– Я не наложница и не ваша жена, чтобы вы так торопили события, господин, – Агата спокойно, но настойчиво убрала его ладонь.
– Разве не об этом мы договорились с твоим отцом? Твоё сердце будет принадлежать мне, о, прекрасная кирия, и я осыплю тебя золотом… – казалось, он пропускает мимо ушей все её слова и просьбы.
Орхан мягко взял её ладони и развернул на себя, будто желая осмотреть ещё лучше, и жаркая волна стыда и злости заставила покраснеть щёки, скрытые под невесомой тканью.
Агата попыталась вырваться, но Орхан сдавил её пальцы, впервые демонстрируя силу, надавил большими пальцами в середины ладоней до лёгкой боли и тут же проговорил:
– Тише, сейчас ты увидишь своего отца. Кажется, в тебе слишком много ярости Солнца, а не мягкости и мудрости Великой Луны, но жизнь в Ануаре расставит всё по своим местам. Прошу же немного терпения, дорогая…
На слове «терпение» распахнулись двери, и в зал кого-то привели. Агата дёрнулась, чтобы взглянуть, и ахнула: отец! И вместе с Элен! Слава богам, они живы и здесь, она больше не одна!
– Вот видишь, я никогда не лгу. Я же обещал, верно? – Орхан ещё не отпускал. Он улыбнулся, обнажая белый ровный ряд зубов, и в чёрных, круглых, чуть навыкате хитрых глазах вспыхнул смех.
– Отец! – Агата наконец вырвалась и бросилась было к единственным знакомым лицам в этой жаркой чужой стране, но замерла: с отцом и явно испуганной Элен в зал вошли ещё трое мужчин, похожие один на другого как братья: высокие, плечистые и довольно крепкие – с такими даже не придёт в голову сражаться.
– Сезар ди Эмери будет свидетелем, не переживай, о, строптивая красавица, – Орхан сделал какой-то жест, и один из трёх мужчин проводил отца до низкой софы у окон.
Послушная ему Элен… которая должна была следить за Агатой всё путешествие и которую так ловко вывел из участия с помощью хитрости и рома Джонотан, – теперь так же покорно заняла место рядом с отцом, молча взирая на Орхана и на Агату, но явно не понимая, что ей теперь делать.
И даже сейчас Агате чудился во взгляде укор в её адрес, будто она могла что-то сделать и как-то защитить свою честь! А впрочем, не знала ли Элен сразу, что всё должно закончиться вот так? Нет, явно не думала, иначе не была бы так рассеянна и строга сразу.
Но сейчас ни её строгость, ни возмущение не играют никакой роли!
Отец выглядел живым и здоровым, но будто одурманенным после всего пережитого и только слабо кивнул в ответ на пытливый взгляд Агаты. А может, то было воздействие магии Вильхельма – пират явно не отпустил отца просто так.
– Как видишь, всё в силе. Время исполнить наш уговор, – произнёс Орхан.
«Наш уговор»?! Вот как. Агата стиснула челюсти совсем как Джонотан, чтобы не бросить что-то гневное: она не знала и десятой доли того уговора, по которому отец заключил эту сделку, и он даже не сказал ей про артефакт! Только подумать: она узнала про артефакт не от родного человека, а от подлого пирата, который хотел их убить!
В один миг от волнения за жизнь отца она впервые дошла до нестерпимого желания его ударить, но показывать это при Орхане явно не стоило. Надеяться оставалось только на себя.
– Конечно, господин, – притворно улыбнулась она, поворачиваясь к Орхану и делая свой взгляд как можно более послушным и мягким, – раз вы исполнили своё обещание, я исполню своё. Только вы обещали освободить и нашего знакомого капитана, которого по ошибке схватили вместе с пиратами и…
– Меньше слов, дорогая! Меньше слов, я устал, – Орхан покачал головой и резко и повелительно захлопал в ладони. – Ахмед, давайте же сюда.
По его команде двое здоровяков притащили роскошный, украшенный золотом сундук и гулко ударили им о пол. Трое мужчин приблизились и почтительно поклонились Орхану.
– Орхан, брат наш, да будут ясны твои дни и озарены луной ночи, – начал один из них на ануарском. – Рады быть свидетелями радости твоей и подтвердить, что твои намерения чисты и избранница твоя принимает благосклонность твою и обещает открыть лицо своё только перед тобой, стать отражением твоим, как лунный свет – лишь отражение света солнца.
Ох, наверное, это всё издержки торопливых попыток перевода с ануарского – не говорят же они так в самом деле каждый день между собой? Хотя некоторая велеречивость была и у Фадии, но этот мужлан с бесконечными расшаркиваниями в словах казался особенно смешным.
Но если она правильно поняла: брат? Они все братья? Агата переводила взгляд с одного лица на другое, и ей все больше казалось, что она сходит с ума.
Трое молодых мужчин были похожи. Если бы не отличия в их одеждах, то можно было бы надеяться, что все происходящее – дурной сон. Они выглядели моложе Орхана, возможно, даже моложе самой Агаты, но казались такими же опасными, как и их брат. Правда, смотрели на неё скорее с живым любопытством и восхищением, без маслянистой, оседающей на коже нежеланным прикосновением похоти. Но она, оказывается, – отражение света! Видимо, сияющего Солнца самого Орхана. Прекрасно просто.
