Спрячься от этого в своих мыслях. Это был застарелый рефлекс, будто прошлая, забытая версия Дары – Дары, который пережил столетия рабства у ифритов, – незаметно взяла его за руку, чтобы сопровождать его в этом новом кошмаре и не позволить ему разбить то, что осталось от его души.
Но для этого было слишком поздно. Его конь приземлился на дороге, и Дара ударил одного джинна поперек груди, покрывая свой бич первым из, в чем он не сомневался, многих на сегодня слоев крови. Он взревел, призывая своих воинов в атаку, и обрушил следующий квартал зданий. Взрыв разметал кирпичи во все стороны, и крыша длинного торгового ряда придавила толпу джиннов, искавших там укрытия. Дара ударил плетью мужчину. Женщину. Ребенка. Кровь густо покрывала его кожу, вокруг скапливались тела.
Но этого оказалось недостаточно. Зейнаб аль-Кахтани нигде не было видно, и желание Манижи толкало его на новые разрушения, новые смерти. Дара снова взмыл в воздух, чтобы с высоты обрушить внушительный комплекс, в котором он узнал знаменитую школу Аяанле и общественный парк Гезири. А потом он продвинулся к бывшей границе между секторами Гезири и шафитов.
В следующем квартале находилась больница Нари.
Нет. Пожалуйста, Создатель, нет! Дара со всей силы воспротивился контролирующему его проклятию, в отчаянии пытаясь найти выход. Потянуть время. Но он не мог причинить себе вреда и не мог не выполнить приказ.
Поэтому он устремил своего коня на землю.
Булыжники мостовой трещали от жара и магии, источаемых его телом. Он словно провалился в ад, где ему было самое место. Перед его взглядом разворачивались такие кошмарные сцены: в панике разбегались матери, прижимая к себе рыдающих детей, а его солдаты сцепились в неравной, кровавой схватке с мирным шафитским населением и уцелевшими гвардейцами Гезири. Раздавались выстрелы, летали стрелы. Здания пылали, и на фоне густого дыма мелькали мечи и текли реки крови.
Спасители Дэвабада.
А ноги Дары все несли его вперед. Вместо плети, выпавшей из руки, когда та слишком глубоко впилась в спину джинна, который упал на колени, умоляя сохранить ему жизнь, Дара теперь держал в одной руке булаву, а в другой – меч.
Но джинны все еще не были сломлены до конца.
– Держите больницу! Цельтесь в Бича!
Воины набросились на него. Мужчины верхом на лошадях, женщины бросали обжигающий «огонь Руми». Еще вчера он бы умер уже дюжину раз, невзирая ни на какие силы первородного дэва. Но теперь, когда его защищала магия крови и проклятие Манижи бросало вызов самой природе, Дара, как ни в чем не бывало, прокладывал себе путь вперед чужими смертями, устремившись к больнице, которую так кропотливо восстанавливала любимая им женщина. Слезы застилали ему глаза, испаряясь прежде, чем их кто-нибудь мог бы заметить, – ему не было позволено подавать даже намека на то, что его сердце разрывалось на части.
Двадцать шагов до больницы. Десять. Дара занес руки. Спрячься в своих мыслях. Магия шипела на кончиках пальцев…
Огромные деревянные двери распахнулись настежь.
– Стой!
Зейнаб аль-Кахтани стояла с зеленым флагом в руках.
Потребовалось несколько секунд, чтобы ее крик услышали. Чтобы один вид ее в черном платье, с покрытым вуалью лицом, безоружной, если не считать флага, заставил сражающихся джиннов застыть как вкопанных. Она сделала шаг, и несколько воинов отступили, словно само ее присутствие оттеснило их назад. Рядом с ней стояла Разу, глядя на Дару обманутым и ненавидящим взглядом.
Сжимая флаг, точно меч, Зейнаб сделала еще один шаг к нему навстречу, гордо подняв голову.
– Мы сдаемся, – холодно сказала она. – Мы сложим оружие, если ты остановишься, – она опустила флаг. – Манижа получит меня.
Дара тоже поднял руку.
– Опустить оружие, – приказал он своим воинам.
Впрочем, это уже не требовалось – Зейнаб остановила их всех.
Вот только желание Манижи все еще бередило кровь. Оно требовало большего. «Унизь ее, – настаивало оно. – Заставь ее роптать».
– Зейнаб! – Из дверей больницы выскочила Акиса.
Разу и двое солдат Гезири метнулись к ней, чтобы перехватить воительницу. Но у них не было против нее шансов, и Акиса вырвалась. Зейнаб оглянулась.
– Не подходи, друг мой. У нас нет выбора, – но хлесткий голос Зейнаб разнесся по воздуху, когда она отчеканила что-то еще на гезирийском языке.
Дара познал много позора в своей жизни, но, глядя на то, как гордая принцесса Кахтани с горящими глазами приближается к нему, он знал, что это бесчестье будет нести до конца своих дней. Не так он планировал отвоевать Дэвабад у семьи, уничтожившей его близких.
Твоих близких уничтожила другая семья. Та, что правит тобой до сих пор.
Зейнаб приблизилась к нему. Она была высокой, как и ее младший брат, и почти не уступала Даре в росте.
– Вот и я, – объявила она. – Надеюсь, это доставит удовольствие проклятой ведьме, которую ты называешь госпожой.
