Золотая лихорадка — страница 57 из 72

Вот даже как?

– Никто вас не обманывал, золото настоящее.

– О да, золото настоящее, – хмыкает босс, – только здесь его нет и не было никогда… Отдаю должное, в прошлом году выступление ваше произвело впечатление, однако это не столько ваша заслуга, сколько ошибка святейшей канцелярии. А в здешних вопросах, Владимир, вы дилетант.

– Вы чертовски правы, сеньор Антонио, – глупо спорить с очевидным, тем более когда находишься под прицелом трех автоматов, – я дилетант. Но работаю на профессионалов.

– В том-то и дело, что вы работаете на профессионалов, которые знают, с какой стороны хлеб намазан маслом. Верно я говорю, сеньор Хуан?

– Верно, сеньор Антонио, – и сбоку от охранников, рядом с боссом, появляется знакомая морда того самого Хуана Ортеги, представленного мне на том совешании как «пресс-секретарь сената». Да уж… он-то предложенный мной тогда план точно знал. И если он перекуплен «черными» – или, что также вполне возможно, входил в эту группировку изначально… понятно, откуда Янес проведал об обмане. – Ничего личного, Влад, просто бизнес.

– Ничего личного, – киваю и я. – В одном только вы ошиблись, сеньор Антонио.

– Это в чем же?

– Я работаю не на Хуана Ортегу и не на мадридский сенат.

Мгновение замешательства оказывается ключевым: два выстрела, два автоматчика падают; третий успевает нажать на спуск, выпустив короткую очередь, с проклятьем на землю оседает Ингольв, но и охранник тут же валится с окровавленным месивом вместо головы.

А откуда-то сбоку рявкает артиллерия, и метрах в двадцати от «субурбана» и двух «гелендов» вспухает дымовое облако.

– Сеньор Антонио, на вашем месте я бы велел вашим людям сложить оружие и отойти шагов на пять в сторону.

Что там будет делать испанец, я уже не вижу; наклоняюсь к Ингольву, у него кровь на плече и на бедре. Но – дышит и тихо ругается, живой, уже неплохо. Осторожно расстегиваю куртку гренландца, из разорванного пулей подсумка выпадает разбитая дощечка. Рунический, массаракш, оберег…

…который, едва сдерживаю я облегченный смех минутой позже, и правда помогает, особенно в сочетании с кевларовым жилетом скрытого ношения.

Тем временем справа, из-за холма, на дорогу выезжает небольшой броневик песчаной окраски, с кургузой пушечкой; с брони ссыпаются четверо бойцов в испанской бурой «горке», но с американскими «эм-четыре» в руках. И пока они пакуют Ортегу и Янеса с его людьми, следом подкатывают такой же песчаной окраски армейский «унимог» и «хайлюкс» – с тремя разными антеннами на длинном кузове «универсал». И вот фигуру, которая выбирается из «тойоты», я категорически не ожидал тут увидеть. Тем более облаченную в такую же «горку».

Вардуш Бзезян. За семь месяцев скинула примерно тридцать, а то и сорок кило жира, но обзавелась мощными плечами и бицепсами, наверняка усиленно трудилась со штангой-гирями и на перекладине. Так что фигура хотя и сохранила более чем обширный объем в нижней части, теперь не кажется настолько непропорциональной, как в том году… Кардинально обесцвеченные, почти до седины, волосы довершают капитальное «изменение имиджа».

Знаком послав к раненому санитара, а может, военфельдшера, в общем, бойца с аптечкой, она подходит ко мне и с усмешкой кивает. Сообщив по-русски:

– Можете рацию выключить, теперь не нужна.

Щелкаю тангентой «ходиболтайки», заодно повернув регулятор громкости с максимума в норму.

– Ваша правда, теперь ни к чему. Спасибо, выручили.

– Всегда пожалуйста. И все-таки вы слишком рисковали.

– Знал бы раньше, кто в прикрытии, меньше волновался бы.

– Тогда оно и к лучшему, что не знали. Натуральнее получилось.

– Согласен. – Обмениваемся понимающими кивками. – Мне нужно знать ваше нынешнее имя?

– В нынешнем секрета нет, – ответствует она, – оперативный агент Торн, для вас, Влад, просто Карина, к вашим услугам.

– Скорее уж это я к вашим услугам. – ЧЕЙ она оперативный агент, даже заикаться не собираюсь. Чей бы ни была, одно дело делаем.

– Ну, дальше эти услуги не слишком нужны. Работа, я так понимаю, закончена и остальное будет раскручивать комиссар Рамирес.

– Да тут уже и раскручивать почти нечего, один из взятых вами – Хуан Ортега, пресс-секретарь мадридского сената.

– Ах вот как. – Расклад она, само собой, понимает в момент. – Что ж, тогда все упрощается… – Переходит на английский. – Бенни, как пациент?

– На груди гематомы, трещины в ребрах скорее всего нет. Задеты мягкие ткани плеча, ничего серьезного. А вот в бедре пуля точно засела, решайте, мэм – или делаем операцию прямо тут, или отправляем в Мадрид. Кость у него цела, довезем.

– В Мадриде нам сейчас светиться не с руки… – задумчиво произносит Карина.

– А клиентов как сдавать? – удивляюсь я.

Она пожимает плечами.

– Сообщим Рамиресу, пусть подгонит грузовичок за КПП и забирает. Связь есть, а трофеи все равно наши, не испанцам же отдавать… Так, Бенни, пулю доставать будем здесь; помощь нужна?

