Когда все закончилось, она сидела в кресле, а Джардин и леди Талия с беспокойством смотрели на нее. Аби заморгала. Глаза щипало. Она долго плакала?
Аби попыталась подняться, но ноги были ватными и дрожали. Ища опору, она ухватилась за руку Дженнера, но он аккуратно отогнул вцепившиеся в него пальцы и положил ее руку на темно-красную обивку кресла. Это был деликатный, но отказ, и Аби почувствовала, как от стыда кровь прилила к лицу. Голова раскалывалась от боли. В воздухе стоял сильный запах алкоголя.
Аби обвела взглядом комнату: она находилась в Большом солярном зале, все на своих местах, ни намека на беспорядок. Дверь закрыта. Единственное, что зацепил взгляд, – пустая бутылка у камина и фотография в рамке в руках у леди Талии. Блокнот и карандаш Аби аккуратно лежали на полу. Эти предметы не укладывались в целостную картину.
Что произошло? Она напилась? Выставила себя в неподобающем виде? Сама мысль была невыносимой. Ей больше не позволят работать с Дженнером. Возможно, даже отошлют в Милмур.
При мысли о Милмуре боль пронзила голову, и Аби едва не вскрикнула, хватая ртом воздух.
– Что случилось? – спросила она, переводя взгляд с Дженнера на леди Талию. – Я ничего не помню. Простите. Надеюсь, я ничего плохого не сделала?
Мать и сын обменялись взглядами. У Аби внутри все сжалось в ожидании чего-то ужасного.
– Конечно же нет, деточка, – сказала леди Талия, ставя фотографию на камин между статуэтками из мейсенского фарфора и изящными безделушками, украшенными драгоценными камнями. Она коснулась пальцами лица Аби – прохладные, с нежным цветочным ароматом духов. – Ты конспектировала план организации свадьбы моего сына. А потом, должно быть, споткнулась о выступ каминной решетки или подвернула ногу на этих старых шатких половицах, упала и ударилась головой. Ты нас всех так напугала. Но сейчас с тобой все в порядке.
– Я все еще чувствую себя неловко, – призналась Аби. – Надеюсь, я не доставила вам много хлопот?
Она с тревогой посмотрела на Дженнера. Вид у того был жалкий и потерянный.
– Об этом не беспокойся. – Леди Талия улыбнулась как на фотосессии для глянцевого журнала. И Аби почувствовала, что под видом участия от нее хотят избавиться. – Гавару, как члену парламента, прошлось срочно уехать по делам. Думаю, тебе лучше отправиться к родителям и пораньше лечь спать. Дженнер тебя проводит.
При других обстоятельствах Аби обрадовалась бы длительной прогулке в компании Дженнера до коттеджей, где жили рабы с семьями. Но в этот вечер он не произнес ни слова. Шел чуть впереди, запрятав подбородок в шарф и засунув руки в карманы. Аби чувствовала себя так, словно попала в опалу, только не знала, за какую провинность.
Ночь была холодной и ясной, на небе густой россыпью сияли звезды, изо рта шел пар. Аби осторожно потрогала виски. Она никак не могла определить, какой частью головы ударилась.
«Наверное, леди Талия исцелила меня, – подумала Аби. – Но не полностью».
Хозяйка Кайнестона имела Дар весьма слабой силы, хотя была мастерицей восстанавливать все, что разбивал в приступах ярости ее старший сын.
При этой мысли где-то внутри черепа вспышкой возникла такая сильная боль, что Аби застонала и остановилась. Это заставило Дженнера обернуться и тут же подойти к ней.
– Что? – спросил он. – Что случилось?
Аби ничего не могла с собой поделать. Он стоял рядом, такой взволнованный. Это было так наивно и глупо, но она снова потянулась к нему.
Дженнер отступил назад. Отступил вполне осознанно – ведь сейчас его семья не следила за ним острым глазом ястреба. Аби почувствовала боль разочарования.
Дженнер вытянул вперед руки. Аби видела, так он делал, когда его мерин Конкер начинал волноваться.
– Абигайл… – ласково произнес Дженнер, но осознание того, что он хочет успокоить ее, как животное, сквозь боль вызвало у Аби вспышку гнева. – Пожалуйста, остановись. Ты славная девушка. В работе мы отличная команда. Но думаю, у тебя рождаются иллюзии. Это случалось и раньше здесь, с другими девушками. Правда, никогда со мной.
Он рассмеялся с такой горькой иронией, будто считал себя полным ничтожеством, и хотя Аби задыхалась от стыда, ей захотелось его ударить за такую заниженную самооценку. Он был самым лучшим из них. Единственным по-настоящему добрым и хорошим.
– Ты рабыня, – продолжал Дженнер. – Я Равный. Разве ты не хочешь достаточно комфортно провести десять лет в офисе? Если моя семья сочтет твое поведение предосудительным, тебя сошлют на кухню или в прачечную или, что еще хуже, отправят в Милмур.
Можно умереть от унижения? Аби казалось, что можно. Она будет первым таким случаем, описанным в медицине. Произведут вскрытие ее тела и будут изучать внутренности: вначале патологоанатом вытащит ее большой мозг, затем маленькое съежившееся сердце. Аби почувствовала, как горячие слезы полились по щекам, и прижала ладонь ко лбу, будто вернулась невыносимая боль. Но болела не голова.
– Прости, Абигайл, – тихо сказал Дженнер. – Но пожалуйста, пойми, так будет лучше. Думаю, ты знаешь, куда идти. Здесь уже недалеко.
