Алиса с большими глазами, как у лани, и безупречной кожей. Счастлива ли она? Что вызывает у нее истинные чувства?
Фэй почувствовала, что устала играть. Они обе сидят в золотых клетках, как два павлина. Хотя сама Фэй в последнее время все больше чувствовала себя потрепанной голубкой с площади Хёторгет. Крысы с крыльями, как с отвращением называла их Крис.
Фэй не желала разговаривать с птицей в клетке. Ей хотелось пообщаться с живым человеком. Они выпили еще по паре бокалов.
Алиса рассказывала нуднейшую историю о том, чем ее сын Карл занимается в садике. Существует ли в мире Алисы что-то еще, кроме Хенрика, детей и статуса их семьи? Есть ли за этим фасадом настоящая личность? Настоящие чувства? Настоящие мечты? Или это с самой Фэй что-то не так, раз она не довольствуется тем, что имеет? Подавляющее большинство людей мечтают о такой жизни, которую ведет она. Когда можешь все себе позволить, когда не надо работать, когда тебе сопутствует успех, когда у тебя красивые дети, когда ты приглашена на открытие нового бутика «Луи Виттон» и готова выложить за очередную сумочку больше, чем среднестатистический швед зарабатывает в месяц…
– Чем бы ты занималась, не будь у тебя Хенрика? – спросила Фэй у Алисы.
– В смысле?
– Кем бы хотела работать?
Алиса долго обдумывала ее вопрос – словно никогда раньше над этим не задумывалась. В конце концов она пожала плечами.
– Дизайнером интерьеров, наверное. Люблю украшать дома изнутри.
– Тогда почему не займешься этим?
Свой дом Алиса обставляла не сама – для этого был нанят дорогой и раскрученный дизайнер, в списке заслуг которого значилось немало богатых вилл на Линигё.
Алиса снова пожала плечами.
– А кто тогда будет заниматься детьми?
Фэй обвела гостиную широко раскрытыми глазами.
– Тот же человек, который делает это сейчас. Няня. Скажи честно – разве тебе никогда не хотелось заняться чем-нибудь другим? Делать то, что тебе нравится – независимо от Хенрика и детей…
Она захмелела и отдавала себе в этом отчет, но сдержаться не могла. Ей хотелось приоткрыть дверцу Алисиной золотой клетки – по крайней мере на мгновение. Хотя со стороны могло показаться, что и сама она ведет подобный образ жизни, разница была колоссальная. У нее было образование, но они вместе с Яком сделали сознательный выбор, поскольку оба считали, что так будет лучше для семьи. В отличие от Алисы, она не зависела от мужа.
Фэй сделала еще глоток. Ребенок получит напоследок хорошую дозу похмелья.
В горле встал ком, она закашлялась.
– Я сама по себе личность, – проговорила Алиса, облизывая губы. – Не хочу ничего менять.
Она была действительно сказочно хороша. Павлиньи перья сияли во всей красе.
– Ты очень красивая, – сказала Фэй.
– Спасибо.
Алиса с улыбкой повернулась к ней, но Фэй все не могла оставить больную тему.
– Тебя не огорчает, что Хенрик и не посмотрел бы в твою сторону, не будь у тебя такой внешности? Ведь именно поэтому мы сидим сейчас в этом доме. Потому что нас можно показывать. Как кукол. Впрочем… мда, меня, во всяком случае, раньше можно было показывать.
Она подлила еще вина в свой бокал – тот как-то незаметно опорожнился.
– Перестань. Ты прекрасно знаешь, что это не так.
– Ясное дело, все именно так и есть.
Алиса не ответила, но подняла бокал, чтобы Фэй подлила и ей. Похоже, на нее не действуют калории, содержащиеся в вине.
Повисла пауза. Фэй вздохнула. Из глубины дома донесся детский крик.
– Ты знаешь, что я тебе всегда завидовала? – пробормотала Алиса.
Фэй с изумлением посмотрела на нее. Во взгляде собеседницы появилось новое, грустное выражение. Неужели начала проступать настоящая Алиса?
– Нет, – ответила она. – Об этом я и понятия не имела.
– Хенрик всегда так почтительно отзывается о тебе – говорит, ты самая умная женщина, какую он когда-либо встречал. Ты понимаешь, о чем они говорят, понимаешь, как устроено предприятие. Ешь, что хочешь, пьешь пиво, можешь их рассмешить… Пожалуй, именно это – что ты можешь рассмешить Хенрика – всегда вызывало у меня самую большую зависть. Он… да, он очень уважает тебя.
Фэй заерзала на месте, думая о том, насколько то, о чем говорит Алиса, уже не соответствует действительности. Все это – уже в прошлом. Больше нечему завидовать. Некого уважать. Иногда она сама задавалась вопросом: а существовало ли что-то? Или она сама все себе насочиняла?
Порой в памяти воскресали нежелательные фрагменты. Все те случаи, когда Фэй не могла разыскать Яка, хотя он был ей нужен. Некоторые воспоминания – такие, как рождение Жюльенны, – были настолько болезненными, что она не решалась даже приближаться к ним. Вытесняла. Прощала. Снова и снова.
Фэй сменила позу, поставила бокал на небольшой столик. В комнату вбежала Жюльенна и спросила, можно ли ей искупаться в бассейне.
– Карл и Сага тоже будут купаться? – спросила Фэй, покосившись на Алису.
