Уилла чувствует, что этот рассказ начинает прошибать ее на слезу.
– Умираю с голоду. Давайте я сделаю нам поесть?
Бретт смеется, вытирая уголки глаз.
– С удовольствием, спасибо.
За сэндвичами, чипсами и персиками – те просто истекают соком, и обоим приходится стыдливо вытирать руки и все вокруг – Бретт рассказывает о том, чем они с Виви занимались в школе. Как гуляли по торговому центру «Парматаун», ходили в боулинг в «Мэйпл Лэйнс», на вечеринки для подростков в клуб «Майнинг Компани», футбольные матчи, а потом в «Антониос» есть пиццу. Виви занималась на коричневом диване в гараже Уэйна Кертиса, пока Бретт репетировал со своей группой. Они много «катались» – к каналу на реке Кайахога и по шоссе Стэйт Хилл. Ездили в «Шитц» за «Читос», пирогами и рутбиром. Когда весной стало тепло, они сбегали на озеро Ири и сидели на пляже в парке «Эджуотер».
Уилла чувствует, что Бретт к чему-то подводит. К этому времени они уже поели. Уилла убрала тарелки и дважды успела сходить в туалет. Уже половина первого, и внезапно песок в часах начинает сыпаться быстрее, чем ей того хотелось бы. Им нужно выезжать к парому через час.
Почему она не уговорила Бретта переночевать у них? Он еще даже не был на пляже, хотя джинсы и кеды для этого – неподходящая одежда.
– Я привез вам снимки, – говорит Бретт и тянется к своему рюкзаку. – Я сделал копии, чтобы вы могли оставить их себе.
Он достает пачку фотографий и показывает их одну за другой Уилле.
Виви, в розовом вязаном свитере и темно-зеленой безрукавке, сидит на трибуне во время школьного футбольного матча. Рядом с ней Бретт, в джинсах и джинсовой куртке, показывает средний палец тому, кто снимает.
– Это ранняя стадия наших отношений, – говорит он. – Ваша мама все еще носила ту повязку на голове. Но потом… – На следующей фотографии на Виви обтягивающие джинсы, кеды и футболка с группой REO Speedwagon. Глаза у нее подведены черным, на шее кружевной чокер. Бретт по-прежнему в своей джинсовой куртке. Они сидят на скамейке в торговом центре; между ними стоит стакан из «Орандж Джулиус».
– А это рождественский бал, – продолжает Бретт. На фото они вдвоем позируют на фоне шелкового занавеса, изображающего зимнюю сказку. На Виви черное платье на тонких бретелях, а Бретт в сером костюме в полоску, фиолетовой рубашке и фиолетовом галстуке. У него на голове впечатляющая прическа по моде восьмидесятых: с выбритыми по бокам волосами.
Уиллу больше всего поражает, насколько ее мама на фотографиях молодая и незнакомая. Это Виви до того, как вышла замуж, до того, как родила детей, до того, как ее нога ступила на Нантакет, и, возможно, даже до того, как она вообще узнала, что такое Нантакет. Настоящая Вивиан Хоу, мать Уиллы, но та совершенно ее не узнает.
– Потом учебный год закончился, мы выпустились из школы. Твоя мама поступила в Дьюк со стипендией. У меня не было никаких определенных планов, но мою группу начали приглашать в разные места. Нас позвали играть на бар-мицве в отеле «Холидей Инн» в Индепенденсе, – он делает паузу и кивает. – Тогда все и случилось.
– Что? – спрашивает Уилла. – Что случилось?
«Что, – спрашивает она себя, – такого могло произойти на бар-мицве в “Холидей Инн” в Индепенденсе, штат Огайо?»
– Одному из гостей, дяде мальчика, понравилось, как мы играем. Оказалось, что дядю зовут Джон Зубов и он вице-президент «Сенчери Рекордс» в Лос-Анджелесе.
– Да вы что?! – ахает Уилла. – То есть вас заметил продюсер?
– Джон спросил, есть ли у нас свои песни. На тот момент было всего две. Одна называлась «Парматаун блюз», ее написал наш барабанщик Рой. А вторая – «Золотая девочка», которую я написал для вашей мамы, после того как умер ее отец. Когда Фрэнк покончил с собой, Виви была… убита горем. – Бретт опускает голову. – Думаю, вы понимаете, что она тогда чувствовала. Непоправимую утрату. Что ничего больше нельзя исправить.
– Понимаю, – шепчет Уилла.
– Я хотел ей помочь. Обнимал ее, когда она плакала, поддерживал, когда она ссорилась с матерью, но этого было недостаточно. Поэтому я спросил себя: «А что я вообще умею делать?» Я умел только играть на гитаре. И написал для Виви песню.
– Вот это да! – произносит Уилла. Она просто не может в это поверить!
Бретт достает из футляра гитару. Уилла ничего не понимает в инструментах, но видит, что эта гитара особенная: из темного дерева, с жемчужной накладкой и вышитым ремешком через плечо. Когда звучит первый аккорд, у Уиллы по телу пробегают мурашки. Она из тех людей, которые всю свою жизнь готовятся к какому-то воображаемому моменту в будущем… моменту идеального счастья. В каком-то смысле смерть Виви сняла с нее такую задачу. Идеального счастья не наступит никогда, потому что мать уже не сможет разделить его с ней. Даже если Уилла доживет до ста лет и окружит себя детьми, внуками и правнуками, ей все равно будет не хватать мамы. Поэтому теперь она может надеяться только на неожиданные крупицы блаженства. Такие, как сейчас. Уилла познакомилась со школьным парнем Виви. Увидела фотографии своей матери в обтягивающих, как перчатка, джинсах и с подводкой для глаз.
