– Замечательные тосты.
– Я говорил про наше утро.
Наше?
Я метнула на него удивленный взгляд.
– И давно вас волнует, что мне нравится, а что нет?
Он кивнул.
– Справедливо.
Справедливо? О, Всевидящий…
– Волнует. Прямо сейчас.
Со мной творилось что-то странное – меня неудержимо влекло обнять мужа. Браслет сиял, а я уставилась в тарелку. Он же расправился с завтраком на удивление быстро, и теперь перебирал мои волосы, облокотившись на подушки. Сказать, что меня это беспокоило, – значит, ничего не сказать.
– Что вы собираетесь делать?
– А как ты думаешь? – Анри легко погладил меня по щеке, коснулся подбородка.
К счастью, я покончила с тостом, поэтому поперхнуться мне уже не грозило. Нет, рогалики в меня точно не полезут, несмотря на всю их воздушность.
Знаю же, что собирается мне отомстить. По глазам вижу.
Прежде чем я успела что-либо сказать, он взял из вазочки клубнику и обмакнул в соус. А потом ягода, зажатая между сильными пальцами, прошлась по моим губам – мягким ласкающим движением. От неожиданности и захвативших меня ощущений я задохнулась. Отпрянула, невольно облизнула губы, уловив тонкий сливочно-ванильный вкус. А по ощущениям сама превратилась в одну большую клубничину.
– Вы что творите?
Вместо ответа он погладил мои губы, слегка надавил. В глазах его сейчас полыхало пламя, и в нем отражалась я. Только я, как будто весь окружающий мир утратил четкость. Я невольно приоткрыла рот, чувствуя, как бешено колотится сердце, его пальцы на кромке губ.
Дико. Порочно.
И невозможно этому противиться.
– Возьми ягоду.
Я потянулась к его руке, но меня легко ударили по пальцам.
– Губами.
Какой же жаркий… и сумасшедший взгляд.
Уши сейчас просто сгорят! И хорошо, потому что я больше не услышу этих грязных гадостей.
Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и…
– Медленно. Втяни ее в себя.
Интересно, если я ему откушу палец, это будет считаться за вред? Ладно хоть не вижу его глаз, достаточно того, что чувствую, и так все внутри полыхает.
Это просто дурацкая ягода, ничего больше, ее просто надо съесть. Я коснулась клубники губами, с трудом сдерживая желание сползти на кровать, накрыться простыней и больше никогда из-под нее не выглядывать. А потом на затылок легла ладонь, он сгреб волосы в кулак, я почувствовала во рту кончики пальцев и задохнулась, когда Анри впился поцелуем в мой рот. Меня встряхнуло – яростно, сильно, горячая волна прокатилась по всему телу.
Сладко. Безумно…
Я вздрогнула, когда он меня отпустил. Казалось – стоит сделать одно движение, и я подавлюсь. Но нет, демонова клубника была невероятно вкусной. Я даже сумела ее съесть под сумасшедший барабанный ритм сердца. И сама не заметила, как оказалась прижатой к его груди. Пальцы Анри путались в моих волосах, скользили по шее и плечам, обжигающе-горячо. Мы же снова целовались – исступленно, до дрожи.
– Что же ты со мной делаешь, – хрипло выдохнул он мне в губы.
Что я с ним делаю?
Что вы со мной делаете?!
Я же… я же не просто вас хочу, я теряю себя – раз за разом, снова и снова.
Негромкий стук отрезвил. Не знаю, кого там принесло, но это случилось вовремя. Очень вовремя.
Анри негромко выругался и поднялся. Я следила за тем, как он идет к двери, а мир перед глазами качался, по венам бежал жидкий огонь. Голос Жерома, негромкий ответ мужа. О чем они говорят, я не расслышала. Браслет полыхал, меня слегка потряхивало, как от переизбытка силы. Меня… или его? Могу ли я чувствовать то, что чувствует он?
Анри вернулся, протянул мне подписанный резким, разборчивым почерком брата конверт. Я быстро вскрыла письмо.
– Приглашение на ужин. Если позволите…
Я отодвинулась, подтянула столик к себе.
– Я бы хотела доесть.
Не дожидаясь ответа, ожесточенно вгрызлась в рогалик, которому во мне уже определенно не было места.
Я чувствовала взгляд мужа, и тепло растекалось по коже, заставляя все внутри переворачиваться. Надо срочно придумать, как прекратить это безумие. И я придумаю. Обязательно придумаю, или я не Тереза Биго.
21
Как бездарно я потратила свой день! Мысль об этом посетила, когда Анри показал пояс для поддержки чулок, очередное изобретение вэлейских модниц. К нему прилагались и чулки: те самые, ажурные. Черного цвета, тончайшие, с узорчатыми краями и рисунком на них. Я смотрела на них, не в силах поверить своим глазам. Единственное, что в них достойного – черный цвет! Нормальные чулки плотные и держатся на подвязках.
– Я это не надену.
– Если что ты сегодня и не наденешь, так это панталоны.
– Все шутите.
– Отнюдь. Тридцать нижних юбок бдительно охраняют твою нравственность.
– Тогда я заставлю вас прогуляться по площади без штанов.
Анри рассмеялся – его смех пробежался по плечам и спине, лаская. Такой звучный и красивый, очень ему подходящий.
– Думаете, я на такое не способна? – Я недобро прищурилась.
– Даже не сомневаюсь, что способна. Твоему брату понравятся заголовки газет.
