ение возникает из-за того, что в пространстве происходят разрывы. С помощью нее можно создавать сокрушительные боевые заклинания, миражи или запросто коснуться человека, находясь на другом конце города.
– Я не считаю тебя сумасшедшей.
И на том спасибо.
– Просто пытаюсь понять, что произошло.
А уж я-то как хочу это понять!
Анри пристально смотрел на меня – так, словно ждал продолжения.
– Я накинула паутину, и он отступил.
– Вы – что?
Я прикрыла глаза. Можете не продолжать, такими темпами скоро весь Лигенбург будет знать, что я некромаг. Основное отличие некромага от некроманта – боевая магия и умение ставить щиты. Некроманты способны поднять зомби, но подпитывать его, как я Луни, им просто не хватит сил. Заклинания разложения они создавать могут, конечно, но для этого им придется сильно попотеть. Собственно, поэтому большинство некромантов – следователи-аналитики.
– Ладно, – Анри спрятал конверт и привлек меня к себе. В его сильных руках было спокойно, но я вырвалась и отступила.
– Что вы делаете? Это письмо для меня!
– Вернемся к этому разговору позже. Бал в самом разгаре.
Он удивительно мягко взял меня под локоть, но тут накатила обида: дурацкая, горькая. Вспомнились все эти разговоры, девицы в их миленьких платьицах – очаровательно-приторные. И Анри со своими чувственными улыбочками, воркующий с Люси Дижон. Интересно, с леди Джейн он тоже так себя ведет? И с Камиллой Уитмор?
– Я туда не вернусь, – я решительно вырвалась. – Вы превратили меня в посмешище.
Он едва уловимо приподнял брови:
– Чем же, позволь узнать?
– Своими любезностями с другими леди и бесстыдством. Такие вольности в танцах недопустимы!
Анри сложил руки на груди, уголки его губ едва уловимо дрогнули.
– Неужели?
– В Вэлее – возможно, не в Энгерии, – под его пристальным и оценивающим взглядом по спине прошла жаркая волна.
– Ты избалованная девочка, Тереза. Привыкла, что игра всегда идет по твоим правилам.
– Меня не интересуют игры, милорд, и я вам не девочка. Я всего лишь требую, чтобы вы не позорили меня. Если вам безразлична собственная репутация, мою трогать не смейте.
– Требуешь. – Уголки губ приподнялись выше. – И что я получу взамен, если выполню твою просьбу?
Я вгляделась в его лицо: улыбается, но насмешки нет. Зато есть что-то другое, в самой глубине глаз – едва уловимое, будоражащее, опасное, от чего становится еще жарче. Он что, вызов мне бросает? Думает, я откажусь?
– А чего вы хотите?
– Тебя.
Низкий, глухой голос отозвался мягкой, томительной дрожью внутри. Он наклонился слишком близко, губами обжигая мои губы: еще не поцелуй, но уже не просто лицом к лицу. Я вдруг понимаю, что дети тут ни при чем. Ни при чем мое состояние, имя или древний род. Анри говорил обо мне, и это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше.
Он хочет меня.
Меня.
Странное сладкое чувство.
– Неделю полного и безоговорочного подчинения.
А вот это немного отрезвило.
– И зомби для чувственных удовольствий? Сутки, за которые вы не сделаете ничего, что будет мне неприятно. Того же я требую от вас. Двадцать четыре часа полного и безоговорочного подчинения.
Теперь посмотрим, по каким правилам играете вы, милорд. Даже не сомневаюсь, что откажетесь: мужчины не умеют подчиняться и терпеть не могут, когда кто-то ставит им условия.
– Снова требуешь. Просить ты совсем не умеешь?
– Вас что-то не устраивает? – Я с вызовом посмотрела на него. – Испугались?
Неожиданно он рассмеялся – прямо мне в губы, от легкой щекотки его дыхания они загорелись огнем.
– Я согласен.
Анри переплел наши пальцы, на миг лишая возможности здраво мыслить. Неяркий свет газовых ламп отчетливо прорисовал золотые ободки в радужке глаз, а потом он склонился ко мне, заключая лицо в ладони. Все мои неприятности начались с поцелуя, но когда он коснулся моего рта, меня встряхнуло такой отчаянной дрожью, какой раньше не случалось. Кровь быстрее побежала по венам, зашумело в ушах, и я разомкнула губы, отзываясь на ласку. Прикосновения языка заставляли задыхаться, бессильно цепляясь за плечи Анри, я подалась вперед, впервые по-настоящему пробуя вкус его губ, жесткие пальцы мягко касались моих щек, а потом все неожиданно прекратилось.
– Вот и чудно, – низкий влекущий голос, – а теперь пойдем.
Я без колебаний приняла его руку, направляясь в сторону бальной залы. Осознание того, что я беззастенчиво целовалась с мужем в холле Висморов, стянуло с моего лица все краски. Но куда веселее была мысль о том, на что я перед этим согласилась.
13
– Почему ты не любишь танцевать?
– Я танцевала с вами все танцы, которые вы захотели.
Это правда. Я никогда столько не танцевала, ни разу, ни на одном балу. Даже когда за мной еще не закрепилась репутация мрачной особы, с которой не о чем поговорить. Поразительно, но этот слух пустили обиженные джентльмены, с женщинами у меня просто не складывалось. Как с леди Энн, например. Конечно, пуншем я всех не обливала, но меня всегда считали слишком заносчивой, слишком серьезной, слишком холодной, слишком прямолинейной. Эти «слишком» доходили до меня из разных уст, а поскольку я и впрямь придерживалась прямоты в общении, очень скоро мой круг сузился до размеров колечка на самый изящный палец, посреди которого я и застряла. Одна.