– Да! – с нажимом проговорила дочь, энергично кивая.
Когда она убежала, Алиса вздохнула.
– Да, я понимаю, что Хенрик никогда бы на мне не женился, не будь у меня моей внешности и моего происхождения. Я не настолько наивна. Но он делает меня счастливой, он добр ко мне. Я знаю женщин, которым живется куда хуже. – Она подняла бокал и произнесла слегка заплетающимся языком: – В этом треклятом обществе женщине не разрешено признаваться, что она хочет заботы. А я хочу. Хочу, чтобы Хенрик был хозяином в доме. Мне плевать, что время от времени он ходит налево.
Она замахала рукой и чуть не пролила красное вино на белую обивку дивана.
Фэй не сводила с нее глаз.
Все эти бесконечные рассказы Яка об увлечениях Хенрика. Ей вовсе не казалось, что это забавно. Но она и представить себе не могла, что Алиса в курсе. Просто думала: «Бедная, красивая и несчастная…»
– Алиса, я…
– Перестань. Я знаю, что это так. И ты тоже наверняка знала, – Алиса пожала плечами. – Но потом он все же приходит домой ко мне. Со мной он спит и завтракает. Играет с нашими детьми. Я знаю, что он по-своему любит меня. Я – мать его детей. Честно говоря, его измены для меня – не проблема. Я… я уже привыкла.
Она посмотрела в окно на черную воду.
– Я бы не выдержала, – тихо проговорила Фэй.
Внутри потеплело. Як не такой, как Хенрик. А она не такая, как Алиса.
Алиса обернулась к ней.
– Но Фэй, ведь он…
– Даже не произноси это вслух! – выкрикнула Фэй так громко, что Алиса отшатнулась. – Я знаю, что многие мужчины в нашем окружении изменяют своим женам. И женщины – тоже, если уж на то пошло. И если ты готова терпеть это, я рада за тебя. Но у нас с Яком – духовное родство! Мы так много построили вместе… Если ты хоть раз посмеешь намекнуть на что-то такое, я разрушу все, что тебе дорого. Понятно?
Испуганный взгляд Алисы заставил ее взять себя в руки. Нельзя показывать, кто она на самом деле. Кем она была когда-то…
Покачнувшись, Фэй поднялась.
– Спасибо за приятный вечер. Нам пора домой.
Когда за ней и Жюльенной захлопнулась дверь, она обернулась. Бросила взгляд в окно возле двери. Алиса все еще сидела на диване, устремив взгляд на черную воду.
Стокгольм, сентябрь 2001 года
В такси по пути из Арланды я мысленно приготовилась, что Як исчезнет – и жизнь войдет в привычную колею. Счастье мне положено разве что в небольших дозах. «Я довольна тем, что мне досталось», – убеждала я себя, пока такси неслось в сторону Стокгольма.
Однако Як продолжал держать мою руку в своей, пока за окном проносились северные пригороды.
– Чем займешься сегодня?
– Не знаю, – ответила я.
Мы миновали Ярва, скорость снизилась – на въезде в город были пробки. Меня это нисколько не огорчило. Скорее наоборот.
– Я тоже не знаю. Пойдем выпьем пива?
Так мы и сделали. В тот вечер я осталась ночевать в однокомнатной квартирке Яка на Кунгсхольмене.
На следующий день мы не вылезали из постели до самого обеда. Разговаривали, смотрели кино и занимались любовью. Но во второй половине дня меня начала заедать совесть, и я уселась на балконе, чтобы позаниматься. Выходные в Барселоне прошли незабываемо, но теперь мне надо нагонять упущенное.
Внезапно до меня донесся крик – это кричал Як, сидевший на диване и смотревший телевизор.
– Что такое? – крикнула я, но он не ответил.
Захлопнув книгу, я поспешила к нему.
Як неподвижно сидел перед телевизором. Лицо у него побелело как полотно.
То, что показывали в репортаже Си-эн-эн, было ужаснее всего, что я когда-либо видела. Самолеты. Взорванные небоскребы. Тела людей, падавшие с высоты в сотни метров. Люди, прыгающие из окон. Лица бродивших по улицам Манхэттена – окровавленные и потерянные.
– Что это такое? – спросила я, с недоверием глядя на экран.
Як посмотрел на меня со слезами на глазах.
– Самолет врезался во Всемирный торговый центр. Поначалу все подумали, что это несчастный случай, но потом в другой небоскреб тоже врезался самолет. Захвачено несколько самолетов. Похоже, это теракт.
– Теракт?
– Да.
В студии царила полная растерянность. Мы же сидели перед телевизором, словно загипнотизированные, потрясенные увиденным. Такого никто не мог предсказать!
Як поднялся и запер входную дверь. Принес бутылку виски и два бокала. Когда башни рухнули, одна за другой, мы разрыдались. Смерть и разрушение так ужасно контрастировали с нашим счастьем…
Внезапно я почувствовала, что хочу быть ближе к Яку, ощутить его силу, знать, что он может защитить меня. В его объятиях мои шрамы не болели. Он и не подозревал о них, но это не имело значения. Его присутствие уже само по себе снимало боль. Словно его собственные шрамы идеально подходили к моим.
Внезапно я поняла причину бэби-бума в сороковых годах. Как мужчины и женщины в роковое время жаждали утешения, ища примитивного, самого простого… Уверенность через размножение – основа для сохранения вида.