Я прикрыла глаза, вздохнула, досчитала до пяти.
– Я не надену эту черную мерзость!
– Наденешь.
– Ни за что.
Насмешливый взгляд – и я скрипнула зубами. Да-да, можете не напоминать, сегодня ваш день. Что ж, ладно. После того что я учудила, стоило ожидать ответного хода, и если это он, то я обошлась малой кровью.
Я приподняла тоненькое нечто над кроватью. Действительно очень тоненькое. Ничего, буду надевать – всякое может случиться: ногти-то мне на что? Я довольно улыбнулась.
– Как скажете.
– Садись. Я тебе помогу.
Мысли он, что ли, мои читает? Я скрестила руки на груди и плюхнулась на стул. Нижняя сорочка едва прикрывала мои бедра, я с силой потянула ее вниз.
– Вы оставите Мэри без работы.
Мало того что он меня раздевает, так теперь еще и одевает. Сегодня весь день не подпускает ни меня, ни камеристку к гардеробу!
– Перебьется.
Точно зачарованная, я наблюдала, как из-под его пальцев стелется полупрозрачный черный шелк. Было в этом что-то очень порочное и донельзя откровенное, но ноги в чулках смотрелись необычайно изящно. Я провела рукой от ступни до колена, чувствуя под пальцами приятную мягкость. Широкие ладони Анри легли на мои колени, погладили. Я не успела даже напомнить, что мы можем опоздать к Винсенту: запястье дернуло, лицо мужа на глазах заливала бледность. Он подался назад, чудом не опрокинувшись навзничь, привалился к кровати и запрокинул голову. Поздно – идущая носом кровь уже залила белоснежную рубашку.
Время остановилось, а потом припустило вскачь.
Я не помню, как взвилась с места, поймала себя уже на ковре, сидящую рядом с ним и сжимающую его руку. Она была не просто холодной, ледяной, а еще напряженной – как во время судороги или сильной боли.
– Что с вами? – голос почему-то дрожал, как если бы я говорила и при этом прыгала. – Что мне сделать? Что…
– Мгла, – хрипло вытолкнул он. – Сейчас пройдет. Подай платок.
Я быстро дотянулась до валяющегося на кровати сюртука и вытащила тонкий шелковый платок.
– Вам нужно…
– Нет.
Я видела, каких усилий ему стоило поднять руку, чтобы вытереть лицо, и вдруг вспомнила пятна крови на рубашке. Той, что была на нем, когда я прилетела в Лигенбург. Не знаю, сколько мы так сидели: я – сжимая его руку, которая понемногу становилась теплее, и он – запрокинув голову, с закрытыми глазами и резко обозначившимися скулами.
– Что случилось, когда я ездила в Мортенхэйм?
– Праздное любопытство?
Хотела бы я, чтобы это было так.
– Встречался с типом, который забрасывал тебя записками.
Он наконец-то открыл глаза – залитые до краев тяжелым смертоносным золотом. От неожиданности я вцепилась в край стула, точно опасалась упасть: настолько жутко это смотрелось. Сияющая дымка понемногу таяла, уступая место привычной радужке, зрачку и белкам, но теперь я уже не смогу забыть то, что видела.
– Зачем вы это сделали? – севшим голосом поинтересовалась я.
Зачем он к нему потащился?! Зачем использовал мглу? Каждый раз пуская ее в ход, Анри становится на шаг ближе к смерти. Совсем как я, только его способна уничтожить собственная сила. Да, он обещал разобраться с Эриком, но я не приняла его слова всерьез. Тем более что раньше меня не защищал никто, кроме Винсента.
– Потому что он сунулся к тебе.
– И вы воспользовались мглой?
– Пришлось. Сильный маг и конченый псих – убийственное сочетание.
– Вы его…
– Отлежится и будет как новенький.
Уголки его губ изогнулись, точно он с трудом сдерживал гнев, у меня же мороз по коже шел от такого взгляда. И спокойствия – с таким спокойствием можно говорить о погоде или о сезоне, но не о жизни и смерти. В том числе о своей.
– Если все так ужасно, как вы говорите, почему отец его не приструнит?
– Древний род, сильная кровь. Власть, влияние. Таким людям никто не указ, отец прощал ему куда более серьезные проступки. За ними есть кому подчищать.
Анри тяжело оперся о кровать, выпрямился и кивнул мне.
– Поднимись.
Я покорно поднялась и даже позволила ему нацепить на себя этот идиотский пояс для чулок.
– Ну, как тебе?
Теперь края полупрозрачной белой сорочки доходили до границы чулок, и смотрелось это… красиво.
– Отвратительно.
– Шикарно.
– Мерзко.
– Возбуждающе.
Он вел себя как ни в чем не бывало. О приступе напоминали только пятна крови на рубашке.
– Вы с ума сошли? – Я резко развернулась в его руках. – Вы только что чуть не отправились к праотцам, вы…
Анри равнодушно посмотрел в зеркало:
– Да, надо будет переодеться.
Всевидящий! Да что же он за человек такой?
Он развернул меня к гардеробной:
– Пойдем лучше выберем платье.
– Думаете, одна я не справлюсь?
– Пойдем.
Стоило ему распахнуть дверь, в глаза первым делом бросился синий шелк и тонкое белое кружево. Платье из магазина Хлои Гренье. Так вот почему меня с самого утра не подпускали к нарядам!