Он никогда не лжет. А еще он никогда не говорит всей правды.
Мэри не было ужасающе долго. Я отстукивала пальцами по запястью какой-то рваный ритм, смотрела на начинающий светлеть браслет, все сильнее сжимала зубы. Внутри что-то дрожало, будто единственную целую струну скрипки дергали туда-сюда, и в такт этой дрожи противно звенело в ушах. В миг, когда меня затошнило еще сильнее и бросило в пот – липкий, стылый, как паутина в подземелье, дверь открылась.
– Миледи?
Белая, словно полотно, серые глаза потемнели и ввалились, но взгляд не прячет. Я ожидала слез, истерик и упреков, но она даже словом не обмолвилась о том, что едва не погибла. Просто стояла, сложив руки на переднике.
– Подай зеркало, пожалуйста.
Всевидящий!
Волосы как растрепанное гнездо из обрезанных прядей, самые длинные доходят до лопаток, самые короткие спускаются чуть ниже скулы. На щеке тает кровоподтек, разбитые губы покрыты запекшимися корками. Самое симпатичное в этом зеркале – резная оправа с морскими узорами и ручка. Все остальное – стереть и забыть как страшный сон.
– Помоги подняться. Мне нужно поговорить с графом.
– Вам разве можно вставать?
Не дождавшись ответа, камеристка придвинула стул поближе к кровати, помогла сесть. Потянулась за щеткой, но тут рука ее дрогнула и сорвалась. Баночка с заживляющей мазью свалилась на пол, от звонкого удара вздрогнули мы обе.
– Простите, ми… миледи. Я не специально.
– Спасибо.
Мэри замерла – с поднятой баночкой в руке.
– Спасибо, что осталась. Но если захочешь уйти, я заплачу за несколько лет работы и дам самые лучшие рекомендации.
Глаза у нее расширились, а потом возмущенно сверкнули.
– Вот еще, – сердито заявила она, после чего принялась расчесывать меня с двойным усердием, только искры от волос летели, – давайте-ка лучше посмотрим, как быть с вашей прической. Не возражаете?
Мэри достала шкатулку со шпильками, ножницы и вопросительно взглянула на меня. Я не возражала – все лучше, чем думать о предстоящем разговоре с мужем.
– Мне было велено всем говорить – если вдруг кто спросит, что взорвался газовый светильник и что я вовремя перекрыла газ.
Я сжала руки, начинающий успокаиваться порез задергало с новой силой, и так же безумно задергалось сердце. Глупо думать, что Анри расскажет обо всем Винсенту. Что попросит у него помощи, защиты, убежища ради нас. Глупо, глупо, как же глупо, но он ведь закрыл меня собой! Закрыл, подставился под удар, только чтобы меня уберечь. Меня… или мою магию? Симону не нужна пустышка.
– Так и говори.
– Здесь сделаем чуть-чуть покороче. Можно?
Я кивнула.
Следующие полчаса Мэри то щелкала ножницами, то сравнивала длину, то орудовала шпильками. Совсем короткие прядки собирала сзади, а длинные пускала поверх, позволяя им струиться по плечам и спине. Когда она закончила, уже не хотелось натянуть на голову шляпку по самые уши и опустить вуаль до подбородка.
Мне помогли одеться, укутали плечи шалью, вывели в коридор. Из холла по-прежнему тянуло гарью, правда, уже не так сильно. Ошметки дерева, сгоревшей мебели и обоев исчезли, а вместе с ними и пятна крови со ступеней. Лестница слегка покачивалась перед глазами, но я держалась прямо.
– Спасибо, дальше я сама.
Без поддержки Мэри коридор превратился в длинный тоннель, по которому я шла, повторяя путь рукой по стене. Из-за приоткрытой двери на пол выскользнула полоска дневного света, да так и застыла.
– Кто мог ему донести? – Голос Жерома.
– Вероник, больше некому.
– Кто такая Вероник? – Я толкнула дверь и вошла.
Жером обернулся – бледный, правая половина лица располосована магией, шрамы будут сходить долго даже под зельями.
– Кто разрешил тебе вставать? – Анри тяжело поднялся из кресла.
– Я сама.
Сердце болезненно сжалось: муж был белым, как мучная россыпь на мраморе. Плотно сжатые губы, вымораживающий до самого сердца взгляд. Анри тяжело опирался на массивную резную трость, темно-бордовая рубашка – одна из его любимых – смотрелась на нем чужой, будто он позаимствовал ее из гардероба своего двойника. Мужчины, с кем я танцевала в мой первый вечер в этом доме, под шелест платья и наше дыхание.
Жером поспешно подал мне руку и придвинул стул, помогая сесть. После чего вышел и прикрыл за собой дверь.
– Вероник – воспитанница Симона. – Анри медленно опустился в кресло и поморщился. – Сводная сестра Эрика. После представления с перстнем я связался с его отцом, а она, вероятно, сообщила ему об этом. О том, что мне поручено найти его и вернуть в Вэлею, даже против его воли. И мальчишку окончательно переклинило.
– Так Эрика отправили к нему?
– Да. Теперь ему держать ответ перед отцом.
За магическое преступление такого уровня полагается смертная казнь. Если ты не сын герцога де ла Мера, конечно.
– С кем ты встречался на окраине Лигенбурга? Почему этот человек тебе помогал?