– Да, я знаю, куда идти, – подтвердила Аби. – Спасибо. Буду в офисе в восемь тридцать. Как всегда.
Она отвернулась с достоинством, на которое только была способна в эту минуту, и напрягла слух, пытаясь определить: Дженнер развернется и пойдет назад к дому или будет стоять и смотреть ей вслед. Но трава стерла звук его шагов.
Аби хотелось, чтобы у человека был «выключатель». Некое устройство: щелк – и отключались бы все мысли и чувства, сохранялась бы только мышечная память и ноги бы сами шли куда надо. Ее мозг не справлялся с потоком эмоций. Во всех учебниках не было задачи сложнее той, что она сейчас пыталась решить.
Коттеджей все еще не было видно, крутой подъем скрывал дома рабов от глаз Равных. Аби поднималась вверх по склону, когда из-за хребта на нее выскочило рычащее чудовище. Мотоцикл Гавара с ревом пронесся мимо, на мгновение ослепив ее светом фар.
Наследник уехал по делам – так сказала леди Талия. Тогда что он делает здесь? Неприятные подозрения заставили Аби бежать вверх по склону.
Сверху она увидела длинный ряд беленых коттеджей, почти светящихся в лунном свете. К ним двигалась фигура – большая и неуклюжая. Аби сначала решила, что ошиблась, но, присмотревшись повнимательнее, поняла – нет.
– Подожди! – крикнула Аби.
Сестра обернулась и остановилась.
Дейзи надела на себя все пальто, что висели на крючках в прихожей: свое собственное, пальто отца с толстым ворсом и мамин пуховик. На руках она держала огромный ворох одеял, в котором едва можно было найти Либби Джардин.
– Что ты здесь делаешь? – строго спросила Аби. – Очень холодно. Почему ты позволила ему вас обеих вытащить на улицу?
– Никуда он меня не вытаскивал, – флегматично ответила Дейзи. – Я сама так захотела. Его снова отправили в Милмур, и он заехал попрощаться с Либби. Я сказала, что принесу ее сюда.
– Ради всего святого, зачем?
Дейзи прищурилась. То, что она сказала, было смешно, если бы не было так грустно.
– Я хотела поговорить с ним наедине.
– Господи, о чем?
– Ни о чем, просто так. – Младшая сестра покачала головой. – Может, из этого ничего не выйдет. А если выйдет, ты об этом узнаешь.
Дейзи без особой надобности склонилась над одеялами и загугукала. Было ясно, что ничего больше из нее не вытянешь.
– Ты же знаешь, что Гавар собой представляет! – выкрикнула Аби, все ее обиды и унижения наконец нашли выход. – Ты сама слышала, что Сильюн рассказал о матери Либби. Гавар не тот человек, с кем можно секретничать. Не будь ребенком, мы здесь не на детской площадке в игры играем.
Дейзи пристально посмотрела на нее:
– Он – наследник. И он хорошо ко мне относится. Я это ценю. К тебе же он так не относится?
Дейзи неуклюже развернулась, давая понять, что больше не хочет разговаривать, и потопала к коттеджам. В любом случае Аби не знала, что на это ответить.
Как странно: прежде она была совершенно уверена, что отработка в поместье Кайнестон будет наилучшим вариантом сохранить целостность семьи и провести десять лет в относительно комфортных условиях. И что в результате? Они оказались в очень уязвимом положении: Люк – в Милмуре, Дейзи находится под влиянием наследника Кайнестона, известного своим непостоянством.
Чего ты добилась, Аби Хэдли?
«Не многого. Почти ничего», – сказала себе Аби.
Она засунула руку в карман и нашла маленький квадратный предмет, металлический, холодный на ощупь.
По крайней мере одно дело она сделает. Развернувшись, Аби двинулась по замерзшей траве, но не к коттеджам и не к центральному дому поместья, а в совершенно другую сторону.
В питомнике мужчина отжимался – мышцы рук и спины напрягались и выступали буграми. В клетке было невозможно выпрямиться во весь рост, и это было единственное упражнение, которое он мог себе позволить. Как только мелькнула тень Аби, он тут же лег на пол и застыл. Это означало, что он делал упражнения тайком.
И что не окончательно потерял человеческий облик.
– Это я, – сказала Аби, подходя ближе.
Свет горел в комнате обер-егермейстера под крышей – значит персонал уже покинул питомник, а он здесь на всякий пожарный случай.
– Я принесла тебе антибиотики. И кое-что, чтобы их заесть.
Рука с сильными жилистыми пальцами просунулась через прутья загона и соскребла с ее ладони горсть таблеток. Яблоко не тронула. Человек-собака засыпал таблетки в рот и жадно принялся лакать воду из миски.
– Я думала… – Аби колебалась, не веря, что она это делает. – Думаю, мы могли бы погулять. Без поводка. На ногах.
Он настороженно повернулся и хрипло выдохнул:
– Да.
– И ты не убежишь? И… не сделаешь мне ничего плохого?
Аби было неприятно спрашивать об этом. Но за те несколько раз, что она приходила в питомник, поняла: что бы ни сделали с этим человеком – она до сих пор не знала его имени, потому что он его не помнил, – он лишился не только человеческого облика, но и способности здраво мыслить. Во время ее предыдущих визитов он, случалось, рычал. А однажды едва не укусил за руку. Напуганная Аби после этого не приходила к нему около недели.