Агата бросила гневный взгляд на отца, тот смотрел прямо на неё, лицо его оставалось безучастным, таким же, как и всегда. И как она не замечала раньше, какие холодные у него глаза?
– Ахмет, Ахмад и Ахмед, да будут ясны ваши дни и жарки ночи, – проговорил Орхан нараспев на ануарском, – благодарю, что разделяете радость мою. Пусть свет мой озаряет избранницу мою, как сияет это золото, переданное в дар.
Оставалось надеяться, это слова ритуала, а не они все как на подбор сумасшедшие – с ней-то Орхан разговаривал на человеческом.
С этими словами Орхан принял из рук одного из братьев (Агата не смогла бы их отличить, даже если бы поняла, кто из них кто) тонкую и изящную золотую тиару. Он повернулся к Агате и, глядя в глаза, словно коронуя, опустил украшение на голову. Металлический край неприятно дёрнул волосы и царапнул кожу.
Орхан расправил цепочки, падающие на лоб и волосы полукружьями, и прошептал:
– Твой взгляд обжигает так же, как пламя, в чьём жаре создавались эти украшения. Забавно, что в наших краях того, кто может себе позволить одевать своих женщин в подобные украшения, называют дарующим воду, неправда ли? – он провёл рукой, словно бы поправляя цепочку, и его пальцы неожиданно коснулись щеки Агаты под тонким покрывалом.
Она едва не отпрянула, но второй рукой он удержал её за запястье:
– Как удачно я выбрал для тебя второе украшение! – он говорил так тихо, что Агата едва разбирала слова. – Будет напоминать тебе о том, что надо усмирять свой нрав, огненная моя.
Следующее украшение поднесли двое братьев – несчётное количество тонких золотых цепочек, словно драгоценная паутинка, переплетённых между собой.
– Расстегни брошь, дорогая, – приказал Орхан, встряхивая цепочки, которые рассыпали золотистые искры и тихий, едва слышимый перезвон.
– Что? – прошептала Агата, делая маленький шаг назад.
– Это ожерелье, – невозмутимо пояснил Орхан, поднимая цепочки выше. – Хочу посмотреть, как оно будет выглядеть на твоей коже.
Агата беспомощно оглянулась на отца, который будто дёрнулся в её защиту, но промолчал. Элен пошла вперёд, но её остановила Фадия и что-то быстро и яростно зашептала.
Агата скользнула взглядом по улыбающимся братьям и, стиснув зубы, подняла руки к шее. Она не покажет страх, это просто дурацкий ритуал. Лучше она сама расстегнёт эту брошь и сама придержит блузу, и не даст повода этому партнёру отца, чтоб его боги покарали, дотронуться до неё лишний раз.
Пальцы подрагивали, но Агате удалось убедить себя, что от злости, а не от страха, когда она расстегнула брошь, прихватив ткань на груди и обнажая ключицы.
Она только прикрыла глаза, когда тёплые пальцы скользнули по чувствительной коже и ловко застегнули на шее тонкое ожерелье. Оно обхватило горло плотно, словно ошейник, врезаясь в кожу. На грудь упали тонкие, почти невесомые золотые цепочки, крепящиеся к ожерелью и словно драгоценная вышивка украсившие её блузу.
– Подай руку, дорогая, – приказал Орхан, и на запястье замкнулся тонкий золотой браслет и точно такой же на втором. – Очень красиво. Ты прекрасна, кирия ди Эмери.
– Благодарю, – кивнула Агата и поспешила заколоть ворот; звякнули цепочки, пощекотала кожу та, что на шее, и только тогда она поняла, что браслеты на запястьях тоже крепились к ожерелью.
Словно… платье? Она выдавила улыбку, стараясь не думать и не чувствовать, как нагревается прохладный металл и перестаёт ощущаться на коже, как много на ней золота, она, кажется, ощущала вес каждого звена всех этих цепочек.
Фривольный крой и прозрачная ткань блузы и без того нервировали, как и пристальный, изучающий взгляд Орхана.
Но надо сдержаться и показаться покорной, чтобы добиться большего доверия и свободы. А потом суметь поговорить с отцом по душам, выяснить всё про артефакт и условия сделки – и освободиться так, чтобы не потерять голову или свободу на жестоком и чужом Востоке!
– И, наконец, последний дар, – проговорил Орхан, забирая из рук третьего брата знакомый Агате тонкий браслет.
Он оказался слишком велик для её тонкого запястья, и Орхан обернул его два раза, прежде чем застегнуть, и погладить кожу там, где заполошно пульсировало сердцебиение.
– Отныне и до первой Луны со мной да не увидит ни один мужчина твоего лица. Иначе трижды принявшая будет трижды проклята, – торжественно произнёс Орхан.
– Да будет так, – практически хором произнесли три брата.
И Агате, которая до этого момента воспринимала всё происходящее как досадное недоразумение, которое можно было исправить, как-то договориться, изменить условия сделки и убедить отца вернуться домой, вдруг стало по-настоящему страшно.
Она отшатнулась было назад, оступаясь и путаясь в цепочках и длинном халате, и туфля, больше похожая на роскошно расшитый тапочек без задника и каблука, всё-таки соскользнула с её ноги.
Агата успела почувствовать приятную прохладу мрамора, а в следующий момент Орхан неожиданно опустился на одно колено, подхватывая её ступню.