– Стол нормальный на ферме есть? – спрашивает Бенни, я качаю головой. – Дьявол… Ну тогда подержите хотя бы, буду работать с местным наркозом.

Осторожно перемещаем раненого на плащ-палатку. Скомканный носовой платок в зубы, я держу Ингольва за плечи, а Карина всей тяжестью фиксирует здоровую левую ногу гренландца и прижимает правую. Укол в бедро выше раны, второй, скальпель-пинцет-зонд… Отворачиваюсь. Держать – держу, раз надо, но смотреть на хирургию не могу.

Продолжается экзекуция минут тридцать, Ингольв под конец глухо стонет – наркоз, очевидно, закончился; но наконец Бенни довольно сообщает:

– Все, готово. Дальше пусть зарастает само. Шину накладывать незачем, но на ногу старайся не опираться.

– Спасибо, – Ингольв весь взмокший, приподнимается, садится, неуклюже вытянув забинтованную от колена до паха правую ногу. Качает головой. – Нет, так мне долго не усидеть… Влад, до машины поможешь добраться?

Киваю.

– Само собой, только сперва надо обустроить тебе сидение в салоне; за баранкой сейчас не справишься, а на соседнее нога не позволит.

– Твоя правда. Действуй, обожду.

Бенни вручает пациенту на память свежеизвлеченную пулю «девять-курц». Люгеровская с хорошими шансами прошла бы навылет и не пришлось бы так ковыряться в ране; с другой стороны, двух люгеровских в корпус легкий броник мог бы не выдержать. Так что все к лучшему.

Попутно агент Торн спрашивает дозволения, могут ли ее бойцы ненадолго обустроиться на нашей ферме и привести себя в порядок, все же несколько дней «в поле» под масксеткой, пока нас прикрывали, а до того еще почти неделя в пути без заезда в населенные пункты «для конспирации», кое у кого грязь уже отслаивается пластами. Пить-есть с собой было, а вот помыться и простирнуть одежду не помешало бы. Сколько угодно, отвечаю я, баню-ванну предложить не могу, зато душевая кабинка в полном вашем распоряжении.

– Ферма, правда, по документам уже принадлежит сеньору Антонио, но он возражать не станет, – усмехаюсь я.

Устраиваю для Ингольва сидение в салоне «вольвы», потом с помощью все того же Бенни помогаю ему переместиться туда и сменить одежду, от прежней целыми остались только ботинки, ремень, шейный платок и шляпа. Заодно подбираю наше оружие, «галил» оставляю гренландцу, а карабин задумчиво взвешиваю в руке. Взглядом нахожу агентессу Торн, дожидаюсь, пока она закончит раздавать очередные цэу, подхожу и вручаю ей этот кардинально кастомизированный «симонов».

– А это презент от меня, Карина. За своевременность.

Усмехнувшись, осматривает оружие, прищелкнув языком – ага, клуб «очумелые ручки», сам знаю, но в деле агрегат проверен, пока не подводил.

– Спасибо за сувенир. Но… это ведь ваш карабин?

– Был мой, теперь будет ваш.

– А запасной есть?

– Пока у Ингольва возьму, он сейчас не боец, а там куплю новый.

– Хотите, гляньте в трофеях. Все равно продавать будем, а со своих я лишнего не беру.

Мысль. Спасибо.

Трофейный арсенал испанцев, аккуратно разложенный на плащ-палатке, в основном заточен то ли под городские разборки, то ли под зачистку помещений. Пистолеты их – «глоки», «беретты», пара «чезеток» – меня не интересуют, но там и с более серьезными стволами слабовато, разве что бойцы Карины успели что-то прибрать в личное пользование. В наличии пара «ингремов», хеклеровский «эм-пэ-пять» с выдвижным прикладом, «микро-узи» и самозарядный дробовик «бенелли эм-два». А нормальных «длинных» стволов всего три: два юговских «калаша» – один с деревянным прикладом, второй с упором аки АКМС и ствольной насадкой под «тромблоны», – да укороченный «фал» в сильно потертом обвесе зеленоватого пластика. Поднимаю бельгийскую винтовку, смотрю повнимательнее – э, нет, не бельгиец это у нас, а австрийский «штурмгевер-пятьдесят восемь», его лицензионный клон, впрочем, один хрен; ну и складной приклад не из алюминиевых трубок, а из пластика. Сняв крышку ствольной коробки и бегло осмотрев внутренности, вижу, что железо ухоженное и даже не слишком пользованное, а что много таскали на природу, судя по потертости обвеса, так хуже стрелять он из-за этого не стал. В общем, пять сотен экю на бочку – и австробельгиец, пара сдвоенных подсумков с четырьмя магазинами, а заодно и сотня патронов «в нагрузку» переходят в мое полное владение. Как говорится, это я удачно зашел.

Перевешиваю подсумки к себе на РПС. Один из бойцов, некрупный и с раскрашенной маскировочными пятнами мордой, вдруг хлопает меня по плечу.

– Эй, не узнаешь?

– Нет, – честно говорю я, – может, когда краску смоешь…

– Лассе-Лебедь.

Моргаю. Имя знакомое, капрал Лассе Свантессон, позывной «Лебедь», как раз из тех сотрудников Патрульной службы, с которыми мы с Сарой в том году ездили в командировку… и по одной из специальностей товарищ как раз был снайпером, ну или «эс-ди-эм», в досье к нему я не заглядывал.

– Помню, конечно, – жму лапу. – Это ты снайпером отработал?

– Ага. Я и Энди, но его ты не знаешь.

– Неважно. Пиво с меня, или что хотите. Спасибо, ребята.