– Ши Гуань, – произнесла императрица. Слуга за спиной Цзи Хэ вздрогнул, но затем вышел в середину, – как ты объяснишь эту попытку обмануть Нас?
– Ваше Величества, письма подлинные! На них стоит печать министра Лю! – воскликнул он, падая на колени.
Пальцы Мин Сянь, постукивающие по подлокотнику, замерли. В зале поднялся гул голосов – до сей поры все могли только гадать, кого собирались обвинить в смерти Мин Синя, и втайне дрожали от страха, а теперь эта новость принесла облегчение многим, но породила непонимание: зачем министру Лю ввязываться в это?
– Ваше Величество, это клевета! – Министр Лю, бледный как мертвец еще со вчерашнего дня, упал на колени, подползая к ступеням. – Ваше Величество, защитите этого подданного! Меня пытаются обвинить в гнусном преступлении! Этот подданный никогда не вступал в переписку с первым помощником…
В огромном зале неожиданно наступила такая тишина, что казалось, все чиновники затаили дыхание. Министр Лю побледнел еще больше, хлопая себя по губам.
– Откуда дражайший министр Лю знает, что это письма между вами и первым помощником циньвана Цзе? – Казалось, что голос императрицы сладок как мед, но в нем звучала сталь.
– Этот министр не знает, этот министр слышал… слышал от министра Вэя! – тут же нашелся Лю Цзиньцин, указывая на правого министра.
– Ваше Величество, это действительно я рассказал министру Лю, что он под подозрением. Истинно по давней дружбе. – Министр Вэй аккуратно опустился на колени, отвешивая поклон. Вся его фигура дышала такой уверенностью, что Мин Сянь поборола желание фыркнуть.
– Что ж, если дядюшка так говорит, Мы не можем вас винить в попытке предупредить друга, – сказала она лениво. – Ши Гуань, расскажи придворным все, что знаешь.
– Но, Ваше Величество… – начал было министр Вэй, но Ши Гуань уже поднялся на ноги. Он повернулся к чиновникам и поклонился.
– Этот слуга много лет хранил эту тайну и не может умереть, не раскрыв ее. Первым помощником тогдашнего младшего командующего был У Хуан. Я был мало с ним знаком до службы под началом циньвана Цзе, однако мы вместе служили целый год и неплохо сблизились. Он казался дружелюбным, но скрытным. На заставе немного развлечений, поэтому солдаты обычно очень дружны и быстро замечают, когда кто-то отсутствует. У нас была одна комната на двоих рядом с покоями циньвана Цзе. Я сплю чутко, и однажды ночью проснулся от того, что У Хуан куда-то собирается. Я решил притвориться спящим, подумав, что он хочет отлучиться по нужде. Но У Хуан вернулся лишь под утро. Подобное повторялось не раз и не два, и я насторожился – в то время участились стычки с Южной Сунь, и следовало проявлять осторожность. Как-то ночью я решил проследить за ним и обнаружил, что он закапывает что-то за пределами стен заставы. Когда он ушел, я раскопал его тайник и обнаружил письмо. Я прочитал его и спрятал обратно под дерево – через некоторое время появился человек в черном, который забрал послание. Письмо, что я прочитал, было адресовано Лю Цзиньцину.
Зал ахнул, чиновники перевели взгляды на дрожащего от страха министра Лю, все еще стоящего на коленях. Мин Сянь задала вопрос, волновавший всех:
– О чем говорилось в письме?
– Отвечаю императрице: У Хуан писал о распорядке дня циньвана Цзе, что он ест, что пьет, чем занимается. Какая обстановка на заставе. Это не показалось мне подозрительным – я подумал, что министр Лю действует по приказу прежнего императора. Однако таинственность, с которой действовал У Хуан, меня насторожила. Я решил дождаться ответа. Через месяц пришло письмо: я понял это по тому, что У Хуан снова поднялся в ночи. Под тем же деревом он нашел ответ, прочитал его и зарыл обратно, видимо, намереваясь уничтожить чуть позже, чтобы не нести в комнату, где его легко обнаружить. И снова я откопал письмо и прочитал его, но в этот раз содержание меня испугало: министр Лю упоминал о дате, на которую назначено великое дело. Он писал, что уже все обговорил с противоположной стороной и та начнет действовать в первую луну следующего месяца.
– Первая луна… – пробормотала Мин Сянь.
– После этого У Хуан вернулся на следующую ночь с ответом. Он также принес остальные письма и закопал их чуть дальше, видимо, боясь огнем потревожить дозорных. В ответе говорилось, что циньван Цзе непременно окажется в нужном месте в нужное время. У Хуан также молил не забыть его, когда придет час. Посыльный забрал письмо чуть позже, и тогда я понял, что это мой шанс – я выкопал все остальные письма, спрятанные в мешочек, и перепрятал в другом месте. Может быть, У Хуан хотел использовать их как подстраховку – кажется, он не слишком доверял министру Лю. Мне повезло, что У Хуан не проверял свой тайник, оставив его, видимо, до опасных времен. Через месяц после этого в первую луну отряд Южной Сунь напал на заставу. Они слишком хорошо знали расположение частей в нашем лагере, поэтому это застало нас врасплох. Я сбрасывал солдат противника с пограничной стены, когда циньван Цзе и У Хуан устремились в заставную башню – враги таранили ворота под ней. Когда я посмотрел на башню в следующий раз, та горела. Кто-то поджег башню изнутри, и я уверяю вас, как человек с военным опытом, это не могли быть солдаты Южной Сунь. Пламя полыхало внутри башни. Я бросился спасать циньвана Цзе. Когда я забежал внутрь, то увидел У Хуана, который вытаскивал свой меч из спины Второго принца…
Мин Сянь невольно ахнула, но так тихо, что ее вздох не отвлек внимания от повествования.
