— Черт не знает! — ответил Камбала.
Василий молодцевато выпрыгнул из лодки. За ним шел Ломов с ружьем.
— Мы тоже подготовились! — сказал Василий. — Саша, пойдем! — сказал он.
— Я выйду вместо тебя! Там пока говорят еще… — сказал Илья и, как в детстве, козлом запрыгал через отвалы, желоба и бревна.
Тимоха тряхнул головой, глядя ему вслед, и поплелся в зимовье за Василием и Сашкой.
— Живо надо, ребята! Микеха, ты тоже зайди сюда! — сказал молодой Кузнецов, закрывая окно. — Сколько мошки у тебя! И мухи!.. Сашка, забирай всю артель китайцев и мотай через Джанду и через хребет на Левашовский прииск… Китайцев могут замести и выдать в Китай, там им срубят головы. И сам уматывай от Левашова прямо домой к отцу! Управляющему все скажешь, как есть. Дома иди к себе. И все. Картошку как раз копать.
— Че уматывай! У меня паспорт!
— Нет, иди… А мы управимся. Дорогу знаешь? Китайцы и нас подведут, их надо спрятать…
— А че, не знаю, что ль?
— Смотри, чтобы с кекуров вас всех на Джанде не перебили староверы, которые в тайге живут… Отца стреляли, похоже, как они.
Стоя среди разрытых песков, Оломов отечески разговаривал с обступившей его толпой. В душе он слегка потрухивал и от этого старался казаться уверенней и строже.
— Прииск оцеплен и я приказываю всем разойтись! — громко говорил он. — Оставляйте работы и ступайте по домам…
В ответ кто-то засмеялся с дерева. Но на все эти дерзости и реплики Оломов пока не обращал внимания.
— Даю вам сроку до послезавтра на сборы. Я вижу, вы тут большим хозяйством обзавелись. Коровы у вас.
— Это для детей. Ребят не с кем оставить! — добродушно отвечала толстая баба с родимым пятном в поллица.
Оломов замечал, что в толпе нет никаких подозрительных личностей. Не видно интеллигентных физиономий, нет каторжных.
Вокруг стояла многолюдная крестьянская толпа. Но именно эта, на вид пассивная масса могла оказаться очень упрямой.
— А послезавтра чтобы никого тут не осталось!
— А хлеб-то как теперь?
— Кто теперь хлеб отдаст?
— Голодом два дня сидеть?
— А где же вы брали хлеб до сих пор?
— Да, эвон, пекарня-то на Кузнецовском, — показал Кораблев.
— Даром-то никто, поди, не даст…
— Вызовите мне сюда людей с… Кузнецовского! — сказал Оломов. — Живо. А ну… кто поедет?
— Я! — крикнул парень в картузе и быстро пошел к лодкам.
— Да где же ваши выборные? Что не идут?
— Пошли за ними.
Пехотный поручик недавно перевелся в Приамурье из Москвы. Он впервые присутствовал при разгоне хищников. Он представлял, что все это произойдет по-иному, выйдет полковник и скажет: «Именем государя! Приказываю…» — и пойдет! Толпа опустится на колени. Вместо этого шел какой-то несуразный разговор. Оломов не впервой разгонял и умел это делать. Но поручик почувствовал, что хищники здесь сильны. Он оглянулся на полицейских. Те, сняв рубахи, таскали из лодки грузы и разбивали палатки. «Все наоборот! Солдаты разгоняют, а полицейские работают!»
Ибалка распоряжался в лагере вместе с урядником Поповым.
— Сколько же их! — разговаривали солдаты за спиной поручика.
В толпе кто-то урчал время от времени.
— Ты, сволочь, утихни! — истерически крикнула молодая баба.
— Ребята, уймите мишку, а то слушать не дает, — сказала другая.
Двое глупых парней сдавленно смеялись, подталкивая ручного кузнецовского медведя подальше от начальства.
Медведь сердился, ему, видимо, тоже хотелось слушать, он чувствовал, что всех, как и его, занимают эти приехавшие новые люди в красных украшениях. Как каждый медведь, он умел отличать новое от старого и всем новым интересовался. А люди, которые всегда его заставляли все делать по-своему, лишали его даже этого удовольствия. Медведь поплелся по толпе и скучал, зная, что со слабыми людьми даже пошутить нельзя как следует.
— Тоже слушать хочешь? — обнимая его ласково, спросила Катерина.
Медведь услыхал знакомый голос и знакомый запах и улегся, скаля пасть и желая пожаловаться.
— Где же ваша власть? — подступая к толпе, спросил Телятев.
— Сейчас уж… они…
— Поди-ка сюда! — велел Телятев бородатому староверу.
Телятев старался показать, что совершенно не боится старателей. Он получал взятки с них и сейчас не желал, чтобы мужики подумали, что он с ними заодно. Но глухо побаиваясь губернатора и ревизии, расправляться с мужиками он все же не желал.
Старик шагнул к нему.
— Где твоя власть?
Старовер показал на небо.
Телятев взял его за бороду и дернул вниз.
— Глупости мне не говори…
— Жги огнем! — покорно отвечал старовер. — Кланяюсь богу единому!
— А государю?
— Государю! — ответил старовер. Еще подумал, снял шапку и поклонился.
— Так кто твоя власть?
— Господь наш! — ответил мужик.
