Лицо Разу вытянулось.
– Я подумала, лучше нам будет не встречаться… ни с кем, по возможности. Я верю, что ты был под контролем Манижи, когда напал на сектора, но многие – нет. Они разгневаны, горюют и хотят, чтобы кто-то понес наказание.
Кто бы сомневался. Четырнадцать столетий прошло после Кви-Цзы, а он до сих пор всем известен как Бич. Сколько веков потребуется, чтобы искупить этот последний кошмар?
– Мне не стоило приходить в больницу, – понял Дара, и ему стало не по себе от этого осознания. – Прости. И тебе не стоит никуда меня провожать – я не хочу, чтобы ненависть ко мне перекинулась и на тебя.
– Поверь мне, Афшин, я могу постоять за себя.
Они продолжали идти, пока не вышли из черного хода, ведущего на улицу. В этот ранний час народу на улице было совсем мало.
А значит, ничто не загораживало Даре обзор на уничтоженные кварталы, простиравшиеся от больницы до разрушенного мидана. Тела убитых вынесли, но места их гибели отмечали темные пятна, лохмотья одежды и брошенная обувь среди остального содержимого разоренных домов: битой посуды, грязных постелей и поломанных игрушек. Все нажитое, дома, в которых семьи жили долгими поколениями, все погублено в мгновение ока.
Им, Дарой. Немногим ранее он начал колдовать здесь шатры для укрытия потерпевших, прежде чем те буквально выгнали его взашей. Его жертвы не хотели от него помощи.
И Дара их не винил.
– Надо было мне раньше дать отпор Маниже, – с горечью сказал он. – Создатель, хотя бы днем раньше. Часом. Скольких жертв удалось бы избежать.
– Афшин, если ты ждешь отпущения грехов, то от меня ты его не получишь, – ответила Разу. – Впрочем, не думаю, что хоть кто-то из нас понимал, как далеко она способна зайти. Ни за что на свете я бы не поверила, что она способна убивать других дэвов ради магии крови, не говоря уже о том, чтобы поработить своего собственного Афшина.
И это еще не все, на что она была способна. Нутром Дара чуял, что семьи вельмож не стали единственными убитыми ею дэвами: Манижа убила и родного брата. А ее рассказ о Рустаме, который хотел принести в жертву свою новорожденную племянницу… Дара мог побиться об заклад, что в действительности все произошло с точностью до наоборот.
– Даже не представляю, как нам все это исправить, – признался Дара.
– Шаг за шагом. Я замечала, что даже самые непосильные задачи изнутри кажутся менее пугающими. У каждого из нас есть свои сильные стороны, свои задачи.
Дара скорчил гримасу:
– Пожалуй.
– Афшин, можно задать тебе один вопрос? – Когда он кивнул, Разу не стала хоть вокруг да около: – Ты любишь ее? По-настоящему любишь?
– Я не разрешал задавать мне такие вопросы.
Но если Дара когда-то сомневался, что его чувства к Нари сохранились после всех их взаимных предательств и схваток, то в ту самую секунду, когда она улыбнулась ему с больничной койки, он понял, что, к несчастью, все изменилось.
– Да, – ответил он через некоторое время. – Я люблю ее. Больше жизни. Я уверен, что никогда не смогу полюбить другую женщину так, как ее.
Разу грустно ему улыбнулась.
– Тогда не отступайся от своих собственных слов. Она молода, талантлива и, несмотря ни на что, сохранила свою светлую душу. – Ее улыбка погасла. – Постарайся не становиться для нее бременем.
Картир опустился на мягкую скамью, в отчаянии указав на разбросанные по полу реликты и подушки.
– Они пропали. Все до единого. Все сосуды, которые мы бережно хранили.
Дара опустился на колени и поднял один из реликтов.
– Сколько их было?
– Тридцать семь. – Голос Картира звучал глухо. – И это только из нашего хранилища. Я опасаюсь, что Манижа передала ифритам и некоторых из «предателей», которых взяла под стражу. Она угрожала нам этим во время допроса. Я бы не мог даже помыслить подобного, но некоторые из них пропадали без вести и… – Он замолчал, показавшись вдруг очень старым. – Визареш путешествует в молниях. Он мог уже раскидать их по всему миру, и отследить их не было бы никакой возможности.
Дара продолжал собирать реликты. Казалось неправильным оставлять их валяться на полу. И все же с джиннами и Дэвами, которым они принадлежали, возможно, уже произошло самое худшее, и они пробудились от сна в безмятежном сумраке храма, чтобы увидеть перед собой своих человеческих хозяев. На Дару нахлынули воспоминания об ужасном, всепоглощающем контроле Манижи, о том, как он был низведен до вопля в своей голове, в то время как его губы отдавали приказы к уничтожению, а рука рубила невинных.
Дара покачнулся на коленях и схватился за скамью, чтобы не упасть. Никто не должен проходить через подобное.
– Если их невозможно отследить, как же эти сосуды в свое время нашли?
Картир вздохнул:
– Случай. Бывало, ифриты сами возвращали раба, допустим, слишком травмированного, чтобы он мог продолжать вселять ужас в кого бы то ни было. Но в основном – слепой случай. Джинн-путешественник слышит слух о подозрительно могущественном человеке или о событии, которому приписывают магическую природу. Все равно что искать конкретную песчинку на пляже.