А теперь Бретт будет петь композицию, которую написал для Виви.
– Когда мы начали встречаться, «нашей» песней была Stone in Love группы Journey, – говорит Бретт. Он делает паузу. – Вы знаете Journey?
– Don’t Stop Believin’ – это они? – наугад спрашивает Уилла.
– Да. У них есть еще одна, Stone in Love. Мы слушали ее в кассетнике моего «Скайларка», Виви перематывала снова и снова, мы врубали магнитофон на полную громкость, опускали стекла и орали вдвоем. Эта песня воплотила для меня всю старшую школу. – Он берет еще один аккорд. – У вас с мужем есть такая?
– Castle on the Hill, – отвечает Уилла. – Эда Ширана.
Она думает, что Бретт, наверное, считает Эда Ширана дурацким, но его лицо проясняется.
– Вот, я об этом и говорю, еще одна песня о подростковой влюбленности, понятно, почему она перекликается с чувствами молодых ребят.
Да, это одна из песен Рипа и Уиллы. Они танцевали под нее на своей свадьбе.
– Честно говоря, мы с Виви не особо понимали, что значит «Влюбленный камень»[29]. Нам казалось, что это про самую чистую любовь, самую лучшую, которую только может испытывать человек, про первую любовь.
Уилла понимающе кивает. Рип – ее единственный и неповторимый!
– В конце их хита есть строчка: «Золотая девочка, ты будешь со мной навсегда». И так у меня появилась идея моей собственной песни. Виви была моей золотой девочкой. Той, с кем для меня больше никто не сравнится. – Он смотрит на Уиллу. – Правда, до сих пор.
– Сыграете? – шепчет она.
Бретт постукивает по гитаре ладонью, отбивая ритм, а потом начинает петь. Песня цепляет сразу, это немножко блюз, немножко фолк, но с рок-битами. Голос у Бретта… сексуальный. Уилле не хотелось бы использовать это слово, но против истины не возразишь. У него сильный голос, нежный и немного грубоватый. «Ты – мое солнце, мой свет, мое сокровище, моя награда; ты – огонь в моих глазах… моя золотая девочка, такая храбрая. Я открою для тебя любую дорогу, я не выпущу твое сердце».
Уилла не может поверить своим ушам, это прекрасная композиция. Ничем не хуже Эда Ширана. Как только Бретт заканчивает, Уилла аплодирует и спрашивает:
– Сыграете, пожалуйста, еще раз? Хочу снять, чтобы у меня осталось видео.
Она боится, что он заупрямится и не захочет, чтобы его снимали, но Бретт, улыбнувшись, садится прямее. В лицо ему бьет солнечный свет, за спиной мерцает манящая полоска океана. Во второй раз песня звучит еще лучше. У Уиллы начинает щемить сердце, и она, хотя никогда не была в Огайо, внезапно переносится туда, где в восьмидесятых сидела ее мама, закинув ноги на приборную доску машины Бретта. Та гудит от басов проигрывателя, ветер рвется в открытые окна и приносит с собой запах свежескошенной травы, сердце исполнено страсти, стремится куда-то. Но если это такая любовь, слаще которой уже быть не может, чего же Виви не хватает?
Уилла немного ревнует. Кто-то так сильно любил Виви, что написал для нее такую песню. И она не понимает, почему мама никогда об этом не рассказывала. Никому.
Когда Бретт умолкает, Уилла говорит:
– Не могу поверить, что вы не стали знаменитостью.
– Ну так вот, пришло время рассказать конец истории.
Конец истории. По тону, которым он это сказал, и по тому, что Бретт работает в отеле в Ноксвилле, штат Теннесси, можно догадаться, что история закончилась не так, как должна была.
– Вы читали книгу мамы? – спрашивает Бретт.
Уилла нехотя кивает. Она начала «Золотую девочку» сразу после их телефонного разговора, но добралась пока только до третьей главы. Уилла так устает к вечеру, что иногда засыпает, не осилив даже одной страницы.
– Мы с группой полетели в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с представителями «Сенчери Рекордс».
– Им не понравилась песня?
– Им не понравилась «Парматаун блюз», они сказали, что та слишком региональная. Так оно и было. Но «Золотая девочка» им приглянулась. Они дали нам записать демо в студии и начали говорить о том, что группе стоит переехать в Лос-Анджелес. Мы могли бы еще написать песни, играть на более прибыльных мероприятиях, а пока работать над альбомом. – Бретт делает паузу. – А потом позвонила твоя мама и сказала, что беременна.
– Что? – спрашивает Уилла. Она вскочила на ноги и внезапно почувствовала, что снова хочет в туалет. – Подождите, сейчас вернусь. Две секунды.
Уилла бежит в туалет, думая: «У меня есть брат или сестра!» Она читала про всякие удивительные истории у друзей на «Фейсбуке» о том, какими сюрпризами оборачивались их генеалогические изыскания, и, честно говоря, ей всегда казалось, что это все немного преувеличено. Но теперь! У Уиллы есть старший брат или сестра, так вот почему Бретт проехал через семь штатов, чтобы сюда попасть.
Но, моя руки в раковине и глядя на себя в зеркало, она думает: «Нет, он явно не это собирался мне рассказать, а что-то другое».