На лице мужа не дрогнул ни один мускул, устремленный на меня взгляд – словно из прорезей маски, принадлежал кому-то другому. Уж точно не Анри, который шептал: «Все хорошо, маленькая. Спи».
– Не молчи, пожалуйста. Скажи мне… – Выдержка расползалась по швам. Я подалась вперед, вцепилась побелевшими пальцами в край стола. – Почему на встречу с ним ты вырядился, как на маскарад нищих? Что вообще происходит?
– Откуда ты об этом знаешь?
Всевидящий, как же холодно…
– Я видела вас из окна квартиры, которую для меня нашла Луиза.
Он молчал. Наверное, я уже знала, что он не ответит, но все равно ждала. Ждала, пока тишина не застучала в висках.
– Кто ты такой, Анри? Есть в тебе хоть что-нибудь настоящее?
– Моя цель.
Сумасшедше-золотые глаза, как на берегу Ирты. Все это так близко, так живо, что я даже сейчас чувствовала скользящие по плечам солнечные лучи и тепло его рук на прохладной от воды коже, вот только сейчас передо мной сидел совсем другой мужчина. Чужой, незнакомый, жестокий.
Как можно доверять человеку, у которого десятки обличий?
– Смерть Симона? – Голос сорвался на сдавленный шепот, я вскочила. – Падение его империи?
– Да.
В груди полыхнуло, я попятилась и наткнулась на стул.
– Ты нужна мне, Тереза.
– Как серьезный прорыв?
Анри сцепил руки, пристально глядя на меня.
– Мы взрослые люди, нам хорошо вместе. Что еще ты хочешь услышать?
Слова застыли внутри, тысячи слов, запертых в груди, у самого сердца, мигом обратились в пепел. Надежда, отчаяние, страх, неуверенность – смешались воедино – и рухнули в бездну. Перед глазами потемнело, сначала задрожали пальцы, потом мир закрутился сумасшедшим калейдоскопом.
– Мне нужен развод, – я оперлась о стол, чтобы не упасть, – или твоя трогательная история станет известна Винсенту, и разбираться будешь уже с ним. А заодно с Симоном, со своими загадочными друзьями, да хоть со всеми демонами преисподней.
Воцарившуюся тишину разорвал негромкий стук трости, когда муж поднялся.
– У тебя нет доказательств.
Почему-то я думала, что после шахматной доски больнее уже не будет. Наивная.
– Брату не нужны доказательства моих слов.
Руки стремительно холодели.
– Хорошо, получите свой развод. – Голос Анри стал угрожающе низким, горловым. – Подпишем бумаги после свадьбы де Мортена. Мне нужно закончить дела.
– Мы подпишем их завтра.
Он приподнял брови.
– Ваше право. Прекрасный штрих на образе вашего брата перед свадьбой со скандальной актрисой.
Я запустила в него чернильницей, изо всех сил. Уклонился Анри безупречно – отточенным быстрым движением. Пузырек ударился о стену и разлетелся вдребезги, по обоям растеклась смоляная клякса. Даже судорога боли, прошедшая по его лицу, облегчения не принесла. Я бросилась к двери, но кабинет зашатался, пол начал уходить из-под ног. Стена оказалась как нельзя кстати: прохладный шелк обоев под щекой-факелом. Почувствовав руки Анри на своей талии, я всхлипнула и бешено забилась. Трепыхалась в его захвате, как летучая мышь в перепончатых крыльях не по размеру, дергалась, пока не заломило в груди. Затихла, понимая, что все бессмысленно. Я шла поговорить о нас, но «нас» нет и не было никогда.
И Анри, которого я себе придумала, тоже.
– Пустите, – прошептала я. – Пустите или, смертью клянусь, я исправлю то, что сделала ночью.
Он отпустил, и я вырвала себя из его объятий в последний раз. Вышла из кабинета, расправила плечи, медленно направилась к лестнице. Внутри воцарилась пустота – знакомая, но какая-то странная. Должно быть, за последнее время я слишком привыкла к обманчивому солнечному теплу.
Что же, дело осталось за малым.
Винсент женится на Луизе, а я обрету свободу. От себя, от Анри и от чувства, которое меня почти уничтожило. От золотой мглы, которая все это время застилала мне глаза.
39
– Уверены, что больше ничего не хотите? До праздничного обеда ждать долго.
Смотрю на столик с завтраком и морщусь.
– Нет, Мэри, спасибо.
Если попытаюсь съесть еще хотя бы кусочек, просто подавлюсь.
Раннее утро, но солнце уже плещется на крышах домов, растекается по брусчатке, готовится прогревать камень. Солнечный день, ослепительно солнечный, именно такой и должен быть в честь свадьбы моего брата. С улицы сладко пахнет сдобой – булочник сегодня прибежал ни свет ни заря, горьковатым дымом и опилками. Ярко-синий шелк струится под пальцами, распущенные волосы – по плечам и груди. Мне осталось надеть только перчатки, которые скроют и шрам на ладони – он так и не сошел полностью, несмотря на все зелья Сайлуса, и браслет, сияние которого скоро погаснет.
– Граф просил передать, что ждет в кабинете.
Восхищенный взгляд Мэри говорил больше любого самого изысканного комплимента. Увы, но единственному, ради кого по-настоящему хотелось надеть это платье, я безразлична. Со дня, когда Анри пообещал мне развод, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Если не считать коротких случайных встреч, холодных приветствий и общих фраз, от которых стыло сердце. Несколько раз