– Бог даст. – В его голосе проклюнулась неуверенность. – К слову, о непомерно могущественных созданиях… я слышал, кое-кто ударился в бега.
Внутри у Нари все сжалось.
– Что-то вроде этого.
Али не сводил с нее взгляда. Несмотря на их обновленный вид, Нари явственно видела дюжину вопросов в его желтых глазах.
– Многие требуют справедливости, Нари. За ним хотят послать солдат.
– Они зря теряют время, и мы все это понимаем. Никто не поймает Дару, если он не захочет, чтобы его поймали. Я знаю, что все хотят справедливости, – добавила она. – Я также знаю, что мы собираемся строить новый мир, новое правительство. Но у него есть дело, которое должно быть решено старым путем, путем дэва. Пусть Дара тратит свои тысячелетия на поиски душ, украденных ифритами. Такое искупление принесет больше пользы, чем заточение в темнице.
Али прикусил губу, не до конца убежденный.
– Он может собрать армию и вернуться.
Не вернется. Нари видела решимость в прощании Дары. Это было прощание мужчины, который знал, что никогда больше не увидит свою любимую женщину – и только.
– Али, ты говоришь, что доверяешь мне… – тихо сказала она. – Так доверься мне. Он ушел навсегда.
Он пристально смотрел на нее еще мгновение, но затем едва заметно кивнул. Это ничего не решало – Нари понимала, что Гезири имеют полное право желать мести. Но их месть стала бы продолжением предыдущей мести. И проблема была в том, что они не единственные, кто угодил в этот цикл.
Вот почему крепкий мир будет строиться не одну жизнь. И почему Дара правильно поступил, когда ушел, как бы это ни было больно признавать. Его присутствие в городе вызвало бы слишком много противоречий – слишком много дэвов заступались за него, слишком много джиннов и шафитов справедливо разъярились бы, увидев, что правая рука Манижи свободно живет среди них. Возможно, настанет день, когда он сможет вернуться – возможно, какое-то будущее поколение настолько отстранится от этой войны, что Дару будут знать как героя, Афшина, посвятившего себя спасению порабощенных душ, а не как Бич.
Но Нари боялась, что этот день мог настать только в очень далеком будущем.
Али поднял руку и потер плечо. От этого неосознанного движения его ворот немного сполз, и Нари разглядела кусок чешуйчатой шкуры, покрывающей его кожу.
– Что это? – спросила она.
Али смущенно опустил руку.
– Один из… детей Тиамат ужалил меня.
– Ужалил?
– Ты не хочешь знать подробностей, поверь мне. Себек вылечил рану, но оставил вот такой след.
– Можно посмотреть?
Он кивнул, и Нари отвернула его воротник и провела пальцами по тонкой дорожке чешуйчатого шрама, полоске изменившейся кожи. Она заметила, как участился пульс Али, когда она прикоснулась к нему, равно как и эффект, который снова произвело на нее это прикосновение… но сейчас было не время об этом задумываться.
– То, что они сделали с тобой, это навсегда?
– Да. Тиамат высосала огонь из моей крови. Это было намеренно. – Али встретился с ней взглядом, и его золотые глаза были полны печали. – Боюсь, больше нам с тобой не создавать зачарованных огоньков.
– Ты вернулся, – сказала она решительно. – Это все, что имеет значение. – Нари разгладила его воротник, а затем подняла свою руку, оттянув рукав, чтобы показать шрам, который Манижа выжгла на ее запястье. Несмотря на магию, рана не зажила. – Мы подходим друг другу.
Это вызвало грустную улыбку на его лице.
– Похоже на то. – Он бросил взгляд через ее плечо и нахмурился: – Ты собираешь вещи?
– Да.
– То есть… – его лицо вытянулось. – Ты тоже покидаешь дворец? – Он казался ужасно расстроенным, но быстро опомнился и добавил: – То есть… не то чтобы я рассчитывал, что ты останешься. Ты мне ничем не обязана. Нам.
Нари взяла его за руку, чтобы остановить поток его бормотания.
– Пойдем со мной. Мне бы не помешало подышать свежим воздухом.
Она повела его на территорию лазарета, пробираясь по заросшей тропинке. За садом давно не ухаживали, сорняки и трава вытеснили ее целебные растения, но все это можно легко исправить. Апельсиновая роща, как всегда, цвела пышным цветом, белые цветки и яркие плоды густо покрывали деревья.
Апельсиновая роща ее отца. Живучесть растений теперь воспринималась ей по-новому, как и имя, которое он дал ей. Гюльбахар, весенний цветок. И пусть это было не то имя, которое Нари выбрала сама, но она не могла не оценить его значение.
Обещание новой жизни, пробуждение после зимы, полной насилия.
– Я нашла дом в шафитском районе, – начала она. – Он, похоже, был заброшен еще до вторжения, но постройка крепкая, с маленьким двориком, и всего в нескольких минутах ходьбы от больницы. Владелец согласился продать его мне почти за бесценок, и я думаю… думаю, мне понравится там жить.
– Звучит неплохо, – сказал Али. – Хотя мне бы, конечно, хотелось, чтобы все вокруг не бросали меня. – Если он пытался пошутить, то потерпел неудачу. – Здесь останутся только я, дворец с привидениями и толпа препирающихся правительственных чиновников и делегатов со всего мира, пытающихся не убить друг друга.
