У Нари отвисла челюсть:
– Я тебе не верю.
– Я не хотел его убивать. – Джамшид покраснел. – Я хотел припугнуть его, чтобы он уехал из Дэвабада. Формулу яда я взял из старых записок, которые сохранились у меня еще со времен послушничества. Мы с моим… другом иногда хулиганили и варили его, когда были моложе и глупее. Но тогда яд не производил такого эффекта.
– Когда были моложе и глупее? Напомню, ты приготовил яд, которому тебя научил бывший любовник, и напоил им принца, сына Гасана, у всех на виду, и думаешь, что глупее ты был, когда был моложе?
– Я знаю, что поступил как дурак. Отчаянный, самонадеянный дурак, из-за которого погиб ни в чем не повинный слуга, и кто знает, скольких еще избили и застращали во время допросов. И за это я понесу ответ в день моего суда. Но я не думал о последствиях, когда решил это сделать, Нари. Я думал только о Мунтадире. Мне казалось, Али вернулся, чтобы занять его место. Я считал его опасным. Мунтадир разваливался на части, и я знал, что у него не хватит сил защитить себя. И я сделал это за него. Это был самый отвратительный поступок в моей жизни, но я не моргнул даже глазом.
Нари бросила на него встревоженный взгляд:
– Надеюсь, ты больше никому не собираешься изливать душу на этот счет? Хацет и Ваджеду только дай предлог, чтобы снова запереть тебя за решеткой.
– Я не вернусь в тюрьму ни в Та-Нтри, ни где-либо еще, – заявил Джамшид. – Я говорю тебе это, потому что хочу, чтобы мы были честны друг с другом. И потому что я знаю, как трудно сохранять ясную голову, когда тому, кого ты любишь, грозит опасность.
Нари дрогнула и опустила глаза. Джамшид, как истинный придворный, подбирал слова с особой тщательностью.
Когда она снова заговорила, ее голос был тих:
– Однажды Низрин спросила меня, чего желает мое сердце. Знаешь, что я ей ответила?
При упоминании Низрин глаза Джамшида наполнились печалью.
– Что?
– Что я не знаю. Что я стараюсь не допускать даже мысли о том, что может сделать меня счастливой, из страха все разрушить. Так всегда происходит. Я чувствую себя проклятой, – прошептала она. – Даже после нашего разговора…
– Что после нашего разговора? – спросил он, когда она замолчала.
Я боюсь сближаться с тобой. Нари потеряла всех, кого любила, все, что хотела.
Но от ответа ее спас стук в дверь.
– Бану Нахида? – раздался приглушенный голос.
Нари вцепилась в полотенце, стараясь говорить ровным голосом.
– Входите.
Вошел Муса.
– Прошу меня извинить, – начал он, едва сдерживая тревогу в голосе. – Но к нам прибыл гость из Дэвабада.
Не доходя десяти шагов до пары существ на берегу, Нари почувствовала, как шевелятся волосы у нее на затылке. Издали они могли бы показаться обыкновенными, крепкими симургами – жар-птицами, верхом на которых любили летать дэвы.
Вот только в этих жар-птицах не было ничего обыкновенного. Их перья, обычно изумлявшие своей ослепительной расцветкой в малиновых, шафрановых и золотых тонах, потускнели, присыпанные пеплом и покрытые пурпурными нарывами. Перед их пустыми остекленевшими глазами жужжали мухи, а из полуоткрытых клювов капала пена.
– Они просто стоят на месте и за все время даже не шелохнулись, – сказал Муса дрогнувшим голосом. Джамшид ушел переодеваться для встречи таинственного гостя. – Сначала мы хотели загнать их в стойла, но их не сдвинуть с места. Они выглядят полумертвыми.
Вокруг уже собралась группа джиннов, которые перешептывались и с явным беспокойством тыкали пальцами в птиц. Когда Нари подошла ближе, толпа перед ней расступилась, пропуская вперед. Кольцо с печатью на ее пальце зудело с того самого момента, как она покинула замок, а теперь стало болезненно холодным.
Предупреждение. Нари снова вгляделась в бирюзовые глаза симурга, лихорадочно блестящие и абсолютно пустые. В них не было искры, движения – ничего, что указывало бы на жизнь внутри этих существ, и когда Нари протянула руку, пытаясь уловить биение их сердец, не прикасаясь к ним, ее беспокойство возросло. Пульс был, но едва заметный, и меньше всего напоминал о чем-то живом.
– Говоришь, всадник был один? – переспросила она.
Муса кивнул.
– Дэв. Он представился посланцем Манижи и попросил о встрече с твоим братом.
Чувство чего-то жутко неправильного не покидало ее.
– Магия управляет этими созданиями, но магия, совершенно мне не знакомая.
– Может быть, это дело рук Афшина? Он ведь сохранил свои способности, не так ли?
Нари разглядывала жар-птиц, вспоминая дымных зверей, призванных Дарой во дворце. Его творения вселяли ужас, оставляя после себя ураганные разрушения, но были неистовыми в своих атаках; живыми, чего нельзя было сказать об этих жалких, разлагающихся существах.
– Не думаю, что это был Дара.
И тут у нее замерло сердце. Два симурга. Один для всадника.
И еще один – для того, за кем он явился.
