Фэй вдумалась в смысл ее слов. Они не причинили ей ту боль, которой она ожидала. Скорее принесли облегчение. Где-то в глубине души она все же догадывалась.
– Сочувствую, – неуверенно пробормотала Алиса.
– Все нормально. Я так и думала.
– Ты ведь ничего не скажешь Яку об этом нашем разговоре?
– Обещаю.
– Спасибо.
– Тебе следовало бы бросить Хенрика, – сухо и деловито продолжала Фэй. – Мы слишком хороши для этих подонков – чтобы позволить так с собой обращаться. Надеюсь, когда-нибудь ты сама к этому придешь. Для меня это не было добровольным решением, но я через это прошла. А когда оказываешься по другую сторону, ощущаешь бо́льшую свободу.
– Но ведь я счастлива.
– Я тоже была счастлива. Или мне так казалось. Но время все расставит по своим местам, Алиса. Рано или поздно ты окажешься там, где я сейчас, – и ты прекрасно это знаешь.
Фэй положила трубку, не дожидаясь ответа Алисы, – знала, что той нечем возразить. В том, что она только что сказала подруге, не было ничего нового. Алиса наверняка боролась с теми же мыслями тысячу раз в день. Но это уже проблема Алисы. Не ее.
Теперь она готова к войне.
Фэй знала, что в ее арсенале есть самое мощное оружие – ее женственность. Оно заставляет мужчин недооценивать ее, считать глупенькой. У Яка нет шансов на победу. Она умнее его. Так было всегда. Просто она позволила ему – и себе – забыть об этом.
Но теперь она ему об этом напомнит. Напомнит им обоим.
Для начала важно дать ему понять, что все по-старому – что она все та же ручная Фэй, без оглядки влюбленная и наивная. Эта часть – самая простая. Эту роль она играла так долго, что знает ее наизусть.
Но втайне она создаст собственную фирму, разбогатеет и уничтожит Яка. Пока Фэй не знала, как это осуществить. К тому же предстояло решить целый ряд практических проблем. Прежде всего ей нужно жилье. Невозможно дальше злоупотреблять гостеприимством Крис. Вопрос лишь в том, где поселиться. На квартиру в центре у нее денег нет. С другой стороны, ей надо обосноваться неподалеку от садика Жюльенны. Кроме того, нужно сколотить капитал, прийти в форму, освежить свои знания финансовых рынков, создать собственную сеть связей. Тысяча задач, требующих решения. Тысяча целей, которых надо достичь, прежде чем Як будет повержен. Настроение у нее улучшилось.
– У вас найдется листок бумаги? – спросила она бармена. – И ручка?
Тот положил на барную стойку ручку и указал на стопку салфеток. Фэй составила список дел, которые ей необходимо провернуть. Закончив, позвонила Яку, чтобы заключить мир. Внутреннего сопротивления не было – ведь это всего лишь игра. Первый ход в шахматной партии. Ей нужно перемирие, чтобы собраться с силами и перегруппироваться.
Она заговорила бархатным и слегка робким голосом – именно такой муж ее и помнил.
– Я расстроилась, – сказала она. – Поэтому и вела себя так. Но сейчас поняла, что ты во многом прав. Ты простишь меня?
Она отпила глоток пива. Бокал почти опустел – Фэй сделала знак бармену, что хочет повторить.
– Понимаю, что тебе было нелегко, – ответил Як с удивлением и помпезным великодушием.
Фэй допила последний глоток пива, когда перед ней поставили новое. Она нарисовала в пене кружочек – и вспомнила тот день, когда Крис нарисовала сердечко на запотевшем бокале…
– Это правда. Однако это меня не извиняет. Но сейчас я возьму себя в руки. Ради Жюльенны. И ради тебя. Мать твоей дочери не должна вести себя недостойно и выпрашивать денег. Даже не понимаю, что на меня нашло. Я просто… сама себя не узнаю.
Фэй замолчала, ломая голову, не переборщила ли. Однако Як лишь услышал подтверждение тому, что думал сам, – что он прав, а она не права. Як хотел видеть себя героем, оставаться на высоте. Теперь она даст ему возможность еще больше утвердиться в этом образе самого себя – как всегда делало все его окружение.
– Ну ладно, ничего. Просто постарайся быть… немного посговорчивее, – сказал Як.
Положив трубку, Фэй допила пиво и заказала себе еще. Теперь никто не сможет ей указывать. Она начала хихикать и никак не могла остановиться, опьяненная алкоголем и свободой.
Красная двухэтажная вилла постройки двадцатых годов располагалась в идиллическом коттеджном поселке Эншеде. Открыв зеленую калитку, Фэй пересекла ухоженный садик и позвонила в дверь.
Ей открыла женщина с высокими скулами и седыми волосами, собранными в узел на затылке, в брюках и в джемпере-поло. Осанка у нее была прямая, почти военная. Женщина протянула узловатую руку.
– Керстин Теллермарк. Проходите, – сказала она и отступила в сторону.
Вслед за ней Фэй прошла через небольшую прихожую с черно-белыми фотографиями по стенам в уютную гостиную. На стенах, обклеенных коричневыми обоями, красовались старинные картины с морскими пейзажами, у одной стены стоял продавленный диванчик, а в углу – пианино.
– Как тут красиво! – воскликнула Фэй. Она говорила совершенно искренне.