— Я спрашиваю, мужики, где ваша выборная власть? — заговорил Телятев громко. — Мы должны сделать выгодные для вас распоряжения. Передать их выборным.
— Вот мы здесь все.
— Ясно, что выгодные!
— Иначе не приехали бы!
Медведь опять заурчал. Катька гладила его.
— В такую воду старались против течения…
— Это на Амуре прибыль, оттуда подперло. Видишь, и течение стало тише.
— Спасибо вам. Столько служивых с собой!
Глядя, как народ все подходит и раздаются все новые вопросы и слышатся насмешки, Оломов подумал, что если начнется сейчас сопротивление, то даже двумя ротами солдат тут не справишься. Он замечал современные дорогие ружья на плечах у старателей. Народ изрядно одет… «Так вот куда шел загадочный импорт!»
— Тихо! — зычно крикнул Телятев.
Он хотел пойти на толпу, но оторопел, столкнувшись лицом к лицу с Ильюшкой. Тот его однажды так припугнул, что Телятев его до сих пор боялся.
Сапогов, Бормотов и Микеха вышли из толпы и поклонились.
— Ваше высокоблагородие! — сказал Сапогов. — Вот мы…
— А-а! Ты? — обрадовался Телятев.
— Как же… Какое распоряжение надо — мы передадим. Все исполним, если что…
— Их высокоблагородие объявит! — сказал Телятев.
— Именем его величества государя императора нашего Александра Третьего, — громко заговорил Оломов.
В толпе стали снимать картузы и ружья с плеч. Старик с бородой встал на колени, многие слезали с деревьев, другие вставали с бревен.
Разговоры стихли. Сапогов приосанился и с важностью прошелся.
— За производство хищнической промывки золота закон карает тюрьмой! — продолжал Оломов. — Мы даем вам завтра день на сборы, и если станете все исполнять беспрекословно, то разрешим вам выйти беспрепятственно, оставив все производства промывки, а также инструменты на месте… А теперь надо действовать, — тихо сказал он Телятеву. — Глядите в оба! — велел он поручику. — И начинайте… Уклоняющихся будем преследовать! — снова повернулся он к толпе.
— Братцы! Все закончили! — объявил Силин, выходя в красной рубахе и лакированных сапогах. — Теперь надо разойтись…
— Послушай, эй! А чья это пекарня? Чьи амбары? — спросил его Оломов, показывая за реку.
— Это не наши… Иван Бердышов нас теснит, он выстроил, — ответил Силин. — Везде проник.
— Как это! Вы слыхали что-нибудь подобное? Бердышов оказывается!
— Да… Что-то… — замялся Телятев.
— Вы можете затребовать их, там приказчик бердышовский живет…
— Кто это?
— Да Васька Кузнецов! Такой пройдоха! Из молодых да ранний.
— Отойдем-ка… Что же вы? — спросил Оломов у пехотного поручика.
— Р-ружь-я к бою! — скомандовал офицер так, что в тишине слышно было далеко и во все стороны. — Р-за, два, три!
С каждым его словом послышался дружный лязг оружия. Толпа, как вода с берега, откатилась, оставляя полицейских и офицеров.
— Ат-ставить! — скомандовал офицер. — Вольно!
— Фу, ты! — говорили перепуганные женщины.
— Наверно, еще будут стрелять, надо уходить отсюда скорей, — говорили в толпе.
— Нет, это они только пугают…
— Да это ничего.
— Семакины вон хотели ехать, да их задержали, велели возвратиться. Видишь, они сразу-то тоже не пускают… Еще неизвестно, что будет…
— Да нам с голоду помирать, продукта нету! — кричала какая-то женщина. — А они говорят, выезда до послезавтра с прииска нет. А мы собрались…
— Они заморят! Два дня! Столько ждать…
— Пекарня будет ли работать?
— Кто знает?
Тимоха поднял руку и показал, что надо отступить еще. Теперь цепью подошли полицейские. Они мрачно наблюдали.
Солдаты теперь стояли, опираясь на ружья. Караульные в белых рубахах виднелись у разбитых палаток.
— Так ты, значит, атаман? — спросил, подойдя, Оломов.
— Я атаман! — ответил Силин.
— Скажи, чтобы завтра приготовились отходить.
— Я уж объявлял.
— А где ты был до сих пор?
— Я? В шахте… Потом переоделся…
— Может, не все слышали… Народу много.
— Я обойду всех.
Тимоха забежал на холм песка и крикнул:
— Все слышали, что велено?
— Попятно!
— Как пекарня?
— Какое это имя производство оставлять?
— Кайлы, бутарки!
— А грохота?
— Грохота покупные! — отвечал Силин и покосился на полицейское начальство. — И ртуть тоже покупная.
Оломов где-то видел его, но не мог вспомнить. Вообще, ему казалось, что он всех этих хищников уже видел где-то.
Раньше ему казалось, что у всех китайцев одинаковые лица, теперь и у хищников они все представлялись похожими друг на друга. За последнее время Оломов вообще часто путал людей, с которыми встречался, и всем это было так заметно, что он не решался больше кого-либо опознавать вслух.
Память его слабела, и часто не хватало сообразительности, особенно в делах новых. Но вид его был свежий, и никто не догадывался, какая разрушительная работа шла в его душе.
Оломов осмотрел Силина от лакированных сапог до клочьев на голове. «Так вот каков президент!» — подумал он.
— Что же это ты придумал? Что у тебя за порядки?