Создатель, помилуй. Это выходило за рамки случая – это звучало как непосильная задача.
Дара подсел к Картиру:
– В голове не укладывается, что она отдала их Визарешу.
– Она убила десятки невинных дэвов за магию крови и отдала тебе приказ уничтожить пятую часть города. Я думаю, она была вполне способна и на худший поступок по отношению к тем, кто не может оказать сопротивления. – Картир потер лоб – его голова, вопреки обыкновению, была непокрыта. – Я все думаю, мог ли я что-то изменить. Я знал Манижу с самого ее рождения, видел, как она росла. Видел, как ее растоптали, – добавил он тише. – Я подвел ее. Я должен был лучше наставлять ее.
– Ей не были нужны твои наставления, друг мой. Ей нужен был другой мир.
Ибо, невзирая на все, что сотворила Манижа, в глубине души Дара всегда будет скорбеть по ней так, как, скорее всего, не будет скорбеть никто другой, даже Джамшид. Дара тоже бывал в шкуре Манижи – он видел, как убивали его близких и топтали его народ, – и верил, искренне верил, что их свобода стоит любого кровопролития.
Он не солгал ей на крыше, даже переиначивая некоторые слова, чтобы вырваться на свободу. Дара понимал Манижу. Он хотел покоя для нее.
Он надеялся, что где-нибудь она его найдет.
– Другой мир, – еле слышно повторил Картир. – Я молюсь, чтобы мы смогли создать такой мир. По крайней мере, я свято верю, что бану Нари и бага Джамшид будут стараться.
У Дары перехватило горло:
– Как думаешь, Нари разделит трон с Мунтадиром?
Жрец рассмеялся.
– Они уже разведены. Когда сегодня утром я навестил бану Нахиду в больнице, я застал их за чаепитием над догорающим брачным контрактом, и счастливее друг с другом я их никогда не видел. Когда я спросил ее о троне, она ответила, что предпочитает разбираться с рвотными массами, чем «сидеть в богатом кресле, которое я бы с удовольствием заложила, и выслушивать никому не нужные прошения».
– Это на нее похоже.
– И я ее понимаю. У нее полно работы в больнице, которая, по крайней мере, приносит ей удовольствие. Также она рассказала мне, что они с Ализейдом ведут переговоры с другими племенами и шафитами о распределении власти. Комитеты, репарации и все эти современные штучки.
Распределение власти. Даже теперь Дара отчасти воспринимал эту идею в штыки. Нари прилетела в Дэвабад на шеду и укротила магию, подобно самой Анахид, чтобы спасти город, явившись ему как богиня, исцеляющая одним движением руки. Дара в красках воображал ее на великолепном троне шеду, облаченную в церемониальные одеяния. Она это заслужила – и только такая судьба казалась достойной ее славы.
Но это не то, чего хочет она. А она заслужила именно этого.
– Не верю, что из этого что-то выйдет.
– Ты о новом правительстве? Я тоже. Но время покажет.
Дара выдавил в ответ улыбку. Из них двоих он выглядел моложе, но он был на тысячу лет старше жреца и слишком хорошо знал, какое «время» требовалось для подобных перемен.
– Конечно.
– Кстати, о времени… – Картир со скрипом поднялся на ноги, тяжело опираясь на трость – очевидно, заточение прошло не без последствий. – Бага Нахид ждет нас.
Джамшид хотел, чтобы обряд прощания с его матерью был проведен в частном порядке, и поэтому Дара собственноручно соорудил для нее погребальный костер, предоставив Картиру чтение молитв. Пока Джамшид поджигал ее саван от зачарованного пламени в своей ладони, Дара молча наблюдал, как Картир в последний раз поклонился бану Маниже и тихо удалился.
– Мне тоже уйти? – спросил он.
Джамшид не отводил взгляда от пылающего костра, и пламя отражалось в его бесстрастном взгляде.
– Нет. Здесь должен присутствовать кто-то, кто знал ее.
И Дара стоял рядом с юношей, чью жизнь он перевернул вверх дном, оплакивая женщину, которую так отчаянно пытался спасти от нее самой. Через некоторое время Джамшид спросил:
– В ней было хоть что-нибудь хорошее?
– Да, – честно ответил Дара. – Она была невероятной целительницей и глубоко заботилась о своих первых последователях. Она любила твоего отца. Я искренне верю, что она хотела лучшего для своего народа и своего города. Она просто очень, очень сильно сбилась с пути. – Дара взглянул на Джамшида: – И она любила тебя.
– Она не знала меня.
– Ты ее сын. Она любила тебя.
Взгляд Джамшида не дрогнул.
– Жаль, что нам было отведено так мало времени. Мне… столько хотелось ей сказать. И ей, и моему отцу. Высказать сотни обвинений и вопросов. Я так зол, и в то же время мое сердце разбито. И поскольку я не хочу обременять своих близких, оплакивая убийцу, перевернувшую их жизни, мне даже не с кем об этом поговорить, кроме тебя.
Слегка уязвленный, Дара ободряюще, как он надеялся, похлопал Джамшида по плечу:
– Все в порядке. Я перед тобой в долгу. За все стрелы, выпущенные в твою спину.