– Немного старомодно, – проговорила Керстин извиняющимся тоном, но Фэй заметила, что той приятна похвала. – Хочешь кофе?
Фэй покачала головой.
– Ну хорошо. Стало быть, вы будете жить здесь вдвоем с дочерью?
– Да. Ее зовут Жюльенна. Ей четыре года.
– Развод?
Фэй кивнула.
– По обоюдному согласию?
– Нет.
Керстин приподняла брови.
– У тебя есть работа?
– Пока нет. Но я ее найду. Я… я училась в Торгово-экономическом институте, мне просто нужно прий-ти в себя.
Керстин поднялась и повела Фэй на второй этаж. Там была небольшая общая комната и две спаленки. Как раз то, что ей нужно.
– Пять тысяч крон в месяц.
– Я согласна.
Два дня спустя произошел переезд. Крис помогала ей. Керстин стояла на лестнице, сложив руки на груди, и наблюдала, как они заносят на второй этаж три картонные коробки, в которых помещалось все имущество Фэй. Бо́льшую часть своей одежды она продала в одном из дорогих магазинов секонд-хенд на Карлавеген, чтобы выручить немного денег.
Ей больше не хотелось получать что бы то ни было от Яка. Только отобрать у него все. Так куда веселее.
Когда Крис уехала, Керстин постучалась в дверь. Фэй, которая как раз распаковывала свои вещи, предложила ей зайти, но та осталась стоять на пороге.
– А дочь, о которой ты говорила, – где она?
– Она пока у папы, приедет в середине недели, – ответила Фэй, вешая на плечики блузку.
– Он тебя бросил?
– Да.
– А кто виноват?
– Виноват?
– Всегда ведь кто-то виноват.
– В таком случае – он. Пихал свой член направо и налево, а я была слишком глупа, чтобы это увидеть.
Фэй вздрогнула, осознав, что она только что сказала, – но Керстин лишь молча кивнула.
Фэй развесила вещи в шкафу, пропылесосила, застелила постель свежим постельным бельем и легла, заложив руки за голову. Ей нужно найти источник доходов. И срочно. Для начала – просто чтобы выжить, чтобы платить Керстин за квартиру, покупать еду и то, что нужно Жюльенне. Однако график должен быть свободным, чтобы параллельно разрабатывать бизнес-план. Ей не нужен начальник, постоянно стоящий над душой.
Фэй подошла к окну. Мимо по улице проходил блондин лет пятидесяти с большим родезским риджбеком, похоже, откликающимся на кличку Хассе. Пес тянул и дергал поводок – похоже, мужчине с трудом удавалось удержаться на ногах.
Фэй проводила их задумчивым взглядом.
Несколько часов спустя Керстин угостила Фэй ужином – котлетами с картошкой и коричневым соусом. К тому же она выставила на круглый обеденный стол брусничное варенье и маринованные огурчики.
– Очень вкусно, – похвалила Фэй.
– Спасибо.
Керстин положила на тарелку Фэй еще еды.
На окне стояла фотография Керстин в молодости – густые каштановые волосы, короткое белое платье.
Хозяйка проследила за взглядом Фэй.
– Это снято в Лондоне в конце шестидесятых. Я работала няней в одной семье и влюбилась в англичанина, лорда Кенсингтона. Чудесные были годы…
– Почему же ты не осталась там?
– Потому что мама лорда Кенсингтона, леди Урсула, сочла неприличным, чтобы ее единственный сын женился на шведской няне. Несколько лет спустя он обвенчался с девушкой из высшего света по имени Мэри.
– Как грустно, – проговорила Фэй.
– Как вышло, так вышло. Я не жалуюсь.
– Ты была замужем?
– А как же. За Рагнаром.
Керстин отвела взгляд. Неосознанно потянула за воротник джемпера.
Фэй взглянула на нее, потом огляделась, но никаких портретов Рагнара или Рагнара с Керстин не обнаружила.
Приборы звякнули, когда Керстин положила их на тарелку. Она поднялась, ушла в гостиную и вернулась с фотографией в рамочке. Поставила ее на стол перед Фэй. На снимке был изображен мужчина с обнаженным торсом и в белых шортах, сидящий в шезлонге.
– Рагнар, – сказала Керстин. – Пальма, восемьдесят первый год.
– Как мило, – сказала Фэй. – Должно быть, тяжело потерять человека, с которым прожил всю жизнь… Давно он умер?
– Умер? – Керстин с удивлением уставилась на нее. – Нет-нет, Рагнар жив. Эта собака доживает свои дни в доме престарелых в Сёдермальме.
– Тогда я не понимаю.
– Три года назад с ним случился инсульт.
– Стало быть, ты живешь одна?
Керстин кивнула.
– Да. Но мне хорошо, – добавила она и засунула в рот картофелину. – Тихо и спокойно. Единственное, что нарушает мой покой и душевное равновесие, – так это то, что он по-прежнему дышит.
Она взглянула на фото. Потом положила снимок лицом вниз и сказала:
– Бери еще. Хорошая еда – бальзам для души.
Фэй кивнула и придвинула к себе блюдо. Впервые за долгое время у еды был отменный вкус.
На следующее утро Фэй проснулась рано. Спустившись по скрипучей лестнице, она ощутила запах свежезаваренного кофе.
Керстин уже поднялась. Перед ней лежала открытая газета «Дагенс нюхетер», а рядом – «Дагенс индустри». Фотография Рагнара, лежавшая вчера на кухонном столе, исчезла.