– Да ведь для тебя это сон наяву. – Нари затащила его в апельсиновую рощу и усадила рядом с собой на старые качели. – Расслабься, – сказала она, когда Али бросил настороженный взгляд на корни, растянувшиеся по земле. – На этот раз ты вошел по приглашению. И я тебя не бросаю. Я буду помогать тебе, обещаю. Но все-таки я хочу начать строить что-то и для себя, – сказала она, чувствуя непривычную для себя робость. – Мой дом, больница… жизнь, которая мне по душе.
– Тогда я рад за тебя, – тепло сказал он. – Честно. Я буду скучать, не видя тебя каждый день, но я рад за тебя.
Настала очередь Нари потупить глаза.
– Я вообще-то надеялась… – она нервно теребила в руках край чадры, – …что ты будешь навещать меня. На регулярной основе. Нам нужно вести расходные книги… а я никогда с этим не ладила, – поспешила добавить она, смущаясь жара, прилившего к щекам.
– Расходные книги? – Али нахмурился и покачал головой. – Поверь мне, я найду тебе бухгалтера получше. Благотворительные фонды могут дать очень хорошие результаты, и если найти хорошего специалиста…
– Мне не нужен специалист! – Создатель, его непонятливость однажды ее прикончит. – Я хочу проводить время с тобой, Али. Просто проводить время у меня дома, а не бегать от чудовищ и не устраивать революций. Я хочу узнать, на что это похоже.
– А… – Запоздалое понимание осветило лицо Али. – А-а.
У нее пылали щеки.
– Я предложу тебе взаимовыгодную сделку. Ты будешь вести мой бухучет, а я научу тебя дивастийскому.
– Ты столько раз спасала мне жизнь, Нари. Ты ровным счетом ничего не должна мне за то, чтобы я вел твою бухгалтерию.
Нари сделала глубокий вздох, а затем заставила себя встретиться с ним взглядом, собирая в кулак совсем другую смелость, чем та, к которой она привыкла.
Смелость позволить себе быть капельку уязвимой.
– Я думала, что ясно выразилась… – начала она. – Я намерена всегда держать тебя у себя в долгу.
Больше она ничего не сказала. Даже такое откровение далось ужасно тяжело, и Нари знала, что не сможет позволить себе ничего более серьезного, возможно, еще в течение долгого времени. Слишком уж часто ее сердце разбивалось вдребезги.
Но она посадит этот росток и посмотрит, что из него вырастет. Нари украдет свое счастье, как и обещала Даре, но сделает это на своих условиях, в своем темпе и помолится, чтобы на этот раз то, что она построила, не сломалось.
Али уставился на нее в ответ. А потом улыбнулся, возможно, самой яркой и счастливой улыбкой, которую она видела у него за очень долгое время.
– Думаю, это действительно самое разумное решение… с политической точки зрения, – признал он. – Мой дивастийский и впрямь ужасен.
– Просто чудовищен, – поспешно согласилась Нари.
Она замолчала, чувствуя неловкость и вместе с тем чрезвычайное удовлетворение. А еще она прекрасно отдавала себе отчет в том, насколько тихой и удаленной была апельсиновая роща, где они уединились в укромном цветущем уголке.
И, конечно, именно в этот момент Али решил заговорить снова:
– Ты же знаешь, как я вечно говорю все не вовремя?
Нари застонала:
– Али, за что? Что на этот раз?
– Не знаю, как тебе и сказать, – признался он. – Я хотел выждать подходящего момента или дать тебе время для скорби… – Али сделал глубокий вдох, а затем протянул ей руку. – Но я знаю, что на твоем месте хотел бы сам принимать такое решение. К тому же мы обещали не лгать друг другу.
Сердце Нари подскочило к горлу.
– Что случилось?
– Сегодня утром я встречался с Себеком… – Али не отводил от нее своего мягкого взгляда. – Он хранит воспоминания твоей матери. И он показал мне, как поделиться ими…
– Да, – перебила Нари. – Что бы там ни было, да.
Али медлил.
– Это тяжелые воспоминания, Нари. И я никогда не делал этого раньше. Я не хочу переутомить тебя или причинить боль…
– Мне нужно знать, Али. Пожалуйста.
Он глубоко вздохнул:
– Хорошо. Дай мне свои руки. – Нари протянула руки, и он сжал ее ладони. – Сейчас может быть немного больно. – Он впился ногтями ей под кожу.
Нари охнула… а потом сад исчез.
Воспоминания нахлынули так стремительно и плотно, что поначалу было трудно отделить их друг от друга, и Нари улавливала лишь отдельные вспышки, прежде чем они сменялись другими. Запах свежего хлеба и объятия у теплой женской груди. Дерево, забравшись на которое, видно поля колышущегося сахарного тростника, обнимающего Нил. Пронизывающая скорбь, громкий плач, когда обернутое в саван тело опускают в могилу.
Имя. Дурийя.
А потом Нари провалилась. Она перестала быть бану Нахидой, сидящей в волшебном саду рядом с принцем джиннов. Она стала маленькой девочкой по имени Дурийя, которая жила со своим овдовевшим отцом в одной нильской деревне.
Дурийя мчалась среди полей сахарного тростника, перепрыгивая через оросительные канавы и напевая. Она была одна, как всегда – девочка с золотыми звездами в глазах, которая разжигает огни, когда злится, не имеет друзей, – и потому разговаривала с животными, рассказывала им сказки и делилась своими секретами.