С этого все и началось, аба? Так ли чувствовал себя его отец, когда был еще юным королем, напуганным и настолько не понимающим, как править страной, что он просто давил все, что могло ему навредить? Маска, которую Гасан примерял при дворе, маска, которую Мунтадир носил всю свою жизнь, – когда на тебя возлагают такую ответственность, как еще реагировать, если ты знаешь, что одна ошибка может погубить всех, кого ты любишь?
Твой брат был любовью всей моей жизни. Снова он слышал слова Джамшида, но перед мысленным взором Али увидел Мунтадира. Как много себя прятал его брат за своей кривой улыбкой?
Али прислонился к стене, прячась в прохладную тень. На минуту ему захотелось поговорить с хорошим имамом, который знал бы Писание и чья вера была крепка, чтобы тот подсказал ему, что делать дальше.
Его внимание привлек приглушенный мягкой туфелькой шаг. Али тут же потянулся к зульфикару… и сразу опустил руку.
– Ты нашел мой секретный уголок. – Хацет вышла на солнечный свет, ласково улыбаясь ему. – Я всегда приходила сюда, когда была маленькой. Здесь раньше росла огромная виноградная лоза, по которой было удобно залезать наверх, чтобы лучше видеть море, но мама срезала ее, когда я упала и чуть не свернула себе шею. – Ее улыбка погасла. – Я разрываюсь между желанием прижать тебя к сердцу и дать подзатыльник, Алу-баба. Я думала, ты побудешь здесь хотя бы денек, пока не возникнет это чувство.
– Я привез Нари в Та-Нтри не для того, чтобы на нее со всех сторон набросились злые джинны, – оправдался Али, полагая, что Хацет недовольна его грубым поведением. – У нее есть причины хранить секреты.
– А у нас есть причины не доверять Нахидам. – Хацет бросила на него проницательный взгляд. – Как пообщались с новым бага Нахидом?
Али не стал утруждать себя ложью. Его мать, казалось, всегда знала правду.
– Над нашими отношениями нужно еще поработать. – Он помолчал. Его мать действительно всегда знала правду. – Мунтадир и Джамшид… они были…
– Да. – Очевидно, мать догадалась, о чем идет речь. – Они хорошо скрывались, но большинство из нас знали.
– И отец знал?
– Да, – ее голос звучал мрачно. – Думаю даже, что он поощрял эти отношения – во всяком случае, чувства Джамшида. Возможно, он получал некое удовлетворение, наблюдая, как далеко готов пойти сын Манижи, чтобы защитить его сына.
У Али свело желудок.
– Мунтадир никогда не говорил мне об этом. А ведь раньше мы были близки. Мне тошно думать о том, что он мог бояться моей реакции. И что, возможно, он был прав.
– Ты был юн, когда это началось, Ализейд. Рос в Цитадели, огороженный от внешнего мира – и, будучи матерью, я, признаться, не возражала. Ты не знаешь, как сложились бы ваши отношения с Мунтадиром в дальнейшей жизни.
– Можно подумать, у нас не было проблем. – Али покачал головой. – У меня такое чувство, что я подвел его, амма. Подвел Зейнаб. Любайда и всех моих братьев по Цитадели. И я продолжаю подводить тебя, и Нари, и всех остальных… – Он перегнулся через перила балкона. – Возможно, было бы лучше, если бы мы поменялись ролями. Если бы я умер в Дэвабаде, а Диру…
– Хватит. – Хацет погладила его по спине. – Не думай об этом, сынок. Бог оставил тебя здесь неспроста, и ты пока не потерпел поражение. К тому же здесь ты не один. Ступай, приведи себя в порядок, поешь и отдохни. Планировать ваш следующий шаг будем завтра.
Али искоса взглянул на нее:
– Предложи те же условия Нари и Джамшиду, и я даже обещаю, что посплю в постели.
– Какой же ты у меня переговорщик.
– Это значит, что ты согласна?
– Я отпущу Джамшида, но и он, и Нари будут находиться под усиленной охраной – как для их собственной безопасности, так и для нашей. И ты еще кое в чем пойдешь мне навстречу.
Он делано содрогнулся:
– В чем же?
– Во-первых, возьмешь репетитора и будешь заниматься с ним нтаранским, не менее часа в день, пока не перестанешь говорить на нем, как ребенок. Во-вторых, научишься вежливо и уважительно общаться на нтаранском со своей семьей. Хватит оглядываться только на Гезири, Ализейд. Тебе понадобится Аяанле. Пусть ваш конфликт с Мусой останется в прошлом.
Али положил руку на сердце и отвесил преувеличенный поклон:
– Я буду само воплощение такта, обещаю. Могу я встретиться со своим дедом?
Лицо его матери стало грустным.
– Не сегодня, но, надеюсь, скоро. Его состояние ухудшилось. Когда он в сознании, то существует в каком-то своем мире, лет на десять в прошлом. Я пытаюсь ограждать его от новостей о вторжении, но… – у нее надорвался голос, – он всегда спрашивает о вас с Зейнаб. Так что… мне очень трудно не реагировать.
Али обнял ее.
– Мне ужасно жаль, амма. – Неудивительно, что его вечно неунывающая мать выглядела такой усталой. – Все обязательно будет хорошо, с Божьей помощью. И Зейнаб к нам непременно вернется. Она умная, она находчивая, и рядом с ней находится один из самых искусных воинов, которых я когда-либо встречал.
