– Вот как?
– Да, – проговорила Крис, не поднимая глаз.
– Расскажешь сама или придется вытрясти из тебя правду?
– Стыд сказать, грех утаить – я влюбилась. Втюрилась по самые уши.
Фэй закашлялась, чуть не подавившись листиком мяты.
– Влюбилась? – глупо переспросила она. – В кого же?
– Ты не поверишь. Его зовут Юхан, он преподает шведский язык в самой обычной школе.
– Звучит вполне нормально, – ответила Фэй, которая ожидала услышать про татуированного участника шоу «Отель Парадайз» с огромными бицепсами, все еще пользующегося молодежной скидкой на авиабилеты.
– И это самое ужасное. – Крис вздохнула.
– Как вы познакомились?
– Он привел свою племянницу в наш салон в «Стюрегаллериан». На нем был чудовищный пиджак с заплатками на рукавах. Когда племянница уселась на стул, то попросила сделать ей «ирокез». Тут меня пробрало любопытство. Как он отреагирует? Но он лишь кивнул и сказал: «Я бы тоже себе такой сделал. Это круто».
Крис замолчала и задумчиво посмотрела в окно.
– «Жаль, что этот парень занят», – подумала я, считая, что это его дочь. Однако осталась в салоне, чтобы поболтать с ним. А когда он расплачивался, девочка спросила, когда за ней придет папа. Тут у меня и вовсе все упало: я решила, что он – гей.
– Но?..
– Девчонку забрал возле салона лысый мужик, который покраснел как рак при виде прически дочери. Они расстались, а я… черт, придется сказать все, как есть. Я отменила все свои встречи и пошла за ним.
– Ты начала его преследовать? – Фэй с недоверием посмотрела на подругу. Безумная выходка – даже для Крис.
– Ну так, немножко…
– Докуда?
– До Фашты.
– Ты ведь не покидала центра города с…
– Ну да, с неурожайного две тысячи шестого года, знаю. В общем, ладно. У торгового центра в Фаште он наконец обернулся ко мне. Видать, Джеймс Бонд из меня не очень – он заметил, что я преследую его от самой площади Стюреплан.
– И что он сказал?
– Сказал, что ему льстит мое внимание и что после столь длительного преследования меня, наверное, мучит жажда. Я призналась, что так и есть, и тогда он спросил, можно ли пригласить меня на чашечку кофе.
– Боже мой, Крис! Я так за тебя рада…
Подруга не могла сдержать улыбку.
– Я тоже.
– А потом?
– А потом он напоил меня кофе, и я безоглядно влюбилась. Мы поехали к нему домой, и я оставалась там два дня.
Она рассмеялась, и Фэй почувствовала, как внутри у нее потеплело.
– А что сейчас?
– Сейчас я по-прежнему без памяти влюблена. Фэй, это он, понимаешь? Мужчина, которого я ждала всю жизнь.
На десятую долю секунды улыбка сменилась гримасой. Любой другой, не знавший Крис так хорошо, как знала ее Фэй, не заметил бы этого изменения.
Что-то не так.
– Крис, что случилось?
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, пытаясь казаться беззаботной.
– Я слишком хорошо тебя знаю. Что случилось?
Крис подняла бокал и отпила глоток. Потом отставила бокал на стол.
– У меня рак, – глухо ответила она.
Время остановилось, все звуки исчезли, контуры размылись, острые края скруглились.
Голос Крис казался чужим и неестественным.
Фэй никак не могла воспринять сказанное. У радостной, энергичной Крис не может быть рака! И тем не менее. Редкая форма рака матки. Что, как отметила Крис, особенно злая ирония – учитывая, как мало она использовала свою матку. Вокруг них позвякивали приборы, звенели бокалы. Гладь воды, освещенная солнцем, казалась ровной и блестящей, а Королевский дворец возвышался на другом берегу, как всегда более смахивая на тюрьму, чем на сказочный замок. Стоял прекрасный осенний день, выманивший на улицы толпы жителей города. За столиками рядом с ними люди в золотых украшениях поедали с серебристых блюд изысканную нарезку, и Фэй недоумевала, как они могут смеяться, когда ее собственный мир только что рухнул.
– На самом деле я не планировала ничего рассказывать, пока не отделаюсь от него. Но все вышло, как вышло.
Крис пожала плечами. Если врачам не удастся остановить процесс, ей не выжить. Фэй искала в ее лице признаки того, что все это – шутка, ожидала услышать громкий и раскрепощенный смех Крис. Но его не последовало.
– Пойдем отсюда, – проговорила она. Дыхание вдруг сдавило. – Не могу сидеть и поедать салат, пока ты рассказываешь, что у тебя рак.
Фэй тут же пожалела о сказанном, осознав, что Крис до смерти напугана и изо всех сил сдерживает свои чувства. Ситуация не совсем подходящая для того, чтобы говорить, чего хочется ей самой. И уж точно неподходящий момент, чтобы жалеть себя.
– Прости. Просто я так ужасно расстроилась, – проговорила она.
Крис улыбнулась – на этот раз грустной улыбкой. Такого выражения лица Фэй, пожалуй, никогда еще не видела у своей любимой подруги. Она заставила себя проглотить кусочек курицы, но еда в горло не лезла. Отложив приборы, Фэй подозвала официанта и заказала два джина с тоником.
– Покрепче, пожалуйста.
Они сидели молча, пока не принесли напитки.