Джамшид стоял в ожидании на зарешеченном балконе, выходящем в меджлис, и его силуэт ярко выделялся на фоне россыпи резных бриллиантов: крошечные вспышки света напоминали звезды в небе. Он оглянулся на подошедшую Нари, и та опешила при его виде. Одному Богу известно, где Аяанле раздобыли облачение, подобающее ни много ни мало бага Нахиду, но ее брат был одет в эффектный бело-голубой льняной халат с изображением оленя в прыжке, а его волнистые черные волосы украсила золотая диадема. Он был гладко выбрит, не считая усов, а его лоб рассекала пепельная метка.
В общем, выглядел он очень царственно, и Нари поймала себя на мысли, что теперь он и вел себя тоже по-другому. Джамшид больше не был тихим придворным Дэвом, который старался не высовываться, чтобы не навлечь на себя гнев других джиннов, – он был последним бага Нахидом, воином, ученым и начинающим целителем.
Нари кивнула на диадему с золотым тиснением в виде рычащего шеду:
– А это определенно похитили у наших предков во время завоевания.
– Приятное напоминание, согласись? – Джамшид ткнул пальцем в резную решетку. – Я знаю нашего гостя. Это Саман Пашанур, один из ближайших друзей моего отца. Крупный землевладелец со жреческими корнями.
– Надежный друг?
Джамшид кивнул.
– В детстве я не раз слышал, как он отпускал изменнические замечания о Кахтани, когда выпивал лишнего.
Настолько изменнические, что теперь он стал посланцем Манижи? Глядя сквозь ставни, Нари изучала гостя. Саман был одет в дорожный халат с пыльным шарфом, все еще накинутым поверх головного убора. Он не садился и выглядел весьма высокомерно, учитывая, что его окружали вооруженные джинны. Хацет сидела на низком мягком диване, слегка возвышаясь над ним на платформе.
– И он ищет тебя? – спросила Нари.
– С его слов. У меня сложилось впечатление, что о твоем присутствии ему неизвестно. – Джамшид кивнул на черный сундук у ног посланца: – Говорит, что у него есть для меня послание, но отказывается что-либо пояснять, пока не увидит меня.
– Послание в ящике. Звучит многообещающе. – Нари взглянула на брата. Выражение его лица было трудно разобрать в тусклом свете. – Он хочет узнать, в плену ли ты.
– В таком случае, у нас с ним будет что-то общее. Останешься здесь?
– Пока да.
Но как только он ушел, на душе заскребли кошки. Сейчас рядом с ней должен был стоять Али, по обыкновению хмуриться, пытаясь разгадать загадку, и, несомненно, делать совместное пребывание в маленькой темной комнате стократ более неловким.
Смесь горя и беспомощности нахлынула на нее – как же Нари ненавидела это чудовищное незнание. Вдруг Тиамат уже забрала его к себе и убила? Или прямо в эту минуту Али пытают за то, что он отдал кольцо Сулеймана?
Не делай этого. Сейчас не время. Нари привалилась к ставням, пропуская пальцы в прорези в надежде, что прикосновение к твердой поверхности поможет ей снова почувствовать почву под ногами.
Когда Джамшид вошел в комнату, в темных глазах посланника мелькнуло явное облегчение.
– Джамшид, – приветствовал его Саман. – Слава Создателю. Я беспокоился.
Хацет лукаво заметила:
– Какая фамильярность по отношению к бага Нахиду. Разве за такое в вашем племени не принято отрезать языки?
Саман напрягся:
– Я не понимаю, о чем ты.
Джамшид подошел ближе, а затем с дерзостью, заставившей Нари улыбнуться, ее брат взял стул, поставил его рядом с королевой и сел.
– Мы можем говорить начистоту, – начал он. – Я знаю, кто я, Саман. И если Манижа послала за мной тебя, подозреваю, что и ты знаешь. Жаль, что мой отец не был честен со мной и мне пришлось узнавать правду от незнакомцев в чужой стране.
Саман опустил глаза.
– Понимаю, господин. Как бы то ни было… я и сам не знал до недавнего времени. – Он снова поднял на него глаза, в которых читалось искреннее беспокойство. – Ты в порядке, бага Нахид? Как они с тобой обращались?
Джамшид склонил голову, указывая на вооруженных солдат в комнате:
– Бывало и лучше, но я цел. Как обстановка в городе? Как мой отец? Моя… мать?
Саман поднял руки в благословении:
– Не лучше ли нам поговорить об этом наедине?
– Этому не бывать, – осадила его Хацет. – Ну же. Ты увидел его своими глазами, теперь пришло время дать ответы на наши вопросы. Зачем Манижа послала тебя?
– Она получила вашу угрозу относительно ее сына, – объяснил Саман. – Это произошло в крайне неподходящий момент – она пыталась навести мосты с джиннами, но ее в очередной раз предали. Бага Джамшид, – добавил он уже мягче. – С прискорбием вынужден сообщать вам, что ваш отец погиб.
Джамшид покачнулся на своем стуле.
– Что? Как?
– Он был убит во время мирного съезда, великодушно организованного бану Нахидой. Втайне от нас эмир Мунтадир подстрекал влиятельных дэвов сговориться против нее, обещав им несметные богатства. К моему глубокому стыду, некоторые наши соплеменники поддались соблазну. Когда визирь попытался сбежать к ней, они убили его.