– Я молюсь, чтобы ты оказалась прав, Алу. – Хацет крепко прижала его к себе. – Молюсь.
25Нари
Что бы ни сказал Али своей матери, это, похоже, возымело результат, потому что к вечеру Нари и Джамшида разместили в смежных друг с другом апартаментах, вполне пригодных для членов королевской семьи – пусть даже беглых и давно потерянных, коими они, в принципе, и являлись. Комнаты были не такими роскошными, как во дворце Дэвабада, зато отличались сдержанной, естественной элегантностью, которую Нари оценила по достоинству. Высокие потолки из резной штукатурки поддерживались узкими деревянными колоннами, а одну стену целиком и полностью занимали открытые окна и балкон, впускавшие в помещение запахи с моря.
И, что было более важно для нее лично, она наконец-то получила возможность принять ванну и соскребла с себя столько грязи, что потребовалось неоднократно менять воду, согретую на огне. Оказалось, до одури приятно чувствовать себя чистой и сытой: вернувшись в их с Джамшидом общую комнату, она обнаружила, что им принесли огромное блюдо с яствами, которые ее брат, уже умытый и причесанный, успел перепробовать, стащив заодно один из сервировочных ножей, и теперь ждал, не умрет ли от яда, прежде чем позволить Нари прикоснуться к еде. Когда Нари деликатно поинтересовалась насчет чистой, но все еще слишком буйной растительности на его лице, он деловито объяснил, что ни один джинн с бритвой к нему не приблизится.
Наконец он заснул в соседней комнате. И Нари пора было последовать его примеру, ибо, видит Бог, она нуждалась в отдыхе. Но в ее голове беспорядочно роились мысли, а огромная кровать из тикового дерева, жесткая и устланная мягкими узорчатыми одеялами, слишком сильно отличалась от тех мест, где ей приходилось ночевать последние несколько недель.
А еще без Али было слишком тихо. Она не видела его с тех пор, как он покинул камеру Джамшида. Впрочем, удивляться не приходилось: его ждали соплеменники, да и за обустройством экипажа Физы тоже нужно было проследить – но Нари в итоге маялась, как неприкаянная. Она-то надеялась, что свою первую за долгие недели нормальную трапезу разделит с Али, споря о том, кофе ли предпочтительнее чая или же наоборот.
И она волновалась за него. Нари не винила Джамшида за оброненные в агонии обвинения, но также она знала, как серьезно Али винил себя за смерть брата, и этот его взгляд, когда Джамшид назвал его трусом…
Вот почему, когда раздался тихий стук в дверь, Нари вскочила с постели и с постыдной быстротой пересекла комнату. Она остановилась, коря себя за оплошность, и открыла дверь, нацепив маску напускного равнодушия.
Она нахмурилась. На пороге стоял не Али.
Королева Хацет одарила ее понимающей улыбкой.
– Мир твоему дому, бану Нахида, – сказала она по-джиннски.
– Да будет гореть ваш огонь вечно, королева, – ответила Нари по-дивастийски.
Хацет склонила голову набок:
– Прошу прощения, если ты ожидала кого-то другого. Я лишь хотела заглянуть и убедиться, что вы с братом удобно устроились. Комнаты не разочаровали?
– Они очаровательны. Жаль лишь, что такое гостеприимство не было оказано Джамшиду раньше.
– А мне жаль, что его родители жестоко убили отца моих детей и тысячи наших подданных. – Несмотря на тон, с которым королева отчеканила эти слова, от Нари не укрылись следы истинного горя, промелькнувшего в глазах женщины. – Уверяю тебя, то, что Джамшида держали взаперти, было к лучшему.
– Да, вы все ясно дали понять, что думаете о дэвах.
– И я прошу за это прощения. Но иногда самое мудрое решение – это позволить собеседнику показать тебе, кто он таков. Ваджед может быть опасен. Он верой и правдой служил моему мужу, он любит моего сына, но будь я на твоем месте, я бы хотела знать, как он ко мне относится. Как все остальные ко мне относятся. Ты выжила в Дэвабаде не потому, что прятала голову в песок.
– Я никогда, даже на мгновение, не забывала, как меня видят окружающие. – Нари была слишком зла, чтобы спрятать за маской все свои эмоции, но она постаралась сдержать хотя бы обиду. – И на вашем месте я бы расценила неспособность обеспечить безопасность моих гостей как личный недостаток.
Хацет удивленно улыбнулась.
– Как, однако, у тебя развязался язык. Мне запомнилась гораздо более осторожная бану Нахида.
– Я оставила свою страну, Хацет. Али не рассказывал вам об этом? Я оставила свой дом и мирную жизнь, чтобы приехать сюда с вашим сыном в надежде все исправить… в надежде спасти вас всех. Мне никто не смеет угрожать.
– Если бы все было так просто, дитя мое. – Она поманила ее за собой: – Идем со мной.
Нари помедлила, раздумывая, не вернуться ли за сервировочным ножом, который прикарманил Джамшид. Но она ограничилась тем, что прихватила свою шейлу.
– Где Али? – спросила она, обматывая платок поверх головы и плеч, когда они вышли из комнаты.
– Спит, – ответила Хацет. – Против своей воли, но что поделать, мало кто выстоит, когда тебе в пищу подсыпают опиум.