Уилла проклинает себя за то, что так мало успела прочитать из маминого романа.
Когда она возвращается на веранду, Бретт, кажется, охвачен смущением.
– Я так понял, мама не говорила вам, что забеременела в школе?
– Нет.
– Ну так вот, – тянет Бретт. Ему, кажется, не хочется продолжать. – Она позвонила мне в Калифорнию, сказала, что беременна, и я полетел домой.
Уилла чувствует, как у нее в желудке шевелится сэндвич. «Что было дальше?»
– Вторая половина лета выдалась странной, – признается Бретт. – Сейчас, с расстояния, мне все видится как-то яснее. Мы были детьми. Не знали, что нам делать. Виви то говорила, что хочет оставить ребенка, потом решала, что мы слишком молоды, чтобы становиться родителями. Она не знала, что делать с поступлением в Дьюк. Мы хотели, чтобы у нас появился этот ребенок, хотели остаться вместе, но еще нам хотелось, чтобы у нас было будущее.
– Мама сделала аборт? – спрашивает Уилла.
– Нам так и не пришлось принимать это решение, – отвечает Бретт. – Она пришла однажды рано утром ко мне домой и сказала, что у нее случился выкидыш.
Уилла не знает, что сказать. Ее мать ей солгала! Солгала в лицо!
– У нее был выкидыш? Она потеряла ребенка?
– Да, – говорит Бретт. – Я был расстроен, но, мне кажется, Виви почувствовала облегчение. В любом случае нам не пришлось принимать решение.
– И что было дальше?
– Дальше… Я вернулся в Калифорнию. Виви в конце концов уехала в Дьюк, и я больше никогда ее не видел.
– А ваша музыка?
– С ней ничего не получилось, – признается Бретт. – Меня не было всего пару недель, но к тому времени, когда я вернулся, Джон Зубов уже работал над другим проектом. Мои товарищи по группе, Уэйн и Рой, говорили, что я во всем виноват, ведь уехал, но на самом деле у нас закончились деньги, мы скучали по Парме и хотели домой. Я настаивал, чтобы «Золотую девочку» выпустили как сингл, но Зубов не работал с группами-однодневками, у которых только один хит. Он хотел вкладываться в группы, у которых есть будущее. Мечтал найти новых «Аэросмит».
– Такая хорошая песня, – замечает Уилла. – И все просто зачахло в зародыше? Никто так ее и не услышал?
– Зубов хотел предложить хит какой-нибудь другой группе. Джон Хайятт вроде заинтересовался. Но я не хотел продавать песню. Не хотел, чтобы Джон Хайятт или Джон Фогерти пели композицию, которую я написал для Виви. – Бретт смеется. – Я не просто управляющий «Холидей Инн», я еще играю там в баре по пятницам, во время счастливого часа. В дни матчей набивается много народу, особенно фанатов «Волз». Я в основном исполняю каверы, но всегда вставляю в какой-то момент «Золотую девочку», и людям кажется, будто они ее где-то слышали, и все очень удивляются, когда я говорю, что сам ее написал. Я записал песню на диски, ставлю перед собой коробку, продаю за три бакса. Уже продал шестьсот двадцать четыре штуки. Все время говорю себе, что когда-нибудь она попадет в нужные руки.
– Вы сердитесь на мою маму за то, что она лишила вас такого шанса? – спрашивает Уилла.
– Господи, тогда точно не сердился, я ведь догадывался, что она не сама по себе забеременела, – отвечает Бретт. – А теперь… Слушай, я всегда верил, что все всегда складывается так, как и должно. Если бы мне суждено было стать рок-зведой, кто-то другой заметил бы меня. В Теннесси полно людей, связанных с музыкой, даже в Ноксвилле. – Он качает головой. – Пожалуйста, не надо меня жалеть, если собралась. У меня хорошая жизнь, Уилла, и я мало о чем сожалею. – Бретт откладывает гитару с такой осторожностью, будто опускает в колыбель младенца. – Хотя мне хотелось бы еще раз увидеть твою маму. – Он улыбается Уилле. – Но встреча с тобой стала приятным сюрпризом.
Обратно в город они едут в молчании. В нормальной ситуации Уилла сейчас искрила бы остроумием, расспрашивая о жизни в Ноксвилле или о чем-то другом нейтральном. Но все ее мысли заняты новостью о том, что Виви забеременела в семнадцать лет и у нее случился выкидыш.
Бретт, кажется, заметил: что-то не так. Он спрашивает:
– Ты в порядке? Может, я перевернул весь твой мир своим появлением?
– Дело не в этом. Просто я… у меня уже было три выкидыша.
– О, Уилла, очень, очень сочувствую.
– Я снова беременна. – Уилла сжимает губы. Неужели она только что произнесла это вслух? Неужели Бретт Каспиан, человек, с которым она познакомилась четыре часа назад, узнаёт про ее беременность раньше, чем все родные?
– Поздравляю, – осторожно говорит он. – Какой уже срок?
– Одиннадцать недель. Так что еще рано радоваться. Однажды это произошло на пятнадцатой неделе…
– О, Уилла.
– Когда это случилось в первый раз, я спросила у мамы, был ли у нее когда-нибудь выкидыш. Она сказала, что нет.
– Вот как.
– Я, конечно, хотела, чтобы она понимала мои чувства. Но еще я хотела знать почему. Может, это генетическое, может, у нас в семье случались спонтанные выкидыши. Моя мать солгала. Она сказала «нет». А на самом деле – да. – Они уже подъехали к причалу. Уилла паркуется на стоянке; у них есть еще немного времени.
