Если наша страна больна и американский претендент на престол — симптом ее болезни, то хочется думать, что недуг этот все-таки не смертелен. Роландисты шумят и суетятся, но на сегодняшний день они представляют собой ничтожное меньшинство. Конечно, во многих отношениях Харингтон глубоко русское явление. Об этом говорит бесшабашность, с которой он подвизается на стезе самозванства, как раньше на стезе славистики. Салонный враль и балагур, он любит компанию, выпивку, женщин. С ним всегда весело! Каждый хепенинг, который он устраивает в гостиных и ресторанах двух столиц, каждое его слово и действие исполнено тотальной иронией, литературным озорством, демонстративным выворачиванием смысла наизнанку. Означающее становится означаемым, кавычки довлеют над фразами и предложениями, и все обращается даже не в шутку, а в нонсенс. Профессор колесит по России, паясничая и зубоскаля, подобно некоему Хлестакову двадцать первого века. Но осторожно! Существует шанс — сколь бы невелик он ни был, — что карнавальный ремейк самодержавия, предпринятый Харингтоном, может привести к пролитию большой крови.
В «Истории России» С. М. Соловьев пишет, что в поведении Лжедимитрия I «нельзя не заметить убеждения в законности прав своих, ибо чем объяснить эту уверенность, доходившую до неосторожности, эту открытость и свободу в поведении?». В истории такого рода наивная, абсолютная вера в себя и свою автобиографическую легенду не раз делала возможным осуществление самых фантастических предприятий (тот же Гришка Отрепьев). Не дай Бог, чтобы мы увидели тенюрованного плута из Мадисонского университета сидящим, вытянув по-американски ноги, на русском троне!
«Россия никогда не бывает так могущественна, как мы опасаемся, ни так слаба, как мы надеемся», — сказал однажды Талейран, выступая от лица Запада. «Ни так абсурдна, как мы себе воображаем», — добавил бы я от лица самих русских.
Но кто знает? Россия — это страна катастроф и сюрпризов, в которой, увы, легко можно представить себе сценарий, по которому политическое недоразумение, подобное Роланду Харингтону, устраивает переворот или революцию и достигает высшей власти.
Газ. «Никсонвиль куриер». 4 июня 2003 г.
Линда Фэа-Кубичек
В речи, произнесенной в городе Санкт-Петербург, Россия, 31 мая 2003 года, житель Никсонвиля Роланд Харингтон заявил, что он русский царь. По словам Харингтона, в его распоряжении находятся документы, согласно которым он является правнуком императрицы Екатерины Великой, правившей в восемнадцатом веке.
Петербург (бывший Ленинград) находится на берегу Балтийского моря. Подобно Никсонвилю, он известен своими парками и учебными заведениями. В день выступления Харингтона президент Джордж У. Буш посетил город в связи с празднованием его 300-летия. «Никсонвиль куриер» не располагает сведениями о том, встретился ли Буш во время своего визита с Харингтоном.
Россия в настоящее время является демократической республикой, но в прошлом была в разные периоды скандинавской колонией, монгольским протекторатом, абсолютной монархией и коммунистической диктатурой. Страну в настоящее время возглавляет Владимир Путин, бывший агент советской тайной полиции «КГБ», о котором внешнему миру известно очень мало.
Харингтон, проживающий в собственном доме на Мейпл-стрит, преподает на славянском отделении Мадисонского университета. Темой его книги «Симбиоз славянских сибаритов», как и ряда научных публикаций, является средневековый русский политик Мальволий Скарлатти, занимавший высокие посты в администрации Ивана Грозного. Харингтон разведен. Он отец двоих сыновей, которые живут с матерью, замужем вторым браком, в Беверли-Хиллз, штат Калифорния.
Будущий царь приехал в Никсонвиль в 1990 году. В 1992 году он баллотировался на пост члена муниципального совета как независимый кандидат, но безуспешно. Предложенная им избирательная программа предполагала массовую миграцию населения Никсонвиля в Россию с целью создания там благоустроенных жилых комплексов и очистки местной окружающей среды.
«Никсонвиль куриер» взяла эксклюзивные интервью у коллег Харингтона по славянскому отделению. Лектор Альфред Вальдшнеп отозвался о нем как о «крупном ученом и красивом, хорошо сложенном мужчине». Адъюнкт-лектор Людмила Булганина выразила надежду, что как царь Харингтон проведет в жизнь политику ее дяди Николая Булганина, занимавшего в середине прошлого века пост премьер-министра СССР. Секретарь Янка Кохутова отказалась ответить на вопросы вашего корреспондента, сделав вид, что не понимает английского языка.
Студенты Харингтона отзываются о нем как о «строгом преподавателе», который на лекциях любит использовать многосложные слова. Ряд из них выразили надежду, что он «останется в России, потому что всегда всех заваливает».
