– Вот почему я их убила! Думаешь, у тебя не было выбора? Попробуй пожить под игом своих врагов век, Нари, а не пять лет. Посмотри, как твоего брата избивают за твое неповиновение, и представь, что это Гасан, а не Мунтадир, хочет прикоснуться к тебе. Выжги клеймо на плече своего новорожденного ребенка, отними его наследие под звуки его же плача и покинь его навсегда. Вот тогда и будешь читать мне нотации о выборе. Я не хотела этого насилия. Оно будет преследовать меня до конца моих дней, но будь я проклята, если все это окажется напрасным.
Спокойствия матери как не бывало, слова рвались из Манижи, будто она слишком долго держала их в себе. И что самое ужасное… Нари могла ее понять.
Но не оправдать.
Нари покачала головой:
– Я видела, что вы вдвоем сотворили с городом… Вы зашли слишком далеко.
– И что, раз ты отыскала где-то шеду и вынула камушек из сердца своего принца, теперь ты думаешь, что способна сместить меня? – В голосе матери звучали язвительность и раздражение, и это было больно, потому что Нари, несмотря ни на что, слышала за ними навязчивый родительский упрек, словно та отчитывала нерадивого ребенка.
Но Манижа еще не закончила.
– Хватит об этом, – вздохнула она. – Нари, прошу тебя… Я снова дам тебе шанс, но это в последний раз. Ты моя дочь. Ты, по общему признанию, на редкость даровитая целительница. Сдайся. Отзови своего шеду и отдай мне кольцо. Я не освобожу тебя, но я позабочусь о твоем комфорте и образовании, и тебе будет разрешено вернуться в лазарет. Разыграй свои карты правильно, и ты сможешь построить здесь жизнь, завести семью – у меня у самой никогда не было такой перспективы.
Дара все это время безмолвным стражем оставался рядом с Манижей. Его взгляд был опущен в пол, и в своей ослепительной униформе он являл собой идеальную картину покорности.
И это Манижа хотела слепить из нее – блудную дочь, сбившуюся с пути, но вставшую на дорожку исправления, живое доказательство великой милости Манижи. Нари снова станет целительницей, тихой и покорной, ее будут выводить в свет и украшать на праздники, по умолчанию предполагая, что она не станет распространяться о новых злодеяниях, совершенных ее матерью для поддержания позолоченной иллюзии их власти.
Манижа предлагала не «шанс», а сущий кошмар.
– Нет, – ответила Нари. – Никогда. Ты говоришь, что наши силы не равны, однако на твоей стороне – один Афшин и пара ненадежных ифритов. На моей – печать, наша магия и сам город.
– Сломанное кольцо, раненый шеду и роща драчливых деревьев. Но ты явно не хочешь меня слушать. Ладно. Посмотрим, не сможет ли кто-то другой переубедить тебя. Дараявахауш… – Дара резко повернул голову к Маниже. – Тебя пришлось подчинить более радикальным способом. Дозволяю говорить свободно. Расскажи моей дочери, как это было.
И Дара… сломался.
Послушный Афшин – такой прилежный, такой сильный – рухнул на землю. Он сорвал шлем, обнажив рваные линии света, исполосовавшие его лицо.
– Нари. – Дара, рыдая, припал к ее ногам, прижимаясь лбом к земле, и все его тело сотрясалось от рыданий. – Мне так жаль. Так жаль. Я не хотел причинять тебе вред. Но она не оставила мне выбора. Она заставила меня уничтожить город, – выпалил он, приподнимаясь на коленях, чтобы заглянуть в ее лицо. Его глаза безумно сверкали, по щекам текли слезы. – Пожалуйста, – взмолился он, вцепившись в ее юбки. – Сдайся. Я не смогу смотреть на то, как она убивает тебя. Я не смогу… – Он разразился еще более горькими рыданиями, продолжая что-то бессвязно лепетать, а затем просто обнял ее колени, крепко прижимая к себе.
Нари потеряла дар речи. Не находя слов – не находя ни малейшего объяснения тому, что могло превратить легендарного воина, более всего напоминающего воплощение смерти, в этого разбитого Афшина у ее ног, она подняла глаза…
Манижа поймала ее взгляд, подняла одну руку и стянула с нее черную перчатку.
На пальце сверкнуло изумрудное кольцо.
Я не могу ее ослушаться. Я не могу пойти против нее.
Нет, этого не может быть. Этого не может быть. Нари в панике схватила Дару за руки, оторвала их от своих ног и принялась оглядывать его пальцы.
Его кольцо исчезло.
– Нет, – прошептала она. – О, Дара, нет…
Но в его несчастных, влажных зеленых глазах Нари прочла ужасную, невозможную правду.
Он переплел свои пальцы с ее, прижимая их к своему лицу.
– Мне так жаль. Так жаль…
Его кожа обжигала костяшки ее пальцев. Дара все еще стоял перед ней на коленях, словно она была королевой или богиней, которую он пришел просить о заступничестве.
Нари снова перевела взгляд на мать. На свою мать.
– Ты поработила его, – сказала она полушепотом, не отваживаясь произносить настолько отвратительные слова громче.