– Напряженная, как если бы я заставил тебя делать что-то неприличное.
Я не знаю, что ответить. Мне уютнее с призраками и с книгами, чем с людьми, и я никогда не умела этого скрывать. В экипаже темно, только огни фонарей изредка заглядывают внутрь, пробегают отблесками по темному бархату сиденья напротив, по нашим лицам и по рукам. Мы сидим рядом – так он захотел, Анри смотрит на меня, я же упорно смотрю в окно. Дождь перестал, но он еще отражается огнями и изломами теней в лужах, в блестящих каплями листьях, звучит плеском в брызгах из-под копыт. После дождя дышится легче, воздух напоен такой пронзительной свежестью, какой больше никогда не почувствуешь.
– А еще ты любишь дождь. Почему?
Я вздрогнула и медленно повернулась к нему. Об этом меня никто никогда не спрашивал.
– У нас игра в вопросы?
– Тереза, – его пальцы очерчивают мою скулу, – ответь.
– В нем есть что-то потустороннее.
– В ливне?
– Особенно в грозах.
Это сложно объяснить – тому, кто не знаком с некромагией. Сложно, потому что во время дождя блекнут краски, в природе пробуждается нечто первобытное. Достаточно только посмотреть, как саван туч стирает с неба цвет, чтобы раз и навсегда проникнуться этой картиной. Я всегда на шаг ближе к смерти, чем остальные, а мир во время дождя напоминает мне грань, на фоне нее жизнь становится ярче.
– Это странно. Знаю.
– Вовсе нет.
– Тогда почему вы на меня так смотрите?
Без насмешки, с легким прищуром, изучая. Сильные пальцы скользнули по подбородку, коснулись шеи.
– Потому что мне интересно все, что касается тебя. Что ты любишь. Что чувствуешь. Чем ты дышишь.
– Воздухом.
Простите, само вырвалось. И да, я ни капельки не романтик.
Анри снова рассмеялся:
– Ты очень похожа на своего брата.
– Надеюсь, не фигурой.
– Внутренней силой. Я слышал о реформе, которая изменила жизнь Энгерии. И слышал, чего ему это стоило.
О да. В прошлом году Винсент предложил ввести талантливых ученых в высший свет – читай, присвоить им титулы, но и позволить им свободно заниматься своими изобретениями, без бюрократических проволочек. Криков было море. Поначалу ему крутили пальцем у виска – шутка ли, подпустить к аристократии «ученых выскочек». Лично я ничего против не имела, мне всегда казалось, что наука магии не навредит. Но то мне.
– Его противником был сам лорд-канцлер, если не ошибаюсь?
– Вы уже в курсе?
– Разумеется. Джентльмены тоже любят посплетничать.
Язык у некоторых джентльменов длиннее, чем у базарной торговки.
– И что же они говорят?
– Разное. Но большинство склоняется к тому, что никто не заслуживает такой смерти.
Лорд-канцлер погиб в магическом поединке с Винсентом, все его имущество было арестовано, а земли отошли Энгерии. Как по мне, так он легко отделался.
– Граф Аддингтон получил по заслугам. Он собирался подставить брата и чуть не убил Луизу.
– Видела бы ты сейчас свои глаза.
– Что не так с моими глазами?
– Если бы лорд-канцлер остался жив, ты бы его снова убила. А потом подняла и убила еще раз.
Я хмыкнула. Да, я – Биго, и не прощаю тех, кто пытается причинить боль моим близким. Граф Аддингтон до последнего держал на своей стороне большинство голосов, вот только брату все же удалось убедить лордов, что реформа не только не причинит вреда, но и ускорит прогресс. Достижения науки упрощают жизнь обычным людям – ведь магией обладаем только мы, аристократы: прислуге будет значительно проще управляться по дому, а каким-нибудь торговцам – хранить свой товар. Да и нам они не помешают, если честно. Паровое отопление, например, сделало зимы в Мортенхэйме гораздо менее суровыми.
Экипаж остановился. Мне не хотелось выходить, не хотелось оставаться с Анри наедине, но посреди ночи бежать некуда. Разве что до дома Винсента, через весь Лигенбург. Или к Луизе в гости. Я тяжело вздохнула, выглянула из кареты, даже наклонилась, чтобы выйти и тут меня подхватили на руки. Еще миг – и я бы наступила прямиком в глубокую лужу.
– Прогуляемся? Помнится, ты жаловалась на дурной воздух, но после дождя дышится легче.
Предложение прозвучало несколько неожиданно. Час поздний, а ночной город, даже центр – не то место, где аристократы могут спокойно разгуливать по дворам и закоулкам.
– На руках меня понесете?
– Если понадобится.
– Не боитесь, что нас ограбят?
– Боишься, что не сумею защитить?
Я пожала плечами. Учитывая то, что я все еще болталась у него на руках, в нескольких футах над землей, а он даже одышку при ходьбе не заработал, утверждать не берусь – силы в нем море. Случись магический поединок, исход точно предрешен в его пользу, что же насчет драки, холодного оружия или пули – тут еще вопрос. Не проверяла я его боевые навыки, хотя реакция у Анри отменная.