– Я бросился на него с мечом с криком: «Предатель!» У Хуан ухмыльнулся, вступая со мной в бой. Однако крыша уже прогорела и в этот самый момент неожиданно проломилась – тяжелая балка упала на меня и первого помощника, погребая под собой. От боли я потерял сознание. В башню уже ворвались другие солдаты – свои и чужие, ворота пали, воцарился хаос. Когда я очнулся, то понял, что меня посчитали мертвым – никто не удосужился даже поднять балку, под которой я лежал. Я с трудом смог выбраться оттуда – другие люди уже унесли тела циньвана Цзе и У Хуана, и огонь пошел на убыль. Я чудом не задохнулся, может быть, лишь потому, что пошел дождь, и Южная Сунь отступила так же стремительно, как и напала. Я не знал, есть ли еще предатели в армии, и был слишком слаб, чтобы что-то предпринять – я выбрался из башни и затаился в лесу, наблюдая. Вскоре по выкрикам часовых я понял, что циньван Цзе находится при смерти. Я не мог более медлить – я выкопал письма и поспешил в столицу, чтобы рассказать правду о предательстве, однако силы мои были на исходе. Балка повредила мне несколько ребер и сломала ногу, поэтому двигался я очень медленно, а не зная, преследуют ли меня, – о судьбе У Хуана мне было неизвестно, – мог передвигаться только ночами. Через месяц в каком-то городе на полпути в столицу я узнал, что циньван Цзе скончался в результате смертельного ранения – от вражеского клинка во время нападения Южной Сунь. Я выглядел как бродяга, и никто меня не знал. У меня с собой были драгоценные письма, потому я не мог больше медлить, но из-за боли двигался крайне медленно. У меня не было денег, я не мог купить еды, пил воду из рек и ел коренья. Я так ослаб, что через полтора месяца потерял всякий человеческий вид. В тот день я вышел на императорский тракт и в изнеможении упал у обочины, когда мимо проезжал богатый обоз – это был императорский свадебный обоз. Я слышал слухи, что Третью принцессу собираются выдать замуж, и, когда увидел эту вереницу повозок, понял, что это он. По счастливой случайности заметив, что я от голода и жажды упал на землю, управляющий обозом остановился – плохая примета не помочь нищему, когда едет кто-то из отпрысков императорской семьи. По такой же счастливой случайности Третья принцесса тоже выглянула в окошко и приказала забрать бродягу и довезти до постоялого двора, чтобы вызвать туда лекаря. У меня при себе была именная печать циньвана Цзе – единственное, что у меня осталось ценного, и она привлекла внимание Ее Высочества. Но от слабости и лихорадки из-за сломанных костей и стольких дней без отдыха я впал в беспамятство, а потому управляющий, боясь, что я не выживу и доброта принцессы обернется несчастливым предзнаменованием, забрал меня с собой. Однако когда я очнулся – уже в империи Ци, – то все забыл: кто я такой, откуда пришел, почему был ранен и откуда у меня печать и странные письма. Я был в ужасе, полагая, что, возможно, я и есть тот самый У Хуан, предавший циньвана Цзе, а потому не показывал их никому. Не знаю, заподозрила ли меня в чем-то Третья принцесса, увидев печать, но она все же спасла мне жизнь. Мучимый чувством вины за предательство ее старшего брата, я мог только отблагодарить принцессу своей верной службой, считая эту подаренную мне жизнь шансом на искупление. Я долго пытался вспомнить свою жизнь и поклялся, что как только все узнаю, то тут же явлюсь с повинной, чтобы понести наказание. Много лет спустя память постепенно вернулась ко мне, и я поведал обо всем Ее Величеству. Она разрешила мне покинуть ее, дабы рассказать правду императрице Северной Сунь – чтобы Ваше Величество наказали виновных и очистили имена невинно погибших.
Ши Гуань замолк, и вместе с ним на зал опустилась тяжелая тишина, которая нарушалась только прерывистым дыханием министра Лю. Тот дрожал от страха, как толстая мышь в ловушке, его глаза бегали, а по лицу градом катился пот. Все взгляды обернулись к императрице, но та хранила молчание.
Глава 27Клевета
– Клевета! Ложь! Ваше Величество, защитите! – завизжал министр Лю и бросился на колени. Его голос был тонким и тут же сорвался. Испуганное пыхтение министра было таким громким, что его слышала даже Мин Сянь, сидящая на троне.
– Ши Гуань, чем ты можешь подтвердить свои слова? – спросила она наконец, не обращая внимания на извивающуюся фигуру Лю Цзиньцина.
– У меня есть только мое честное имя, именная печать циньвана Цзе и письма, которые я хранил столько лет. Я вверяю себя мудрости Вашего Величества и прошу восстановить справедливость! – Ши Гуань упал на колени, растягиваясь на полу в глубоком поклоне.