– Как прикажете, Ваше Величество, – сухая кривая усмешка изогнула его губы, когда министр Вэй отвесил поклон и быстрым шагом покинул кабинет. Мин Сянь рухнула в кресло, сжимая виски. Она скинула головной убор, бросая его на пол. Боль пульсировала в висках, а жгучий гнев клокотал в груди. Ей хотелось кричать – от бессилия, от собственной никчемности и давления в груди.
– Ваше Величество! Императрица! – Чжоу Су, вошедший в кабинет, стоило его покинуть Вэй Шаопу, увидел, что императрица сгорбилась в кресле, сжимая виски так, словно хотела сломать свой череп. – У вас снова головные боли? Ваше Величество! Позвать лекаря? – испуганно подлетев к ней, он уставился в бледное, покрытое потом лицо Мин Сянь.
– Не… не стоит, – наконец выдавила та, сконцентрировав взгляд на лице евнуха. – Принеси лучше чаю.
– Немедленно подать чаю Ее Величеству! – крикнул Чжоу Су, семеня к двери. Он не увидел, как императрица, закашлявшись, прижала платок к губам и выплюнула плотный сгусток крови, а затем откинулась на кресле назад, свешивая голову и чувствуя странное облегчение. Она рассмеялась – и смеялась до тех пор, пока не вернулся Чжоу Су с подносом, и этот вид напугал старого евнуха до дрожи в коленях.
Глава 12Одиночество во дворце
На месте пожара уже застучали топоры и молотки, и город, словно зализывая образовавшуюся рану, спешно выздоравливал.
Расследование шло своим чередом, если это можно так назвать: министр Вэй «согласился» сотрудничать и действительно не выходил из поместья, но это больше выглядело, словно Министерство доходов переехало к нему домой – каждый день множество человек входило и выходило через двери резиденции Вэй, внося и вынося бумаги.
Цензорат и Министерство наказаний очень быстро прикрыли дело после того, как виновника пожара не смогла найти городская стража. Опрос очевидцев ничего не дал: буквально на следующий день все как один поменяли показания, заявив, что никого у поместья министра Вэя не было – ни единой души, а человек ускользнул совсем в другую сторону. Посему расследование приостановили.
Мин Сянь чуть не сломала кисть в руках, увидев предварительный доклад Цензората. Цензоры даже не опрашивали домочадцев и слуг министра Вэя, посчитав, что для этого нет оснований. Докладная записка Министерства наказаний была ничем не лучше – следы злоумышленника затерялись в Линьане, и никто так и не выдал его. Впрочем, писал министр Хэ, есть зацепка из его описания. Подобная чиновничья одежда явно принадлежала работнику одного из шести Министерств. На этом министр Хэ тактично умолкал, заявляя, что передал данные в Цензорат, который должен заниматься расследованием чиновников.
Мин Сянь направила приказ в Цензорат, давя на них, чтобы они «очистили имя министра доходов как можно скорее», а также прося, чтобы расследование было поручено самым способным. Она не сомневалась, что отдадут его Ян Лэю, недавно повышенному до старшего цензора. Тот так грандиозно похоронил два расследования, что Чжао Тай должен им очень гордиться.
Спустя три дня было предоставлено убедительное доказательство того, что министр Вэй ни в чем не виноват – совместная записка от верховного цензора и министра наказаний. Были приведены допросы свидетелей, охранников поместья Вэй и очевидцев с места пожара. Расследование объявили завершенным. Министр Вэй триумфально вернулся ко двору, выглядя еще более надменно, чем обычно.
Матушка вновь похвалила Мин Сянь за безоговорочную поддержку дядюшки и подарила ей новую кисть, заметив, что ее старая треснула.
– Чжоу Су по неряшливости уронил ее, – отмахнулась императрица, когда Вэй Жуи спросила ее о кисти.
– Тебе следует наказать его за порчу такой превосходной кисти, – нахмурилась та. – Однако и кисти, что я подарила тебе, ничуть не хуже.
– Благодарю матушку за заботу о своей дочери, – склонила голову Мин Сянь в легком поклоне. Она даже не взглянула на подарок.
– Приближается Праздник весны[43], – произнесла женщина, отпивая глоток из пиалы с чаем. – Этот год был мирным, нужно устроить роскошное празднование.
– Вы, как всегда, правы, – кивнула Мин Сянь. – Ваша дочь тоже подумывала об этом. Фейерверки поднимут настроение не только нам, но и жителям столицы.
– Верно, – сказала вдовствующая императрица. – При дворе в этом году, правда, было неспокойно, но, к счастью, все слухи утихли сами собой. Хорошо, что ты продемонстрировала непоколебимое доверие к императорскому дядюшке.
– Все, как учила Нас матушка. Дядюшка помогал Нам с восшествия на престол, Мы не могли оставить его в такой момент, – равнодушно проговорила Мин Сянь, не вкладывая ни грамма искренности в эти слова. Беседа тяготила ее – она собиралась вернуться и порисовать в свое удовольствие, а эти ежедневные встречи ее утомляли.
Вдовствующая императрица Вэй не заметила ничего подозрительного в ее словах и удовлетворенно кивнула. Императрица оставалась все такой же послушной и кроткой. Должно быть, тогда, месяц назад, ей все показалось.
