Василий с тоской посмотрел на товарища. Он сознавал, что и сам сильно виноват перед ним. Может быть, потому не мог найтись, настоять на своем, убедить Ильюшку не уезжать.
– Илья, – крикнул он вслед.
Но Илья шагал туда, где поставили стол и полиция вела проверку и перепись. Ваське невольно бросилось в глаза, что старатели рослые, рослей солдат и все одеты хорошо, с оружием. Стуча сапогами в гальку, он пробежал по отвалу и догнал товарища.
– Право, пошли бы вместе, как только отряд уберется. Ведь я уговорюсь. Вернемся вместе, как будто поисковая партия от фирмы Бердышова.
Илья на миг приостановил ход своих тревожных дум.
Баржу до Амура поведет на буксире пароход. Солдат и полиции Илья не боялся. Ему все надоело тут. Он не хотел задерживаться.
Вася заметил, что тревожный взор Ильюшки опять метнулся куда-то далеко-далеко.
– Ты меня провожать не ходи! – сказал Илья.
– Все равно они вниз в Николаевск пойдут, а не к нам, вверх. Ты выгадаешь немного.
Илья сам понимал, что с Васькой под видом поисковщика от богатой фирмы было бы спокойней. Но ему не хотелось тут оставаться, его тянуло домой.
– И надо Сашку подбодрить!
– Сашку выручим, – ответил Вася.
Простившись, Илья почувствовал себя наконец свободным. Теперь он отстал и от артельных обязанностей, и от товарищей, и от погони за выгодами и золотом.
«Домой!» – подумал Илья и впервые за все лето заликовал. Только сейчас он почувствовал, как изболелась тут его душа.
Илья надеялся шепнуть Сашке с Тимохой, что их в беде не оставят, обратятся к Бердышову и к знакомым чиновникам.
Подошел сбоку полицейский-гиляк Ибалка. У него темные усы, растянутые черной редью по губе.
– Иди! – улыбаясь, велел он.
– Куда?
– Сюда!
– Зачем?
Илья с высоты своего роста посмотрел на маленького полицейского. Ибалка отступил шаг и, тараща маленькие глаза, неловко стал доставать из-под пуговицы полицейский свисток с запутавшейся цепочкой.
Когда Ибалка засвистел, подошел пожилой полицейский и взял Илью за левую руку. На правой повис Ибалка. Илья почувствовал, что гиляк сильный.
– Что вы? – удивленно сказал Илья.
– Арестованный! – ломая ему руку до боли, ответил Ибалка.
– Я же не бегу…
– Знаем! – ответил старый полицейский.
– Пустите меня! – вдруг сказал Илья и оттолкнул обоих.
– Да-да! – тихо сказал Ибалка, словно он этого и ждал.
– Ты что это! – подходя, рявкнул урядник Попов. – Ждем тебя давно. В кандалы его!
– Нет кандалов! – сказал пожилой полицейский.
– Сколько кандалов привезли на Сахалин, понимаешь, – сказал Ибалка, – а не хватает! Почему не бежал? – обратился он к Илье. – Бежал бы, и за тебя хорошие деньги получили. – Он засмеялся. – Беги!
Илья знал, что за пойманных беглецов платят. Даже за убитых беглецов платили. Генерал Корф приказал гиляков нанимать в полицию. Ибалка сам, говорят, убивал беглецов не раз.
И вот теперь обессиленный Илья сам попался ему. Попал, когда ни до чего нет дела. И хочется лишь домой. Его, кажется, покинули находчивость и смелость, сошла удаль. Схватили в самое неподходящее время. Он вспомнил каторжных, пересыльную тюрьму в городе. Илья ужаснулся. Вместо того чтобы поскорей попасть домой, он попал под арест.
Илья надеялся, что, может быть, его отпустят.
– Отдай! Это мое! – закричала в толпе женщина.
Илья увидел, как полицейский схватил рябую Анфиску за руки, а урядник вытащил у нее из-под фартука тяжелый мешочек.
– Твое! – с насмешкой сказал урядник Попов.
– Я мыла, мыла сама…
– Постой! Постой! Да тебя из Перми хозяйка разыскивает. Дай-ка я погляжу на тебя. Приметы есть. Рябая!.. Знакомая личность. Живо их на пароход! В трюм!
Анфиску схватили крепко и потащили. Анютка пошла сама. Анфиска пыталась грызть руки. Полицейский ударил ее по обеим щекам. Ей живо закрутили руки назад и связали.
– Я тебе покажу кусаться!
– Убей! Убей! За свое, это трудом нажитое.
– Ага, признаёшь сама, что хищничала.
– Мы не бежали и в Перми не были никогда, – стала объяснять Анюта.
– Бежали обе из заведения. Хозяйка розыск объявила! – пояснял Попов, обращаясь с трапа к толпе. – Мы так и знали.
– Так не с каторги, а из бардака! Отпусти их! – сказал Илья.
– Как золото открылось, люди стали всюду исчезать!
Женщин отвели на пароход. Анфиска там истерически заголосила.
– Бьют их! – говорили женщины в толпе.
– Этих можно бить! Сколько хочешь! – сказал Ибалка. – Видишь, как завыла. Дали ей как следует! Они еще притворяются больше, знают свое дело. Ей еще не то будет!
– Их не бьют! Кому они нужны, – сказал Попов. – Руки о них пачкать. Это у них золото вытаскивают. А им жалко! – Урядник засмеялся.
Шаркая голенище о голенище, подошел Телятев.
