Появился Санка Овчинников.
– Лучше с ними не связываться! Акулы-спутники! – подойдя, молвил ему матрос. – Дурака нашли, хотят все взять!
– Камбалу надо выбрать в полицию, – предложил Ломов, – и будет порядок на прииске.
– Нет!
– Господа миряне! – заговорил Голованов. – Кого же мы выберем? Решим миром, обществом. Обдумаем.
– Может, бабу выбрать? – брызжа слюной, кричал воронежский мужик Сапогов.
– Конечно! Ведь есть же бабы умные!
– Это правда, есть и бабы умные! – сказал Федор. – Поэтому надо выбрать мужика, чтобы умная баба его не обвела и не перехитрила.
– Никита обманет! – говорили в толпе. – Никиту нельзя! Кузнецов открыл прииск… Он и Силин.
– Что же, на самом деле лучше бы Кузнецова!
– Все хороши, слов нет! – сказал Федор. – Кого здесь назвали – истинные старатели, но надобно из них выбирать. Если Силина, то он добрый сердцем. Тогда надо крепкого помощника ему. Он мой сосед. Он и сам скажет. Пошлите за ним, он в шахте с утра, ничего не ел еще…
Андрюшка Городилов прыгнул на пень и стал хвалить Никиту.
– Спиртонос! Почем спирт на золото? – крикнула Ксенька.
Все захохотали.
Васька слушал, сидя на дереве, и его обида брала за отца.
– Жеребцова! – заорали какие-то парни из Никитиной артели.
– Овчинникова!
– Силина!
Сашка пробился из толпы и лицом к лицу опять встретился с пропившимся мужичком.
– Че, опять пришел? Иди!
– Силина! Который прииск открыл… Силина подайте… Куда спрятали человека, сейчас всех помнем, – орала толпа. – Попрятали честных людей-то… Воры! Бей торгашей! Спиртоносы!
– В праздник на них работать!
– Какой он, Силин-то, хоть покажите…
– Человек заработок народу дал, а они его…
Тимошка, побледневший, перепачканный, вылез на пень, приосанился и сверкнул глазами так, что сразу шум восторга прошел по толпе.
– Православные! – заговорил Силин.
Впервые вся огромная толпа мгновенно стихла.
– Православные! – повторил он, вытирая нос и зажмуриваясь на миг, сгоняя слезы.
Сотни любопытных лиц тянулись к нему.
– Тимошка, братцы…
– Вот что я скажу… я по-простому… у меня по справедливости… у меня такой закон – люди все равны.
– Тимоше-енька! – завизжала какая-то баба.
– Какой же энто президент! – вздыхала Ксеня. – Гляньте на ево! Слезы льет…
– А че? А че? – потянулись бабы.
– Малюсенький росточком… Да тогда, чем же мой Ломов не годен? Какой же это Силин?
Ксеня улыбнулась проходившему высокому курчавому Студенту. Был он смугл и скуласт. Всем хорош! Строен, тонок, и когда говорил, то красиво поднимал длинную руку.
– Егора надо в старосты? – смело спросила она у Студента. – Правда?
– Конечно!
– Это надо быстро! – подтвердил матрос. – Бабы, хоть бы вы… А ну все за Егора… А то Тимоху выберут, а за ним акулы-спутники…
– А ты его хорошо знаешь? – спросил какой-то мужик в темной шапке.
Матрос не ответил и грубо оттолкнул спрашивающего локтем.
– А чем Егор хорош? – спрашивали бабы.
– Да вот они приходили к Егору-то, просили участок. Он им сразу отвел-от делянку-то… Просили: «Посоветуйте, где лучше». Он им посоветовал. Он и заработок дал народу, и вот уж работник! Бабе его позавидуешь!
– Такой уж к…… не зайдет! – сказала толстая баба, – и не загуляет!
– Егор-то? Ого, еще как залезет! – сказал мужик в темной шапке.
– Тьфу ты, бесстыжий!
– Он не пьет, непьющий! – выкрикнула Ксеня.
– Пьющего нельзя!
– Да, мы знаем их… Их ребята второй год моют здесь, плохого за ними не водилось.
– Три сына с ним. Двое женаты. Семья дружная!
Федосеич покосился на баб и пошел проталкиваться дальше.
– Почему, бабы, вы за Кузнецова? – спросил, склабясь, свою жену-толстуху курский мужик в свитке.
– Сын у него хороший! Невестки обе! Видно, что порядок-от в семье. Он и на прииске-то порядок-от установит!
– А что у них в городе рот, что ли, затыкают? – говорила, стоя среди кучки баб, Татьяна.
– А кто же этот Голованов? – мечтательно спросила толстая баба, подпирая щеку платком.
Старичок в косоворотке и поддевке опять появился на пне.
– Кузнецова не надо, – тихо молвил кто-то, – у него китаец усыновлен!
– Что же, что усыновлен! Крещен же!
– Этого нет, глупости!
– А как ты? Что скажешь про Никиту? – спросили Голованова.
– Я ведь сход провожу… Мне нельзя ни за кого говорить…
– Нет, ты скажи… Общество просит!
– Что же, я скажу! Никита Дормидонтович – хороший хозяин!
– Вот видишь! Не-ет…
– Его нельзя, значит! – говорили бабы.
– Кузнецова! И все! – вдруг громко и решительно крикнул Ломов. Он наконец решился. Ему тоже не нравилось, как шло дело.
И тут почти вся толпа закричала:
– Кузнецова! Его! Подайте его! Человек где? Силина и Кузнецова… Радетелей!