– Не забудь, что стоит наградить чиновников за верную службу трону, – сказала она ей напоследок, когда императрица собралась уходить.
– Конечно, матушка, – словно заведенная кукла повторила Мин Сянь. Чжоу Су принес накидку, и императрица застегнула застежку у горла самостоятельно.
– Откуда у тебя эта черная накидка? – нахмурилась матушка. – Разве я не подарила тебе прекрасный белый песцовый мех?
– Из того меха еще не сделали накидку, – поспешно отозвалась Мин Сянь, и ее пальцы провели по меху, словно лаская.
– Стоит поторопить императорскую мастерскую, – недовольно покачала головой вдовствующая императрица. – На Новый год ты сможешь надеть ее, она прекрасно подойдет к цвету твоего лица. – Она несколько смягчилась, глядя на черты императрицы, с годами все больше напоминавшие ее. В ней, казалось, не было и тени покойного императора, только ледяная красота Вэй Жуи казалась чуть мягче.
– Ступай осторожно, столько снегу намело, – сказала она, поднимаясь с кана.
– Да, матушка, – Мин Сянь отвесила поклон и направилась прочь. Ее лицо, только что совершенно равнодушное, озарила легкая улыбка, когда она выбралась на улицу, но и та исчезла без следа, возвращая спокойное непоколебимое выражение лица. Мин Сянь невольно вновь задалась вопросом – сколько дней она уже не видела великого советника? Уже почти две недели, и императрица начала замечать его отсутствие.
Из-за этого гнев девушки, только-только утихший, каждый раз поднимался с новой силой, стоило ей увидеть пустующее место на утреннем собрании. Он ждет, когда Мин Сянь призовет его ко двору?! Пусть ждет! Этого не случится! Мин Сянь отстранила его всего на три дня, а тот решил бросить свои дела на две недели? Тогда она навсегда продлит его «отпуск»! Однако всякий раз, справляясь о делах, порученных Шан Юю, она с разочарованием убеждалась, что тот отлично работает из своего поместья и все ее приказы выполнялись с ювелирной точностью.
В один из таких дней, мечась между гневом и непонятной тоской, Мин Сянь и приказала достать накидку, спрятанную Чжоу Су подальше. Однако острый глаз матушки тут же ее заметил, что в итоге еще больше расстроило императрицу. Вернувшись в кабинет, она тут же сбросила ее и приказала убрать с глаз долой.
– Ваше Величество, куда поставить кисти, подаренные вдовствующей императрицей? – спросил евнух, хотя заранее знал ответ – Мин Сянь не использовала ни одного подарка матушки.
– Положи к остальным, – махнула та рукой.
– И еще, Ваше Величество… Старший цензор Ян отправил вам личную докладную записку. Я положил ее на самый верх. – Он увидел, как резко обернулась императрица, и, поклонившись, поспешил выйти. Императрица не любила, когда он лез в ее дела, хотя, казалось, и доверяла ему.
Евнух Чжоу, сжимая в руках накидку, тяжело вздохнул. Он помнил императрицу еще веселой непоседливой девочкой, которая выпрашивала у него сладости и кисти. Но теперь от той девочки не осталось и следа – ее место заняла равнодушная, холодная девушка, не доверяющая никому, даже своим слугам – тем более своим слугам. Он знал, что сердце императрицы болит только за империю, но иногда ему казалось, что та и не человек вовсе, а кукла. Это заставляло старика вздыхать еще тяжелее. Бремя непрошеной власти полностью изменило девушку с когда-то горящими глазами и мечтой в сердце.
Мин Сянь уселась в кресло и открыла доклад, пробегая его глазами. Ян Лэй не подвел ее – он действительно провел собственное расследование после того, как дело закрыли. Он также выразил сомнения в том, что все очевидцы могли разом ошибиться в показаниях. К счастью, цензор Ян успел лично опросить всех свидетелей еще у пожарища до того, как они поменяли показания, и приложил результаты допроса к докладу. Он также поработал с художником, и тот составил портрет преступника на основе этих свидетельств.
Мин Сянь хмыкнула, глядя на лицо поджигателя, и принялась читать дальше: прозорливый ум цензора Яна не смогли остановить никакие палки в колеса, вставляемые Министерством наказаний и Цензоратом – он инкогнито отправился в Министерство двора и подтвердил там свои подозрения – Ли Ган, тот чиновник, что донес на министра Цао, не выходил на работу уже несколько дней. Он попросил знакомых в сыскном департаменте сходить к нему домой, и оказалось, что тот недавно «приболел». Сыщики осторожно поболтали с прислугой и выяснили, что у хозяина странное заболевание, характеризующееся покраснениями по всему телу, жаром и кашлем, и никто в доме не знает, что произошло, но, кажется, он идет на поправку…
На этот моменте Мин Сянь резко выдохнула, не в силах сдерживать свою радость. Она подскочила на месте, принимаясь расхаживать туда-сюда. После этого она снова уселась, ставя кисть над чистым листом бумаги и на секунду замирая. Слова полились из нее – она приказывала Ян Лэю ничего не предпринимать, приставить людей к дому Ли Гана и следить за каждым его шагом после того, как чиновник поправится. После этого она запечатала письмо и позвала Чжоу Су.