– Я спасла его. Он бы умер от отравления железом после провальной попытки переворота, если бы я не нашла способ сохранить ему жизнь. И я связала его со своей. Я пожертвовала собственной кровью, останками наших предков…
– Сама или с помощью ифритов? – Глаза Манижи вспыхнули, но ее гнев теперь не шел ни в какое сравнение с гневом Нари. – Называй это как хочешь, факт остается фактом: ты поработила его. Своего собственного Афшина. С помощью магии крови. Магии ифритов. – Нари трясло. – Он провел четырнадцать веков у них в плену, а ты – его Нахида – снова украла его свободу. Будь ты проклята Создателем, – выпалила она, не находя других слов. Колкие замечания и сарказм были здесь неуместны. Такое возмутительное издевательство над ролью их семьи, над отношениями между Нахидами и Афшинами, казалось Нари невозможным.
– Он нарушил свои клятвы, – сказала Манижа в свое оправдание. – Его верность начинала вызывать сомнения. Я укрепила его в ней взаимовыгодным для нас обоих образом.
– Взаимовыгодным для вас обоих… – слабым голосом повторила Нари. – Ради всего святого, о чем ты говоришь?
– В этой… форме. – От Нари не укрылось, как Манижа избегает слова «раб». – Дара еще более могуществен, чем прежде. Он может ровнять с землей города и стирать с лица земли целые армии, – она с искренней теплотой улыбнулась Даре, который все еще рыдал, уткнувшись в ладони Нари. – И потом, так ему будет легче. Он уже столько пережил, его сердце попросту не выдержит того, что требует эта последняя война. Когда мы наконец победим и сможем наслаждаться миром, я освобожу его. Он поймет.
Нари уставилась на своего искалеченного Афшина. Так вот почему пери послали ее убить Дару – вот какой поступок подтолкнул их к краю пропасти. Поступок Манижи, за который будет расплачиваться Дара.
Но напоминание о сделке заставило мысли Нари повернуть в другую сторону.
– И что же ты пообещала ифритам за такую помощь? – спросила она. – Души казненных тобою дэвов? Или что-то еще?
Взгляд ее матери помрачнел.
– То, с чем я предпочла бы не расставаться. И мне не придется, если ты будешь рядом со мной.
– Прислушайся к ней. – Дара произнес эти слова пораженческим тоном, с болезненным сожалением, но все-таки произнес. – Нари, пожалуйста… ты же не хочешь этого, – добавил он, прижимая ее пальцы к рваной полоске огненного света, проступающей над его виском. – Сдайся. Тебе не победить ее. Так будет проще.
Нари на мгновение позволила себе обхватить лицо Дары ладонями, отведя в сторону прядь его волос. Ни за что в жизни, даже в минуты глубочайшего гнева, она не желала ему такой судьбы.
– Афшин, – проговорила она. – Ты всегда недооценивал меня.
– Нари…
Но она уже отошла в сторону. Дальнейшее касалось Нари и ее матери.
– Помнишь, что ты сказала мне на крыше? – спросила Нари. – О том, что знаешь, как Гасан манипулировал мной? О том, насколько мы с тобой похожи? – Манижа бросила на нее недоверчивый взгляд, и Нари продолжила: – Ты была права. Ты была абсолютно права. И за это мне очень жаль. Мне жаль, что мы с тобой не родились в мирное время, где мы могли бы жить все вместе и не знать никаких забот. Где ты могла бы признать нас с Джамшидом как своих родных детей и обучить наукам Нахид. Я искренне скорблю об отношениях, которые могли бы у нас сложиться.
Манижа насторожилась.
– Прошу, обдумай как следует то, что собираешься сейчас сказать, дочь моя. У тебя не будет другого шанса.
Нари собралась с духом и потянулась к своей магии.
– Гасан не сломил меня. – «Хотя, очевидно, надломил тебя», – хотелось добавить ей. – Не сломишь и ты. Я никогда не сдамся тебе на милость. Я лучше умру, чем увижу тебя с печатью Сулеймана.
Лицо Манижи омрачилось неподдельной печалью.
– Силой духа ты пошла в своего отца, – тихо сказала она. – Он тоже погиб из-за этого. – Она повернулась к Даре: – Сейчас же сорви это кольцо с ее пальца.
Нари даже не успела отреагировать на слова о своем отце, как Дара поднялся на нетвердых ногах и сделал неуклюжий шаг вперед.
Она попятилась, быстро оценивая свои шансы. Кольцо с печатью и дворцовая магия по-прежнему были при ней, но Мишмиш был тяжело ранен, а кинжал пери оставался у Манижи. Будь она умнее, использовала бы дворцовую магию, чтобы убрать Дару с дороги, но глядя на то, как он усиленно пытается противостоять рабскому проклятию, даже сейчас, когда с его кожи уже сыпался пепел…
Ты прилетела сюда, чтобы убить его. Ты заключила сделку, чтобы убить его.
– Афшин… – предупредила Манижа, когда Дара закряхтел. – Я могу перефразировать желание так, чтобы ты отрубил ей руку целиком, если снять одно кольцо для тебя слишком проблематично.
Со стоном Дара бросился к ней. Нари призвала помощь дворцовой магии…
Запястье Дары насквозь пронзила стрела.
Дара ахнул, когда вслед за первой еще две стрелы поразили его в руку и в грудь, отбросив его назад.
– Ты ошиблась, мама, – сказала Нари. – Я здесь не одна.
Через садовую ограду перелетел Джамшид.
С огромным луком в руке, на полумертвом летучем симурге, ее брат являл собой пугающее зрелище, но Нари никогда еще не была так счастлива видеть его.