Наверное, нет, подумала Каро. И все же ей показалось, что на время они заключили нечто вроде перемирия — особенно когда играли в шахматы. Более того, когда партия закончилась вничью, его светло-серые глаза смотрели на нее с известной долей уважения.
Она решила сменить тему на более безопасную и спросила:
— Чем займемся после ужина?
— Я, моя дорогая Каро, ухожу…
— Уходите? — Покосившись на золотые часы на каминной полке, она нахмурилась. — Но сейчас почти одиннадцать!
Доминик слегка склонил голову:
— И если бы клуб «У Ника» был открыт, вам пришлось бы еще давать второе представление за вечер!
Верно. Но сегодня Каро почти весь день проспала и сейчас совсем не испытывала усталости.
— Вы едете навестить лорда Торна? Может, возьмете меня с собой?
— Нет, Каро, ни под каким видом! — ответил Доминик.
Никакая партия в шахматы и никакие дружеские беседы за ужином не могли заставить его забыть о Николасе Брауне. Он пока так ничего и не выяснил. Значит, у него не остается другого выхода, придется сменить планы на вечер.
— Сегодня я уже виделся с Озборном; думаю, второй визит за день скорее утомит его, чем доставит радость. — Он поморщился, живо представив, как холодно встретит его миссис Гертруда Уилсон. — А туда, куда намерен поехать, я никоим образом не могу взять вас с собой.
— Вот как…
Доминик вопросительно поднял бровь, заметив, как раскраснелась Каро.
— Вот как — что?
Каро нахмурилась от досады. Она больше злилась на себя, на свою наивность, чем на Доминика Вона. То, что он целует ее, когда ему хочется, еще не означает, что у него нет женщины, с которой он время от времени проводит ночь. И через несколько минут он покинет ее ради другой!
Странно, почему мысли о другой женщине ей так неприятны…
Неожиданно для себя Каро поняла, что сегодня вечером ей приятно находиться в обществе Доминика. Нравится пикироваться с ним. Нравится сражаться с ним в шахматы, пытаясь его превзойти. Ее не задели даже его насмешки над ее аппетитом. Зато мысль о том, что он собирается провести ночь с какой-то безликой женщиной, оказалась крайне неприятной.
И это в высшей степени нелепо!
Она резко встала:
— В таком случае, с вашего позволения, я вернусь в библиотеку и выберу книгу почитать.
Доминику нетрудно было догадаться, о чем подумала Каро за несколько минут, что она молчала. Она наверняка вообразила, будто он собирается провести ночь в постели какой-нибудь жрицы любви. Какой бы привлекательной ни казалась ему эта мысль, прошло уже довольно много времени с тех пор, как Доминик проводил ночь с женщиной. А давая себе волю с Каро, он испытывал не только удовольствие, но и досаду… Как бы там ни было, женщины в его планы на сегодняшнюю ночь не входили.
Да, мысли Доминика были далеки от женщин. Откровенно говоря, он собирался нанести визит Николасу Брауну…
— Каро, прошу вас, не беспокойтесь и не ждите меня. Скорее всего, я вернусь очень поздно, — сказал он, допив бренди и поставив бокал на стол.
Лицо у нее раскраснелось от гнева.
— Как будто мне есть дело до того, когда вы вернетесь домой — и вернетесь ли вообще!
Доминик тихо усмехнулся и направился к двери:
— Сладких снов, Каро!
— Поскольку они будут не о вас, уверена, мои сны будут сладкими! — парировала она.
На пороге он остановился и оглянулся.
— Сильно сомневаюсь, что мне доставит удовольствие сомнительная честь стать героем снов какой-нибудь юной девицы, — заметил он, прикрывая за собой дверь.
Доминик не мог быть уверен, но ему показалось, будто он услышал по ту сторону двери тихий звон разбившегося стекла…
Глава 8
Лишь через несколько часов Доминик наконец вернулся в Блэкстоун-Хаус; он невольно улыбнулся, когда предупредительный Симпсон открыл ему дверь с таким невозмутимым видом, словно он вернулся в три часа пополудни, а не в три часа ночи.
— Милорд, миссис Мортон в библиотеке, — вполголоса сообщил дворецкий.
Доминик замер на полпути к лестнице и резко обернулся:
— Почему она до сих пор там?
Заперев дверь на ключ и на засов, дворецкий ответил:
— Мне показалось, что она заснула читая. Она так сладко спала, что мне не хотелось ее будить.
Доминик невольно посмотрел в сторону библиотеки; лицо его помрачнело.
— Ложитесь спать, старина. Я сам разбужу миссис Мортон, — сказал он.
— Очень хорошо. — Пожилой дворецкий чопорно поклонился. — Мне показалось, что… миссис Мортон из-за чего‑то расстроилась, милорд, — добавил он, видя, что Доминик направляется в библиотеку.
Доминик круто развернулся к нему:
— Расстроилась?
— По-моему, она плакала, — с озабоченным видом подтвердил Симпсон.
Только этого не хватало! Доминику совсем не хотелось среди ночи успокаивать плачущую женщину. Или, как обычно бывает в таких случаях, угадывать, что послужило причиной ее слез. Что могло довести до слез храбрую, дерзкую Каро? Может быть, оставшись одна, она наконец осознала степень опасности, о которой он ее предупреждал?
