нет? – настаивает Виви. – Просто скажи, какой худший сценарий.
– Худший сценарий? – переспрашивает Саванна. – Слушай, мои родители никогда, вообще никогда сюда не поднимаются. И рано ложатся спать. Мы могли бы сказать, что ты нашла себе съемную квартиру и иногда просто будешь оставаться на ночь. Я стану убирать у тебя в комнате, менять постельное белье и так далее, пока мама в клубе…
– Ты предлагаешь мне прятаться здесь все лето? – уточняет Виви.
Им обеим становится смешно, но неужели это правда смешно? Разве Виви не точно это сформулировала?
Спустя несколько дней – они лежали на пляже Нобадир, катались по городу на скелете джипа Саванны (у него не было крыши, дверей и заднего сиденья), ездили на старых велосипедах на Сконсет посмотреть на первые в этом году вьющиеся розы, танцевали до утра в «Чикен Бокс» – Виви уже готова рассмотреть план по превращению в скрывающуюся беженку.
Когда в пятницу вечером приезжает мистер Хэмильтон – на нем по-прежнему полосатый офисный костюм, он партнер в большой юридической фирме на Стэйт-стрит, – в доме становится гораздо веселее. Мистер Хэмильтон делает свою знаменитую «Маргариту», и они пьют ее за столом у бассейна.
– Ну как, нравится Нантакет? – спрашивает мистер Хэмильтон у Виви.
– Очень нравится, – признается она. – Не хочется уезжать.
– О, ну что поделать, придется, – говорит мистер Хэмильтон. – В понедельник, да? Уже взяла билеты на паром?
– Виви не может остаться еще на несколько дней? – просит Саванна. – Пожалуйста?
– На несколько дней можно, – разрешает мистер Хэмильтон, разливая коктейли в огромные тюльпанообразные бокалы.
– Вы оба явно забыли о том, что приезжают Патрик и Дебора с детьми, – напоминает Мэри Кэтрин. Она улыбается Виви, не разжимая губ. – Это мой брат, его вторая жена и их отпрыски, включая детей от первых браков. Боюсь, в доме не будет и миллиметра свободного места.
– Прошу прощения, – бормочет Виви и выскальзывает из-за стола. «Маргарита» жжет ей желудок. Патрик, Дебора и их шестеро детей – члены семьи, а она – нет. Придется уехать. Бромли идет за Виви в дом – за эту неделю он стал ее преданным поклонником и неизменно следует за ней по пятам. Ей приходится отогнать его, чтобы закрыть за собой дверь туалета.
Из всех комнат этого впечатляющего дома Виви больше всего любит туалет на первом этаже. Стены от пола до потолка заняты фотографиями семьи Хэмильтон на Нантакете. Здесь, наверное, больше двухсот снимков, и Виви очень много времени провела, разглядывая их. Большая часть принадлежит тому времени, когда Саванна была ребенком. Фотографии на пляже, на яхтах, на теннисном корте, в бассейне, на Мэйн-стрит на мероприятиях в честь Дня независимости; фото старой таксы Саванны, Хермана Мюнстера, поперек дивана в библиотеке; фотографии мистера и миссис Хэмильтон – они целуются, обнимаются, поднимают бокалы с коктейлями. Виви изучила каждую фотографию, как детектив в поисках улик.
Теперь она разглядывает стену, пытаясь найти на снимках кого-то, кто мог бы быть Патриком и Деборой или Патриком и его первой женой.
Раздается стук в дверь. Это Саванна.
– Всё в порядке? Теперь ты меня ненавидишь? Это все я виновата.
И правда, это все она виновата. Кто приглашает человека на все лето в дом к своим родителям, не спросив сначала у родителей? Саванна знала правило насчет гостей, но ничего не сказала. Она позволила Виви думать, что эта нантакетская жизнь на одно лето может стать ее жизнью. Было бы не так уж плохо, если бы только Виви не влюбилась безнадежно и непоправимо в этот остров и во все, что он мог предложить.
– Сейчас выйду, – говорит Вивиан беззаботно и жизнерадостно.
Она рассматривает фотографию семьи Хэмильтон, которая висит над выключателем. На ней мистер и миссис Хэмильтон и Саванна, которой, наверное, семнадцать или восемнадцать лет, то есть это прямо перед поступлением в Дьюк. Все то лето Виви ни на минуту не расставалась с Бреттом Каспианом. Хэмильтоны сидят перед костром на пляже; у всех загар, который бывает только в конце лета, и Саванна, кажется, засовывает в рот последний кусок хот-дога.
Тем летом девушки вели совершенно разные жизни, но потом их пути пересеклись, и теперь, четыре года спустя, они уже лучшие подруги. Перемены происходят в мгновение ока: одна девочка протягивает другой свой шампунь – и вот уже началась дружба.
У Виви есть деньги в банке. Она может взять часть их, снять себе комнату и купить подержанный велосипед. Может найти работу. Может остаться здесь своими силами.
Виви решает, что останется. Она найдет способ сделать так, чтобы остров принадлежал ей. Станет местной. Двадцать или тридцать лет спустя сможет вспоминать, как отказалась злоупотреблять гостеприимством Хэмильтонов и начала пробивать себе путь сама.
«Между нами говоря, – Вивиан представляла, как рассказывает историю друзьям, – это было лучшее, что когда-либо со мной происходило. Переломный момент в жизни». За эту неделю Виви из Огайо не просто увидела жизнь, полную богатства и привилегий. За эту неделю она нашла свой дом.