– Итак, – говорит Бретт со вздохом, и Уилле неловко за то, что она втягивает его в семейную драму, он вот-вот должен уехать. – Когда я читал книгу твоей мамы, мне пришло в голову…
Уилла морщится.
– Ты ведь не прочитала книгу? – спрашивает Бретт.
– Я на тридцать восьмой странице, – признается Уилла.
Он делает вдох.
– Ну так вот, в книге описана такая же ситуация, в которой оказались мы с твоей мамой. – Бретт смеется. – Стотт Маклмор – это точно я, до кончиков ногтей. Но неважно. В книге девушка, Элисон, вызывает Стотта из Калифорнии, сказав, что беременна, но на самом деле лжет. Она… притворяется, потому что боится, что Стотт станет рок-звездой и Элисон его потеряет. Он приезжает домой из Калифорнии, и через несколько недель она говорит ему, что у нее случился выкидыш.
Уилла ахает.
– То есть вы думаете, что мама… притворялась? Она не была беременна? И у нее не было выкидыша? Она солгала вам?
Бретт делает вид, что взвешивает два варианта на ладонях.
– Я не знаю, чему верить. Оглядываясь назад, начинаю думать, что она могла и соврать. Виви тогда еще не пришла в себя после смерти отца, а я внезапно решил начать новую жизнь без нее, ей было одиноко, грустно… она была готова на все, прямо как Элисон. – Бретт смотрит в окно, качая головой. – И, прямо как Элисон, едва я прилетел домой, потеряла ко мне интерес и отправилась в колледж, ни секунды не раздумывая.
Уиллу это задевает.
– Не думаю, что моя мама поступила бы так. Она была хорошим человеком и сильной женщиной, уверенной в себе.
– Когда выросла – конечно, – соглашается Бретт. – Но в семнадцать она вела довольно жестокую борьбу со своими демонами. Элисон как две капли воды похожа на Виви, которую я знал.
– Наверняка в книге Элисон лжет насчет беременности, потому что история так получается интереснее, – возражает Уилла. – Мама любила драматические сюжеты.
Бретт вздыхает.
– Единственный человек, который знает правду, – это Виви, но, к сожалению, ее с нами нет и она не сможет нам ничего рассказать. – Он открывает дверь машины и наклоняется, чтобы поцеловать Уиллу в щеку. – Твоя мама была человеком, Уилла. Как и все мы. – С этими словами Бретт выходит из машины, закрывает за собой дверь и машет в открытое окно. – Спасибо за сегодняшний день. Давай не терять связи.
– Хорошо, – говорит Уилла. Ей хочется убедить Бретта: ее мать не солгала ему и не лишила шанса на карьеру лишь потому, что чувствовала себя одинокой и потерянной в Огайо, но потом Уилла понимает, он прав: единственный человек, который знает ответ, – это Виви. Что, если она действительно соврала про беременность? Может, поэтому Виви никогда даже не заикалась о Бретте Каспиане, об их романе, о песне. Может, ей было слишком стыдно. И это могло бы объяснить, почему мать сказала Уилле, что у нее никогда не было выкидыша: потому что его и не было.
«Мама! – думает она. – Что же ты наделала?»
Уилле кажется, что ей нужно извиниться перед Бреттом, как-то компенсировать ему случившееся.
Вернувшись в «Уи Бит», она отправляет видео с записью песни Бретта Флор маминому рекламному агенту; может быть, та знает кого-то в музыкальном бизнесе, может, это станет первым шагом к тому, что у Бретта появится свой агент.
Потом Уилла сама пересматривает видео. Трижды.
Виви
«Единственный человек, который знает правду, – это твоя мама, но, к сожалению, ее с нами нет и она не сможет нам ничего рассказать».
«Я здесь! – думает Виви. – Наверху!»
«Твоя мама была человеком, Уилла. Как и все мы».
«Бретт!» – думает Виви. Она не заслуживает его доброты.
В ту ночь, пока все спят, Виви не может удержаться и возвращается в лето 1987 года.
Бретт рассказывает ей, что его группа «Побег из Огайо» будет играть на настоящем мероприятии, на бар-мицве в «Холидей Инн» в Индепенденсе.
– Шестьсот баксов! – восклицает он. – По двести каждому! За один вечер работы!
– Можно прийти послушать? – спрашивает Виви.
Бретт мнется.
– Наверное, лучше не надо. Это частная вечеринка, там, наверное, гости по списку…
– Я же не поесть приду! Я просто хочу вас послушать.
– Мы можем встретиться после, – предлагает он. – Поедем на озеро, как тебе такой план?
Виви соглашается, хоть и чувствует себя за бортом. Те часы, которые Бретт играет на бар-мицве, она убивает, разбирая шкаф и комод. Через шесть недель ей ехать в Дьюк. Они с Бреттом не говорили, что с ними будет, когда Виви уедет, эта тема расстраивает их обоих. Она уже засомневалась, не пойти ли в Денисон, где ей тоже предложили полную стипендию. Это хороший университет и всего в двух часах езды отсюда. Бретт мог бы навещать Виви каждые выходные. Если бы ей досталась одноместная комната, он мог бы поселиться с ней в общежитии.
Бретт возвращается на час позже того времени, о котором они договорились. Но вместо того чтобы извиниться, начинает оживленно делиться новостями. Среди гостей на бар-мицве был дядя мальчика, Джон Зубов, который оказался большой шишкой в «Сенчири Рекордс». Ему понравилось, как они играли! Он хочет, чтобы группа приехала в Лос-Анджелес!