– Ты готова об этом говорить? – спросила Фэй, отпив глоток.
– Не знаю. Наверное, да. Просто не знаю, как.
– Я тоже не знаю. Но ты должна поправиться.
– Ясное дело, я поправлюсь. Просто ужасно неподходящий момент – Юхан и все такое… В кои-то веки я влюбилась – и тут в матке появляется опухоль и переворачивает все вверх дном. У кого-то там наверху странное чувство юмора.
Крис рассмеялась, но глаза ее оставались печальными.
Фэй кивнула. Обхватив губами соломинку, отпила еще. Ощутила, как джин распространился по телу, согрел. Дышать стало легче.
– Ты опасаешься, что он тебя бросит?
– Ясное дело. Я бы скорее удивилась, если б он этого не сделал. Мы встречаемся всего две недели, а если я хочу победить болезнь, это отнимет у меня все силы. Стану некрасивой, непривлекательной, утрачу либидо, буду вялой и уставшей… Ясное дело, мне тревожно. Я люблю его, Фэй, – понимаешь? Я так люблю его…
– Ты боишься…
– …Умереть? Ужасно боюсь. Но умирать не собираюсь. Я хочу быть с Юханом, вместе путешествовать, вместе состариться… Никогда еще я не желала этого так страстно, как сейчас.
Она снова поморщилась. Фэй чувствовала себя совершенно потерянно. В конце концов она молча положила ладонь на руку Крис. Эта рука, поддерживавшая ее во время медикаментозного аборта, теперь была холодна и дрожала.
– Рано или поздно тебе придется ему рассказать. Вне зависимости от того, бросит он тебя после этого или нет.
Крис кивнула и залпом выпила свой джин с тоником. Фэй продолжала держать ее руку.
Когда в воскресенье вечером она забрала Жюльенну, дочь посмотрела на нее полными ожидания глазами. Фэй совершенно забыла, о чем попросила ее и что обещала, – болезнь Крис все перевернула вверх дном.
– Где он? – спросила Жюльенна.
– Кто?
– Телефон. Я сделала у папы все, как ты мне сказала.
– Отлично, дорогая. Ты получишь его завтра.
Жюльенна начала возмущаться, но Фэй объяснила, что ей придется подождать. Дочь обиженно ушла в свою комнату, но у Фэй не было сил позвать ее.
Радоваться тому, что скоро будет обладать паролем Яка, она тоже не могла.
Крис просила ее никому не рассказывать о своей болезни. Не хотела, чтобы ей сочувствовали, не желала, чтобы у нее на лбу было написано, что она – раковая пациентка, как она сама сказала. Они договорились, что Фэй пойдет с ней на первый сеанс химиотерапии, а до того они не будут об этом говорить.
Однако невозможно было думать ни о чем другом.
Жизнь без Крис? Подруга всегда была рядом, оставалась сильной и волевой, когда Фэй хотелось спрятаться от всех. Теперь роли поменялись. Теперь Крис понадобится ее поддержка. Вся ее энергия.
У Фэй есть деньги. Есть процветающее предприятие. Она показала Яку и всему остальному миру, что может стоять на собственных ногах. И пусть этот кей-логгер, установленный на компьютере бывшего, сохранит его пароли и все, что он пишет, – может, и бог с ним? Может быть, бросить всю эту затею?
Нет, так не получится. Фэй начинало тошнить при одной мысли, что она не отомстит до конца. Она не может бросить. Не собирается бросать…
Что она за человек, если разобраться? Ее лучшая подруга больна. Возможно, смертельно больна. А она по-прежнему думает, как ей раздавить Яка…
Фьельбака – тогда
Мне было всего двенадцать лет, когда папа впервые избил меня. Мама отправилась за продуктами – она только что ушла. Я сидела за кухонным столом, папа – рядом, во главе стола, уткнувшись в кроссворд. Собираясь повернуться, я случайно задела чашку. Словно в замедленной съемке, видела, как она переворачивается, – все еще ощущала, как я задела ее рукой.
Какао вылилось на папину газету с почти разгаданным кроссвордом. Словно сама судьба решила вмешаться – показать мне, что настал мой черед.
Казалось, папа был в полной прострации, когда его рука вылетела вперед и ударила меня по уху. От боли слезы навернулись у меня на глаза. Я услышала, как Себастиан закрыл дверь в свою комнату, – вряд ли он решится выйти до возвращения мамы.
Почти сразу же последовал новый удар. Папа вскочил, и его рука попала мне по правой щеке. Я закрыла глаза, спряталась в глубине себя, в темноте, которая нежно окружила меня. Как это бывало в школе, когда я закрывалась от всех воплей и окриков.
Папина рука словно отскакивала от меня. Я сама была шокирована тем, как хорошо мне удалось устоять перед болью.
Когда в прихожей раздались мамины шаги, я поняла, что все кончилось. На этот раз.
Фэй ждала Крис возле Каролинской университетской больницы. Плотные облака держали город в плену. Стокгольм был серым и мокрым, как часто бывает осенью. Начавшие опадать листья образовывали на земле маленькие коричневые островки.
Перед входом Крис поежилась.
– Самое ужасное, что утром у меня совсем не было аппетита, а мне сказали, что перед процедурой рекомендуется поесть, – пробормотала она и покосилась на бумажный стаканчик кофе в руке у Фэй. – При одной мысли о кофе меня просто тошнит.