Как бы там ни было, когда он представил себе испуганную, плачущую Каро, ему почему-то стало не по себе…
Он сразу понял, что она действительно плакала. Войдя в библиотеку, он сразу обратил внимание на ее бледное, заплаканное лицо. Каро свернулась калачиком в мягком кресле у камина и сладко спала; книга, которую она читала, лежала открытой у ее колен.
Без дерзкого блеска в глазах и гневного румянца на щеках она показалась ему невероятно юной и хрупкой. Доминик невольно удивился. Как ей удалось прожить в Лондоне целую неделю и не стать жертвой какого-нибудь мошенника, а то и похуже?
Правда, он сомневался в том, что Каро стала бы чьей бы то ни было жертвой без боя. Похоже, она не привыкла к покорности и подчинению! И все же ей просто не хватит физических сил, чтобы сопротивляться хищнику мужского пола, а молодость и отсутствие покровителей делают ее легкой добычей для представителей преступного мира, которых так много в больших городах… За то, что Каро Мортон прожила целую неделю в Лондоне в относительной безопасности, следует благодарить Дрю Батлера.
Если Доминику и требовалось подтверждение, что он поступил правильно, взяв Каро под свое покровительство, он получил его несколько часов назад, когда нанес визит Николасу Брауну в его доме в Чипсайде.
Побочный сын титулованного джентльмена и какой-то давно забытой проститутки, Браун, хотя внешне и служил воплощением респектабельности, вырос на улице и был крепок и закален, как любой обитатель лондонского дна. Благодаря своей уличной закалке он и сколотил себе состояние. Браун ловко пользовался слабостями и пороками многих представителей высшего общества. Ему при над лежали три игорных клуба, из которых «У Ника» считался самым фешенебельным.
Через несколько минут после того, как Доминик позвонил в дверь дома Брауна, бывший владелец клуба «У Ника» предложил леди в маске выступать в других его клубах — до тех пор, пока «У Ника» не отремонтируют. Доминик не колеблясь отклонил предложение от имени Каро.
Он любовался ее невинным личиком, чувствуя, как внутри его все переворачивается. Подумать только, она выставляла себя напоказ перед порочными юнцами и сомнительными типами — завсегдатаями заведений Брауна! Ему стало страшно. Обладая большими связями в лондонском преступном мире, Браун уже наверняка знает, что молодая женщина, которая поселилась у Доминика под видом его бедной родственницы, и есть таинственная леди в маске…
Ни словом, ни делом Браун не выдал своих познаний, но то, что он отрицал всякую связь с недавним нападением и даже присовокупил, будто понятия не имел о нападении на Натаниэля Торна, когда Доминик напрямую спросил его об этом, было само по себе подозрительным. Обычно Браун гордился своей осведомленностью по любому поводу.
Доминик вспомнил свой армейский опыт и решил временно отступить и разработать новый план нападения.
Но сначала необходимо позаботиться о том, чтобы Каро благополучно добралась до постели…
Выражение его лица смягчилось; он осторожно снял с ее колен книгу и положил на столик, а затем, наклонившись, бережно подхватил ее на руки. Она не проснулась, лишь с легким вздохом обвила его шею руками и положила голову ему на плечо.
Несмотря на то что за ужином Каро дала волю своему аппетиту, она оказалась легкой как перышко. Доминик без всякого труда отнес ее наверх, в спальню. В камине горел огонь, а на прикроватном столике стояла зажженная свеча.
Доминик бережно положил ее на одеяло, однако выпрямиться ему не удалось — она по-прежнему обнимала его за шею.
— Каро, выпустите меня, — тихо попросил он.
В ответ она лишь крепче обняла его. Чтобы не причинить ей неудобства, Доминику пришлось присесть на край кровати.
Пришлось разбудить ее — иначе он вынужден был бы до утра просидеть в крайне неудобной позе. Он улыбнулся, представив, как возмутится Каро, когда поймет, что он отнес ее в спальню на руках. Соблазн остаться с ней был велик, но Доминику не хотелось еще больше запутывать собственное положение. И все же его так и подмывало сбросить сапоги, лечь рядом с ней и замереть, положив голову ей на грудь!
— Каро, проснитесь! — ворчливо произнес он.
Ее чистый лоб прорезала едва заметная морщина; она мило наморщила носик и медленно раскрыла заспанные глаза цвета морской волны:
— Доминик?
Он насмешливо поднял брови:
— А вы ожидали увидеть кого-то другого?
Каро нахмурилась. Судя по горящим свечам и по тому, что в доме очень тихо, сейчас, наверное, уже глубокая ночь… Что делает Доминик в ее спальне? Более того, как она сама очутилась у себя, наверху? Последнее, что запомнилось, — она сидела у камина в библиотеке и читала книгу…
Доминик поспешил развеять ее сомнения:
— Вы заснули, и я отнес вас в кровать.
Возможно, но… что он до сих пор делает в ее комнате? И почему она так крепко обнимает его за шею, а его лицо так близко?