В ответ на запрос «Никсонвиль куриер» Селест Эдинбург, пресс-секретарь канцлера Мадисонского университета, заявила, что Харингтон превзошел по количеству написанных им книг всех своих коллег. «Наш преподавательский состав полон талантливых людей, — отметила она. — Благодаря им имя Мадисонского университета известно во многих странах мира. Канцлер гордится достижениями наших профессоров в их деятельности на избранных ими поприщах».
«Никсонвиль куриер» взяла телефонное интервью у бывшей жены Харингтона, Сузан Флекс. Г-жа Флекс прокомментировала его решение взойти на русский престол в выражениях, которые невозможно цитировать в семейной газете.
Попытки связаться с Харингтоном по адресу его электронной почты были безрезультатны.
Глава двадцать первая
Я следую зову истории
Tandis que le petit nombre médite, le reste sente, et le mouvement général a lieu.[309]
Гости съезжались на квартиру в Атеистическом переулке. Комната с портретами Кроули и Купера наполнялась нарядно одетыми дамами и мужчинами. Старые советчики, новые русские, бывшие рабы перестройки — здесь были все, кто чем-то блещет в столице-голубице. Мелькали взволнованные тела и лица. Одни из визитеров порывисто вздыхали, другие порывисто зевали. Время было раннее: 8 часов утра.
Никто в квартире не знал, почему тридцать семь с половиной человек избранного московского общества пришли сюда на заре-красе.
Никто, кроме меня.
Мало-помалу порядок установился. В разных концах комнаты образовались группы. Зашумели разговоры и споры — тут сонные, там оживленные.
Водолейка обходила гостей и предлагала им ордьовры. Больше всех угощался я: от предстоящих исторических событий у меня разыгрался аппетит.
Проглотив порядочное количество порций, уселся на привычное покойное кресло и начал внимать шуму светского сборища. Если вы хотите стать царем, то у вас на макушке должны торчать ушки. Монарх обязан быть в курсе общественного мнения!
Водолей возмущенно внушал Тамаре Гордеевой:
— Решение правительства Москвы снести гостиницу «Интурист» — пример безответственного отношения к харингтоновским местам!
— Не харингтоновским, а царским, — качала перьями писательница.
Отец Спартак, стоявший по другую сторону от Тамары, поправил на груди орден «Знак Почета» и литературно улыбнулся.
— Вы, матушка, сказывают, романы сочиняете, как великий мастер слова Вениамин Александрович Варикозов, здесь тоже присутствующий. Позвольте сюжетик вам предложить, из жизни нашего колхоза. Про шпионов-баптистов и детский садик, в котором они работают воспитателями.
Горемыкин, пришедший на утренник с Милицей, то есть Минервой, истово шептал Пеликанову:
— Ходят слухи, что Его Величество собирается учредить орден «Кот ученый» для преподавателей вузов. Так хочется верить, что это правда!
— У преподавательниц будет свой орден, по названию «Кошка ученая», — улыбнулся я.
Горемыкин чуть не грохнулся от восторга.
Константин Клюшкин, которого я простил, как Николай I Пушкина, декламировал Пирсу Ле Мезюрье стихи из нового поэтического сборника «Кайся, Каин!»:
Троцкий в Мексике.
А Бродский?
Альпеншток застрял на бровке
холма
или
головы.
Лев ревет.
Но бывший выбыл
из игры.
Генсек смеется.
Кобу б в КГБ свести!
Монтецумы месть изльется.
Если только да кабы.
Пирс, по слабому знанию русского языка понявший из стихотворения лишь слово «КГБ», начал рассказывать Юдашкину про усилия, прилагаемые президентом Кампаорэ к реформе разведслужбы Буркина-Фасо.
У окна, где восходящее солнце вливало в комнату радостный розовый свет, Андрей Гурецкий набрасывал эскиз для монументального полотна «Сбор Когорты Верных императора Роланда I во вторник 15 июня 2003 года на квартире Г. Т. и Р. Ф. Водолеев».
Передо мной застыл тот самый Водолей и вопросительно посмотрел на меня сквозь очки.
— Ваше Величество! К вам кто-то пришел. Вроде бы иностранец, но боюсь определенно сказать.
Я вскочил с кресла, не касаясь подлокотников, — дала о себе знать спортивная форма, — и вышел в переднюю. На пороге переминалась оборванная фигура с чайником на голове.
Ба! Да это же Матт Уайтбаг — американский юродивый.
Я великодушно и педагогично выразил удовольствие от его появления на том прекрасном русском языке, на котором научу говорить всех моих подданных.
— Здравствуй, дружок. Я не был уверен, получил ли ты приглашение на утренник. Мои придворные отправили его по адресу «Поварская улица, двор дома № 26, второй мусорный бак направо».
— Спасибо, сэр, что вспомнили меня. Вы наполнили мою жизнь смыслом! Благодаря вам я живу и страдаю в Москве, историческом центре юродства. Сегодня я чувствую себя, как Наташа Ростова на первом балу. Или как Анна Курникова на первом Уимблдоне.