лодая девушка лет шестнадцати — семнадцати, не больше, прекрасная как мечта. Завидя входящего испанца, она устремила на него взгляд больших черных глаз, в которых одновременно светились хитрость, лукавство и любопытство.
Несмотря на громадное самолюбие и сознание своей собственной неотразимости, дон Корнелио остановился в полной нерешительности на пороге и отвесил глубокий поклон, не смея сделать больше ни шага вперед. Кварто в эту минуту казалось ему святилищем.
Очаровательная молодая девушка грациозным жестом пригласила его подойти к ней и указала ему на бутаку, стоявшую в двух шагах от софы, на которой она полулежала.
Молодой человек колебался. Тогда камеристка с веселым хохотом схватила его за плечи и заставила сесть.
Но и вмешательство камеристки нисколько не улучшило дело. Дон Корнелио находился в таком затруднении, какого ему не приходилось испытывать еще никогда в жизни, и со смущенным видом теребил край своей войлочной шляпы, бросая направо и налево вопросительные взгляды, а молодая девушка, не менее его смущенная, боязливо опускала глаза и, казалось, почти сожалела о своем необдуманном поступке.
Но, как известно, женщины даже в самые затруднительные моменты умеют гораздо скорее найтись, чем мужчины, поэтому молодая хозяйка кварто первой вернула себе необходимое хладнокровие и начала разговор.
— Узнаете вы меня, дон Корнелио? — спросила она таким смелым тоном, от которого испанец вздрогнул.
— Увы, сеньорита, — отвечал он, стараясь изобразить из себя светского кавалера. — Я даже и представить себе не могу, где мог бы я иметь счастье видеть вас раньше, до сих пор я все время жил точно в аду.
— Будем говорить серьезно, — остановила поток его красноречия девушка, слегка хмуря брови. — Посмотрите на меня хорошенько, senor caballero, и отвечайте мне откровенно: узнаете вы меня или нет?
— Нет, сеньорита, я не знаю вас… и мне кажется, что я ни разу не имел счастья встречаться с вами до сих пор.
— Вы ошибаетесь, — возразила она.
— Я? Нет, этого не может быть!
— Не говорите так, дон Корнелио, я сейчас докажу вам истинность моих слов.
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Если бы я имел счастье видеть вас хоть один раз… — прошептал он.
Она резко его перебила.
— Ваши комплименты неуместны. Прежде, чем отвергать мои слова, выслушайте то, что я хочу вам сказать.
Дон Корнелио снова запротестовал.
— Повторяю вам, — отчетливо проговорила молодая девушка, — что вы просто сумасшедший… Вы целых двое суток путешествовали со мной и моим отцом.
— Я?
— Да, вы.
— О!
— Это было три года назад. В то время я была еще девочкой четырнадцати лет, и потому нет ничего особенного в том, что вы меня забыли и не узнали. Вы и тогда распевали ваш излюбленный романсеро о короле Родриго, о котором, впрочем, я не могу сказать ничего дурного, — добавила она с очаровательной улыбкой, — потому что благодаря этому пению я теперь вас и узнала. Мой отец в то время был еще полковником, а теперь он губернатор Соноры.
Испанец ударил себя по лбу.
— Теперь вспоминаю! — вскричал он. — Вы ехали из Гвадалахары в Тепик, и я имел счастье встретиться с вами ночью.
— Да.
— Я все вспомнил!.. Вашего отца зовут дон Себастьян Гверреро, а вас…
— А меня? — проговорила она, вопросительно глядя на него.
— Вы, сеньорита, — галантно отвечал он, — вы донья Анжела. Какое иное имя могло бы к вам так подойти?60
— Отлично! — вскричала она со смехом, хлопая своими миниатюрными ручками. — Я с удовольствием вижу, что у вас память гораздо лучше, чем я думала.
— О! — с упреком прошептал испанец.
— У нас, как мне помнится, была даже стычка с бандитами, — продолжала молодая девушка.
— Да, и мне тогда пришлось очень плохо — злодеи ранили меня.
— Да, мне вспоминается что-то в этом роде. Вас, если я не ошибаюсь, взял на свое попечение какой-то охотник, лесной бродяга? Я, впрочем, это очень смутно помню.
— Он благородный дворянин, сеньорита, — с жаром возразил дон Корнелио, — и я ему обязан жизнью.
— А! — рассеяно проговорила молодая девушка. — Очень может быть. Значит, этот человек принял в вас участие, ухаживал за вами, а потом вы расстались?
— Вовсе нет.
— Как! Вы говорите, что вы не расставались с ним? — взволнованно вскричала она. — Вы жили с ним вместе?
— Да.
— Постоянно?
— Да.
— А теперь? — спросила она взволнованным голосом.
— Повторяю вам, сеньорита, что мы с ним не расставались с тех пор.
— Итак, значит… он тоже здесь?
— Да.
— В этой гостинице?
— Стоит только перейти через патио.
— А! — прошептала она, опуская голову на грудь.
— Что с ней такое? — с удивлением спрашивал испанец.
ГЛАВА VI. Счастливый случай
Положение собеседников было довольно странным. Оба они, казалось, всматривались один в другого и взаимно отыскивали слабое место в доспехах противника.
