Здесь что-то не так – со мной что-то не так. Дара не мог выбросить из головы вид Манижи в окружении тел убитых дэвов, использующей магию, которой она не могла обладать. Он не мог даже смотреть на реликт, который она вживила в его запястье, – тошнотворное устройство из металла и крови. Дара обернул манжет тряпкой, но на его левом боку все равно отражалась пульсация пунктирных дорожек черного золота, просвечивающих с каждым сбивчивым ударом его сердца.
Ты мог улететь, Афшин, – издевался Визареш. Но Дара не улетел. Не мог.
Теперь же он направлялся к цели, которая казалась еще кощунственнее.
Ты должен служить. Повиноваться. Хорошие Афшины могут давать советы, могут вступать в дискуссии, но они повинуются. Таков их кодекс.
Но ты служишь не только Нахидам. Ты служишь Дэвам, а они нуждаются в тебе. Дара шел дальше.
Разрушенное строение, где они договорились встретиться, выглядело не более чем нагромождением камней. Во времена Дары это было знаменитое место паломничества: пещера, в которой знаменитый аскет из Нахид молился о спасении от мора всего через несколько столетий после смерти самой Анахид. Это место особенно почиталось у пар, желающих зачать ребенка, что его сородичам всегда давалось с трудом. С ним связывали всевозможные ритуалы, от обычая оставлять серебряную монетку в детской шапочке у входа в пещеру до распития чая из маленьких пурпурных цветков, которые росли на окрестных холмах. Судя по виду пещеры, ее значение либо давно забылось, либо пало жертвой вторжения Кахтани – как и многое другое из мира, известного Даре.
Из тени вышла фигура:
– Стой.
Дара узнал резкий голос, принадлежавший нахальной воительнице из Ам-Гезиры, и нахмурился.
– Где жрец? – поинтересовался он требовательно. – Где Разу?
– Мы здесь. – Разу вышла из пещеры, держа в руках маленький факел, Картир следовал за ней.
Дара обвел их троих взглядом, борясь с безумным желанием бежать куда глаза глядят. Предатель, – пожурил внутренний голос. Он не умолкал с тех пор, как Дара под покровом ночи улизнул из дворца, чтобы нанести старшему жрецу неожиданный визит прямо в его опочивальню при храме. «Она сотворила нечто ужасное», – выпалил он прежде, чем недоумевающий старик успел вставить хоть слово. Дара не смог заставить себя ни озвучить фразу «магия крови», ни выразить словами истинный ужас своих опасений, но его бессвязного монолога о том, как Манижа требует выдать ей имена убитых дэвов, пока Аэшма злорадно наблюдает со стороны, оказалось достаточно, чтобы Картир смертельно побледнел. Что и говорить об одном виде гнусной штуковины, оковавшей запястье Дары.
«Нужно поговорить с ними, Дараявахауш, – проговорил жрец после долгого молчания. – Нам одним с этим не справиться».
В тот момент, когда сцены с арены стояли у Дары перед глазами, это казалось правильным решением, и все же теперь он боялся, что совершил опрометчивую ошибку. Манижу только что предали дэвы, которых она сочла достойными доверия, а теперь ее Афшин проводит тайные встречи с противником?
Должно быть, Картир что-то разгадал по его лицу.
– Все хорошо, Дараявахауш, – успокоил он мягким голосом. – Все идет, как и задумано.
Задумано. Но Дара только почувствовал себя гаже. Все обучение и поклонение, вбитые ему в голову, противились этому, даже невзирая на все, что наделала Манижа. Почуяв неладное, Дара наколдовал себе отдельный факел и осветил джиннов ярким светом. Гезирка – Акиса, вспомнил Дара по резне в больнице, – по-прежнему одетая в лохмотья, как будто украденные у разных мужчин, ухмылялась, целясь ему в сердце из арбалета. За поясом она держала нож и меч. Он свирепо посмотрел на нее, не упуская из виду, что она заметно похудела.
– Афшин, – начала Разу с ноткой предупреждения в голосе. – Картир сказал, что ты пришел с миром. Но выражение твоего лица говорит не о мирных намерениях.
– Как и направленный на меня арбалет. Я пришел говорить с принцессой. Где она?
Акиса похлопала по паре железных наручников, висевших у нее на поясе:
– Наденешь это, прежде чем увидишь ее.
– Да я засуну их тебе в глотку…
Картир устало вздохнул:
– Дара…
– Я сыт по горло железом, хватило на несколько жизней вперед, – прошипел Дара сквозь зубы. – Не говоря уже об оковах. Я их не надену. Ты либо доверяешь мне, либо нет.
– Не доверяю! – Акиса склонила голову набок. – Скажи мне, в чем различие между тобой и гулем? Вы оба восстали из мертвых, оба противно стонете вместо того, чтобы разговаривать…
– Достаточно, Акиса.
Команда прозвучала важно, женщина говорила спокойно и уверенно. И действительно, когда Зейнаб аль-Кахтани вышла из пещеры, она сделала это так, словно ступила в тронный зал, а не покинула укрытие.