Он не подал вида, что заметил Илью. Телятев не хотел бы зря попадаться ему на глаза. Он знал, что всех арестованных, видимо, освободят со временем по многим причинам. Губернатор не захочет огласки, которая неизбежна, если начнутся суды. Кроме того, Телятев не желал ссориться со здешним населением. Но он сам велел задержать Илью, желая, чтобы тот знал, как опасно задираться с полицией. Загонять Илью в каторгу, сводить с ним счеты Телятев не собирался.
Он полагал, что отечески управляет округой и это лучший, хотя и опасный, способ, при котором с лихвой восполняется недостойное жалованье, а мужики в обмен получают внимание и заботу.
– Пусть все проходят! В лодки садитесь, переписывать больше не будем, все по домам! – объявил он толпе.
– Силину отведите каюту, – распоряжался на пароходе Телятев. – Поставить при нем часового! Остальных на корму с часовым.
– А если дождь? – спросил урядник.
– Ночью, если начнется дождь, то пусть на трапе устроятся, на ступеньках. Часового поставь надежного!
Илью привели на корму. Там сидел на скамейке Сашка.
– Ты здесь?
– Да. Садись.
– Я не хочу сидеть.
– Че делать! – ответил Сашка.
Пароход отвалил. Гаврюшка вышел через некоторое время из рубки, уставился на Илью и Сашку, печально сидевших на самом солнцепеке рядом с солдатом в шинели и с ружьем.
– Теперь будем сами подчиняться… – подмигивая, молвил Гаврюшка.
Он вынул кисет с табаком и предложил конвойному. Солдат достал трубку, и красноватые, в прожилках, щеки его вздулись.
– Как тебе не жарко? – спросил его Гаврюшка.
Курить конвойному солдату не запрещалось. Он знал, что сам теперь вроде арестованного.
– И куда это Камбала делся? – спросил Гаврюшка, оборачиваясь спиной к солдату и опять подмигивая Сашке. – Ты его не знавал? Нигде найти не могут! Даже Силин не знает?
Солдат закашлялся. Гаврюшка обернулся:
– Это египетский табак. У меня полюбовница была, ей капитан привозил из Египта. Шел Суэцким каналом и купил на берегу. Эх, была баба!
Солдат поднялся, харкнул за борт, вытер усы.
Гаврюшка нагнулся к Сашке и тихо сказал:
– Никто про Камбалу не знает!
– Чего они меня схватили? – безразлично молвил Сашка через некоторое время. – Черт знает!
Он встал и тоже харкнул за борт.
На Илью, казалось, никто не обращал внимания. А у него все сильней ныло сердце. Ему хотелось уехать с прииска. Но он никогда еще не бросал дела ради капризов. Он знал, что важней работы нет ничего на свете.
Иногда он думал про Телятева. Не мог же бывший становой пристав забыть, как выбросил его Илья на лед, нарочно разогнав коней. Неясные, глухие думы непривычной чередой шли в Ильюшкиной голове.
– Че думаешь? Че думаешь? – толкнул его локтем Сашка. – Че, терпения, что ли, нет? Ночью, наверно, дождь будет… Как будем?
Илья безразлично пожал плечами. Он рад был бы разговориться, но не мог.
Провели Силина в кандалах. Тимоха кивнул своим. Илья подумал, что так же и его самого закуют в кандалы и посадят в тюрьму.
«Запутали меня!» – подумал он, и ему захотелось вырваться, как птице из силков. Он сознавал, что его должны выручить, что он ни в чем не виноват. «Но когда еще это будет!»
Он не хотел в город, в грязную тюрьму, к каторжникам. Ему надо ехать вверх по реке домой, а пароход скоро выйдет из озер и проток на реку и повернет, и с каждым ударом колеса Илья станет все дальше и дальше от дома.
«Мне надо доехать до Амура и сойти, а теперь мне не дозволят!» – мысль эта привела его в отчаяние.
Холодная ночь с ветром прогнала всех с палубы. Илья и Сашка устроились под ступеньками трапа в ногах дремавшего часового.
Телятев прошел мимо. Он опять не подал вида, что знает Илью.
Пароход встал на якорь на всю ночь. Телятев вернулся.
Сашка встал. Илья продолжал сидеть.
– Ты у меня не выйдешь из тюрьмы, подлец! – спокойно сказал китайцу Телятев, не обращая внимания на Илью. Тот ждал плюхи, что Телятева прорвет.
«Нет! – подумал он. – Даже и не смотрит на меня! А ведь не забыл! Видно, вот меня-то он сгноит».
– Ты знаешь, Сашка, – сказал Илья через некоторое время, – мне мерещится наяву, что она где-то близко.
В переборке круглый люк в трюм. Пришел Гаврюшка и сунул туда через решетку пачку табаку и хлеба. За решеткой появилась голова Анфиски.
– На тебе трубку! – сказал Гаврюшка.
Они разговорились. Илья невольно вслушивался.
Гаврюшка сказал женщинам, что до весны их никуда не отправят, а что сам он поступает служить в полицию и еще увидит их в городе.
Послышался слабый женский смех. Илья не понял, о чем говорили дальше. Слышно было только, как Анфиска сказала:
– Конечно, я дама солидная!
У Ильи стало легче на душе, и он уснул.
Утром золотистые острова уплывали назад. Илье опять подумалось, что он, может быть, никогда больше их не увидит. «Скоро Амур и поворот вниз! И конец!»
– Она, Сашка, звала меня ночью во сне! – виновато пробормотал Илья.
Подымаясь, он споткнулся и упал на ступеньки. Сашка помог ему подняться и вытер грязь на его лице.
– Вот спасибо! Я здорово стукнулся, – сказал Илья.