Но в этой борьбе мужчины с женщиной последняя непременно должна была победить.
Дон Корнелио был, пожалуй, слишком высокого мнения о себе, но это-то его и погубило, отдав во власть опасному сопернику.
Донья Анжела кокетливо оперлась на локоть и, погрузив подбородок в ладонь своей миниатюрной ручки, устремила на испанца глаза. Дон Корнелио, очарованный таинственной силой этого неодолимого взгляда, не сумел избежать очарования.
— Виоланта, — сказала молодая девушка мягким и чистым голосом, как пение американского соловья, — нет ли у тебя угощения для нашего гостя?
— Конечно есть! — отвечала шаловливая камеристка.
И она бросилась исполнять приказание своей госпожи.
Дон Корнелио, в глубине души польщенный этой любезностью, которой совсем не ожидал, начал, однако, рассыпаться в извинениях.
Но донья Анжела перебила его словами:
— Простите, пожалуйста, senor caballero, что я так дурно принимаю вас, но я не рассчитывала на то, что буду иметь честь видеть вас у себя. Я была так далека от мысли встретить вас в этом забытом пуэбло!
Нечего и говорить, что дон Корнелио, убежденный в своей воображаемой неотразимости, истолковал эту фразу по-своему и принял ее за комплимент.
Анжела лукаво прикусила свою розовую губку и, слегка наклонив голову, продолжала:
— Но теперь, когда мне посчастливилось отыскать старого друга… Надеюсь, вы позволите считать вас в числе моих друзей?
— О сеньорита! — мог только проговорить молодой человек, сердце которого трепетало от радости.
— Я хотела сказать, что теперь, по всей вероятности, буду иметь удовольствие часто наслаждаться вашим обществом.
— Сеньорита, поверьте, я был бы так счастлив…
— Я знаю, как вы любезны, дон Корнелио, — перебила его молодая девушка, улыбаясь, — я знаю, что вы будете пользоваться каждым удобным случаем доставить мне удовольствие своим посещением.
— Клянусь Богом, сеньорита, это правда. Но, к несчастью, судьба преследует меня, и кто знает, когда еще мы с вами увидимся вновь.
— А почему?
— Если я не ошибаюсь, вы в этой несчастной гостинице только проездом?
— Да… Отец едет в Тепик, где он будет жить постоянно, как губернатор.
— Но это, сеньорита, служит еще большим препятствием для нас, и я опять-таки повторяю: одному Богу известно, когда мы с вами увидимся.
— Вы думаете? — спросила она.
— Увы! Я ужасно этого боюсь.
— Почему же? — спросила она, даже не стараясь скрыть своего любопытства.
— Потому что, вероятно, завтра же рано утром мы разъедемся в противоположные стороны, сеньорита.
— О! Этого не может быть.
— К несчастью, я говорю сущую правду.
— Простите, но я вас не совсем понимаю.
— А между тем, сеньорита, ничего не может быть проще этого.
— Повторяю, я вас не совсем понимаю.
— Я вам сейчас все объясню.
— Говорите. Я слушаю.
— Завтра утром вы вместе с вашим отцом поедете в Тепик, а мы, то есть я и мой друг, в это самое время поедем по дороге в Сан-Франциско.
— В Сан-Франциско?
— Увы! Да.
— А зачем вам нужно непременно ехать в Сан-Франциско?
— Мне совершенно незачем.
— Ну тогда, значит…
Дон Корнелио, не зная, что ему ответить в эту минуту, последовал примеру всех людей, находящихся в затруднительном положении, то есть попросту почесал голову.
— Дело в том, — сказал он наконец, — что я не могу покинуть друзей.
— Каких друзей?
— Да тех самых, с которыми я сюда прибыл.
— Значит, им тоже нужно ехать в Сан-Франциско?
— Да.
— А зачем?
— Ах! В этом-то и заключается весь вопрос, — отвечал испанец, видимо, не желавший признаться, что он занимается таким промыслом. Подобное занятие, по его мнению, должно было чрезвычайно унизить его в глазах молодой девушки, сердце которой, как ему казалось, он успел затронуть.
— Я жду, — повелительным тоном произнесла донья Анжела, хмуря черные брови.
Дон Корнелио, прижатый к стене, решился, наконец, откровенно ответить на вопрос.
— Я должен прежде всего вам сказать, — начал он изысканно слащавым тоном, — что мои друзья — охотники.
— Ну, а что же дальше?
— Черт возьми, значит, они охотятся, — продолжал он, сбитый с толку тоном своей собеседницы.
— Это очень интересно, — продолжала она, весело улыбаясь. — А на каких зверей они охотятся?
— Гм! Понемножку на всех.
— Например?
— Например, на диких быков.
— Прекрасно. Значит, они охотятся на диких быков.
— Да.
— Почему же они охотятся на них больше, чем на других?
— Я вам сейчас объясню.
— Вы мне доставите этим большое удовольствие. Дон Корнелио поклонился.
— Вы должны знать, что в Сан-Франциско…
— Опять Сан-Франциско!
— Увы, да.
— Ну, хорошо, продолжайте.
— Так вот, я хотел сказать, что там очень дорого ценятся волы, быки и вообще все животные, мясо которых идет в пищу.