Дара сверкнул на нее глазами, хотя ему до боли хотелось упасть к ее ногам и молить о прощении.
– Что ты сказала своей воительнице?
– Выпустить тебе кишки.
Слова были сказаны достаточно громко, чтобы их услышали его воины. Несколько из них встрепенулись и снова потянулись к оружию.
Создатель, убей меня. Дара грубо схватил Зейнаб аль-Кахтани за руку и повел ее за собой. Желание Манижи подговаривало его сделать что-нибудь похуже: сорвать с нее вуаль и протащить за волосы. Но он только ускорил шаг, направляясь к мидану, минуя кварталы, которые только что уничтожил, пытаясь отвлечься от ужасной тоски. Все вокруг выглядело так, словно по городу прокатилось огромное колесо, размалывая все на своем пути и оставляя после себя лишь огонь и забрызганные кровью обломки. И плач. Постоянно, отовсюду – плач.
Манижа ждала на мидане в компании ифритов. Едва Дара приблизился к ней, как желание все-таки пересилило его, и он силой опустил Зейнаб на колени перед бану Нахидой. Принцесса не вскрикнула, не вздрогнула. Она лишь смотрела на Манижу с нескрываемым отвращением.
Бану Нахида смерила ее снисходительным взглядом.
– Как ты повзрослела. – Она кивнула Даре: – Спасибо, Афшин.
Ему вдруг стало легче дышать – желание исполнилось. Дара судорожно вздохнул и почувствовал кроху свободы.
Он схватился за нож, поднося его к горлу…
– Афшин, я хочу, чтобы ты убрал это, – приказала Манижа, коротко, но очень любезно. – Не хватало еще, чтобы ты причинил себе вред.
Нож выпал у него из рук.
Зейнаб уставилась на него. Если какому-то намеку на отчаяние и удалось пробиться сквозь маску послушания на его лице, этого оказалось достаточно, чтобы возбудить подозрения принцессы, потому что она резко повернулась к Маниже…
Однако та взмахнула рукой, как бы подзывая экипаж. Движение было непринужденным, но его хватило, чтобы изумрудное кольцо Дары на мгновение блеснуло в пыльном свете.
– Боже мой! – ахнула Зейнаб.
Манижа улыбнулась, на этот раз торжествующе.
– Пойдем, девочка. Твой брат ужасно по тебе скучал.
39Нари
Нари вскрикнула от неожиданности, сделала шаг назад и врезалась в стену позади себя. Шеду стоял так близко, что она могла дотянуться до него рукой, а когда он потряс головой, снег, прилипший к его серебристой гриве, упал ей на лицо.
– Боже, сохрани, – прошептала она, скользя подошвами по заледеневшей земле и пытаясь отстраниться – если бы не эта чертова стена.
Нари протянула ладонь, наполнив ее зачарованными огоньками. Но это была крайне сомнительная защита, и Нари вдруг поймала себя на том, что ее мать, возможно, мыслила в верном направлении, когда научилась повелевать чужими конечностями.
Вот и на шеду это явно не произвело впечатления. Он сел на задние лапы, поглядывая на нее со смесью любопытства и небрежного презрения, как самый настоящий кот. Очень крупный кот, со светло-золотистой шерстью, под которой перекатывались мускулы, а его глаза, цвета такого бледного серебра, что казались прозрачными, были словно из блестящего льда, окружившего их со всех сторон.
А его крылья… о, эти крылья. Если они показались Нари эффектными на берегу Нила, то теперь и вовсе поражали своим великолепием: длинные, изящные перья сверкали всеми цветами мироздания, радугой из самоцветов, отражая каскады кристаллов льда и снег вокруг.
Они выжидающе смотрели друг на друга в полной тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием Нари. Она не знала, был ли это тот самый шеду, что повстречался ей и Али во время песчаной бури в Египте – различать гигантских мифических летающих кошек по мордам она пока не научилась, – но теплых ощущений встреча пока не вызывала.
– Твоих лап дело? – спросила она, указывая на снежные горы вокруг.
Возможно, было безумием вести диалог с животным, но, видит Бог, она совершала и более странные вещи с тех пор, как случайно вызвала воина Дэва.
Шеду отряхнул крылья и лишь лениво моргнул в ответ своими пугающими глазами.
Терпение Нари лопнуло, и страх отступил.
– Я буду драться, – пригрозила она, вспомнив давний рассказ Джамшида о том, как их предки приручали шеду в древности. – Не думай, что я шучу.
И Нари даже не блефовала. Схватка с шеду, по крайней мере, принесет более быструю смерть, чем если она останется замерзать до смерти на этой загадочной горе, куда она перенеслась.
– Они не разговаривают, – произнес новый голос на языке, который показался Нари смесью птичьих трелей и воркования. – Хотя и любопытно было бы взглянуть на такой поединок.
Нари подскочила и подняла взгляд наверх.
Ей в ответ улыбалась пери.
Очень похожая на Хайзура, вплоть до когтей, уцепившихся за скалу, и птичьей нижней части туловища, эта пери имела лицо молодой женщины и блестящие жемчужные крылья. Веерообразный гребень из перьев цвета темной слоновой кости торчал вокруг ее головы, как нимб.
Пери соскочила вниз, воспользовавшись безмолвием Нари, чтобы присоединиться к шеду, с которым обменялась озорным взглядом, а затем кивнула на огоньки, все еще кружащие