Дара выпрямился, изучая ее. Он видел Зейнаб мельком в больнице, но сейчас воспользовался возможностью разглядеть ее без спешки. Возможно, ему следовало устыдиться этого – порядочные дэвы не глазеют на посторонних женщин. Но Зейнаб аль-Кахтани была их непосредственным врагом. Пока она сохраняла независимость, правя своим объединенным блоком вооруженных Гезири и шафитов, она представляла собой альтернативу Маниже, служа живым напоминанием о том, что город не пал окончательно. Пока.
Поэтому он смотрел на нее. Зейнаб не давала особой пищи для размышлений: она облачилась в черное с головы до ног и одним концом платка закрыла лицо, скрывая его целиком, кроме сияющих серо-золотых глаз. Дара видел сходство с младшим братом в ее высоком лбу и больших глазах и задавался вопросом, в чем еще она может быть похожа на него. Разделяла ли Зейнаб рьяную религиозность Али и его бескомпромиссность? Или жизнь во дворце закалила ее, научила искусству политики и компромисса, не говоря уже о виртуозном плетении интриг, которым овладел Мунтадир?
Или, быть может, она совсем другая?
В любом случае Дара будет действовать осторожно. Он поприветствует ее, но по-своему.
– Да будет гореть твой огонь вечно, госпожа, – сказал он, сложив пальцы в благословении.
– Взаимно, – ответила Зейнаб, пользуясь моментом, чтобы оценить его в ответ. Если она была напугана – а скорее всего, так и было, – то хорошо это скрывала.
Он шагнул вперед.
– Я хочу поговорить с тобой наедине.
Дара был благодарен жрецу за помощь в организации встречи, но не хотел, чтобы этот разговор слышали другие: Картир осудит, а грубая солдатка станет вмешиваться.
– Ни в коем случае, – возмутилась Акиса. – Ты думаешь, мы не знаем, как сильно она нужна твоей Нахиде?
– Если бы я собирался ее похитить, давно бы это сделал. – Дару все сильнее подмывало именно так и поступить. – И вы должны были это понимать, когда соглашались на встречу.
Зейнаб не сводила с него глаз.
– Акиса, оставайся здесь. – Когда воительница начала было возражать, Зейнаб остановила ее жестом. – Пожалуйста, – она кивнула в сторону леса. – Пройдемся?
Дара поклонился и пошел впереди, освещая узкую черную тропинку небольшим шаром зачарованного пламени.
Зейнаб шла за ним следом, пока лес не поглотил их. Как только это произошло, ее дыхание участилось, и Дара заподозрил, что это было вызвано страхом, а не переутомлением от прогулки.
«Будь вежлив, – сказал он себе. – Но осторожен». Зейнаб выросла во дворце, среди политики, и с легкой руки Мунтадира Дара на собственном горьком опыте убедился, что в этой сфере он полный профан. Но ни угрозы, ни дипломатия не срабатывали, и Дара должен был найти к ней другой подход, если они хотели избежать грозящей им всем катастрофы.
– Я не был уверен, что ты придешь, – начал он, бесшумно ступая по мягкой земле. – Впрочем, храбрость – одно из немногих качеств, в которых я никогда не мог отказать Гезири.
– Картир дал мне слово, что ты не причинишь мне вреда. Я верю ему. Он кажется честным и очень набожным.
– И как же принцесса Кахтани познакомилась с дэвским жрецом?
– Мы встретились в вашем храме, – объяснила Зейнаб, бросив взгляд на Дару, когда его лицо озарилось удивлением. – И я, и Ализейд.
Дара нахмурился:
– Но джиннов туда не пускают.
– Мы пришли в качестве гостей Нари. Мы хотели выказать ей нашу поддержку, когда она объявила, что открывает больницу для шафитов. – В голосе Зейнаб послышалась горечь. – Они вместе с Али пытались сделать что-то новое, первый шажок на пути примирения, но тут появились вы и разрушили всякую надежду на мир для нашего поколения.
– Этот мир был разрушен еще нападением шафитов на навасатемский парад, а не одним нашим завоеванием.
– Не сомневаюсь, что эта мысль доставляет тебе утешение. Какое облегчение, уже учинив геноцид моего народа, узнать, что у тебя есть дополнительное оправдание, за которое можно цепляться.
Едкие слова задели больнее, чем ему хотелось бы, и Дара машинально встал на свою привычную линию защиты:
– Нам не были нужны никакие оправдания. Это город дэвов. И править им должны дэвы.
– Как странно, что в городе дэвов сама Анахид выделила по сектору для каждого из шести племен и назначила единственным требованием для входа – всего лишь каплю магической крови. Как будто она хотела, чтобы этот город стал домом для всех, а уже вы, ее потомки, извратили ее наследие.
Дара посмотрел на нее:
– С таким-то языком вы и Нари были либо ближайшими подругами, либо заклятыми врагами.
Зейнаб отвела взгляд.
– Сперва я думала о ней самое худшее. Я боялась ее – в детстве я слышала рассказы о Маниже, и мне не нравилось то, как ее дочь сближается с моими братьями. Я думала, что Нари замышляет наше убийство.
– Возможно, так оно и было.
– Нари хотела жизни для своего народа. Процветания. Если бы для этого нас непременно нужно было уничтожить, я думаю, она бы пошла на это, но не похоже, что месть занимала все ее мысли. – Зейнаб взглянула на него. – Впрочем, если я правильно понимаю, ты тайком улизнул от Манижи не для того, чтобы говорить о ее дочери?