– Мы за праведную жизнь, – заговорил черноглазый старовер, тоже залезая на пень, – и нашли ее в глуби тайги, там и сели…
– Ну и атаман! – смеялись в толпе, когда Тимошка стал пробиваться подальше от пня, на который уже забрался Спиридон Шишкин.
– Вот мы стоим и мыслим, – заговорил Спирька, – как же это могли вы позабыть первого и главного открывателя и кормильца и попасть в такой просак, что выказать свою темноту, как самый безграмотный и глупый народ! А? Я вас спрашиваю!
– Желаем их видеть здесь и сравнить всех! – сказал из толпы молодой парень.
– Как ты смеешь ему дерзить! – ответил Родион. – Тебе он в отцы годен, а ты ему глупо смотришь в глаза, пялишься и не краснеешь.
– Рассуждаете глупо! – продолжал Спиридон. – Вот они тут стоят и хотят все взять в руки… Это понятно, а мы им уважение делаем!
– Надо вежливо разговаривать! – заметил Голованов.
– А ты сам видал его? – спросили Спирьку.
Рыжий мужик усмехнулся, гордо поднял правое плечо и прошелся взад и вперед по пню.
– Да, можно сказать, что нет! Что еще никогда не видели Егора Кондратьевича, как будто бы даже не знали, что на Амуре есть такой великий человек!
– А кто вы сами?
– Мы тамбовские.
Толпа опять стихла. Тамбовцев тут еще не видали. Мужики тамбовские удалые, об этом все слыхали. У них хорошая деревня и пароходная пристань. Они охотники и пахари. Никто там не торгует.
– Сколько мы слыхали о Кузнецове, то все за него и даже беспрепятственно! – сказал Родион.
– Ну что? – зло спросил его Никита.
– Иди, иди! – грубо ответил Родион. – А то вас всех сейчас разберем по косточкам… Пошел отсюда…
– Они только пришли! У них участка нет. На чужое-то!
А женщины все настойчиво о чем-то шептались за плечами своих мужей.
– Как это мы на чужое? – грозно спросил Родион. Он показал кулак Никите и пошел по пню. – Это мы на чужое пришли?
– Нет, совсем напротив… Мы тут моем давно, раньше вас! – объявил Спиридон.
– Где же?
– На Кузнецовской, – отвечал Спирька.
– Ах, вы с ним свои?
– Мы его даже не знали, – ответил Родион.
– Мы еще тот год мыли, и Кузнецова не было. Вот свидетель, – показал Спирька на Барабанова.
– Истинно! – воскликнул Федор.
– Перекрестись! – приказал Голованов.
Федор быстро и едва заметно перекрестился.
– А вы от Кузнецовых ехали?
– Мы почем знаем, с кем мы обедали! Так разве это был он сам? Ну так это истинный государь! Мало сказать президент – Минин и Пожарский! Ответственно назовем, мы не в Калифорнии…
– Это Лосиная Смерть говорит, – шепнул враг и родной брат Котяя тамбовец Санка Овчинников соседям.
– Лосиная Смерть говорит… Слыхал! Он тигров бьет, – заговорили в толпе.
– Нет, не слыхал.
– Как говоришь?
– Лосиная Смерть!
– Как же ты не слыхал! Даже я слыхал. Все его знают.
– Он тигров десять штук поймал живыми и сто медведей убил, поэтому прозвание. Видишь, Жеребцов как стих. Он боится.
– A-а! Видишь ты!
– Он за самый большой хребет ходил, оттуда, говорят, Японию видно.
Временами витиеватая и сбивчивая речь полуграмотного Спирьки становилась непонятна и скучна, но Лосиной Смерти все прощалось. Народ его слушал, замирая, как героя, который хоть и плетет бог знает что и собой неказист, но вернулся оттуда, куда не забирался никто.
– Потому есть мое слово и рука! – закончил Спирька и, входя в толпу, добавил: – Я правильно сказал!
Он достал кисет. Все стали закуривать, и тут началась давка – каждый просил у героя хотя бы щепотку.
– Так ты за кого? Непонятно! – обращаясь к Спирьке, крикнул Ломов. – За Кузнецова, што ль?
– Нет! Это вы решайте сами! – небрежно махнул рукой Шишкин и добавил с большой важностью: – У вас должна быть своя голова…
Никита не вытерпел, быстро залез на пень.
– Без спирта нельзя жить на приисках! Это лекарство и облегчает людям труд, только надо соблюдать себя… На водке стоит империя, а прииск на спирту…
– Пошел! – закричали бабы. – Убьем мужиков, если за тебя!
– Сбился ты! – сказал ему Ломов. – Не годишься! Начал про трудящийся народ, а теперь про спиртоносов… Не надо унижаться.
– Выходит, будем подавать голоса, – сказал седой старовер.
– Что же это будет? Все пропьют!
– Кто за Егора Кузнецова, отойди ко мне! Налево! – сказал Спирька.
– Все за него! Пусть выходят те, кто против! – сказал Ломов.
– Нет, не так! – заговорил Голованов. – Надо избрать президента в общем согласии. Тут не Запорожская Сечь, как мы читали у Гоголя, и не Новгородское вече Древней Руси. Надо, чтобы согласились все!
– Но ведь без спирта нельзя…
– Как это нельзя? – заорала Ксеня, наступая на Котяя Овчинникова. – Ах ты, зараза!
– Да ты че? – испугался мужик.
– Корябни его! Ксенька!
– Так его! – крикнул его брат Санка.
– Я тебе за спирт… – кричала Ксеня.
Поднялся бабий крик.
– Об этом будет вопрос второй, – сказал Голованов. – А сейчас надо уговориться. Зачем голосовать зря, друг дружку обижать? Надо всем согласиться