При мысли о том, что она сейчас наедине с ним, Джонотан сжал зубы и бегом преодолел расстояние до заветного шатра, где вот-вот должен был начаться обряд – полная луна почти взошла.
Пустынный ветер грозился перерасти в бурю, рвал тяжёлую золотую бахрому шатра, и в призрачном свете хлопающие, тяжёлые занавеси казались ожившими призраками пустыни, что поднимались из песков. Послышались звуки борьбы и вскрики, и Джонотан, не желая тратить время на поиски входа, просто рубанул по ткани клинком и ворвался внутрь.
На него пахнуло дурманящим запахом благовоний – тяжёлым и терпким. После схватки и без того было трудно дышать, и Джонотан силой перевёл дыхание. Под ноги покатилась опрокинутая пузатая чаша, сверкнула золотыми боками. Он отпихнул её ногой. Внутри было темно и душно.
Ночной мрак дрожал тенями, порождёнными огнём в масляных лампах, и тонкая обнажённая фигурка, резко обернувшаяся к нему, на мгновение показалась мороком и порождением теней. Взметнулись рассыпавшиеся в беспорядке каштановые кудри, ловя золотистые блики светильников наравне со множеством золотых цепочек, матово блеснула дорогим шёлком обнажённая кожа, и Джонотан замер, любуясь тем, как вспыхивает радость в дорогих глазах.
А в следующее мгновение Агата бросилась к нему и повисла на шее, едва не напоровшись на саблю, которую он сжимал изо всех сил.
– Джонотан, о, Джонотан, – лихорадочно прошептала она, прижимаясь всем телом. Её пальцы впились в шею, царапнули кожу, словно в нетерпении и, запутавшись в волосах, требовательно потянули вниз.
Агата вся ощутимо дрожала, и Джонотан изо всех сил прижал её к себе, погладил по спине, пытаясь унять явную истерику.
– Все хорошо, Агата, я здесь, – проговорил он, целуя её, гладя растрёпанные волосы, сладко пахнущие благовониями, и стараясь не отвлекаться на то, как реагировало его тело на неожиданно требовательные прикосновения.
– Джонотан, – снова прошептала Агата, запрокидывая к нему бледное лицо: в огромных, почти во всю радужку зрачках отражалось пламя светильников. – Пожалуйста, Джонотан.
Он потянулся магией, чувствуя неладное, и не сдержал стона, когда на него обрушилась волна её желания – жгучего, безумного, такого сильного, что он не успел даже понять, что произошло, когда его губы требовательно накрыли её.
Агата ответила со всей страстью, подаваясь навстречу, горячо прижимаясь мягким и податливым под его руками телом, покорно раскрывая нежные губы, с которых сорвался тихий стон, пробудивший на его коже мурашки.
– Джонни, малыш… – пропыхтели рядом, – ты не хочешь мне помочь? – насмешливый голос Вильхельма показался мгновенно отрезвляющим ушатом ледяной воды. – Кажется, с нашей рыбкой хотел поразвлечься вовсе не Орхан.
Джонотан с трудом разорвал поцелуй, чувствуя горьковатый привкус на губах: конечно, её опоили!
– Джонни, – в голосе Агаты было столько мольбы, что защемило сердце, но Джонотан сжал зубы и, стараясь не замечать ласковых поглаживаний, осторожно отстранился.
– Смотри, кто тут у нас! – Вильхельм одной рукой удерживал за тощую шею Хайрата, а второй прижимал к его горлу клинок.
– Ты! – проронил Джонотан, уже готовый броситься на предателя, из-за которого едва не лишился головы, когда нежные ладошки ловко пробрались под его рубашку и недвусмысленно скользнули по животу.
– Джонни… – Агата смотрела на него с таким желанием, что связные мысли испарялись, словно вода под жарким солнцем Шарракума. – Я хочу тебя прямо сейчас. Пожалуйста, Джонни.
Она потянулась и поцеловала его, куда дотянулась – чуть ниже уха, – щекотно и горячо, отчего Джонотан прикрыл глаза.
– Агата, – позвал он. Выдержка давалась ему с трудом, но он смог отстраниться вновь, разворачивая её лицом к себе и удерживая за плечи. – Агата!
– Джонни! – она едва ли не плакала, потому что держал он крепко и она никак не могла дотянуться.
– О пресвятая плотва, – закатил глаза Вильхельм. – Я всегда не против немного поразвлечься, но, рыбка моя, так как ты собираешься это делать не со мной, а с малышом Джонни, потерпи немного. Потому что я могу захотеть присоединиться.
– Вильхельм! – рявкнул Джонотан, осторожно отводя руки Агаты от своего живота – она уже успела вытащить его рубашку из штанов.
– Джонотан… ты такой грозный! – вздохнула Агата, совершенно не реагируя на слова Вилли и глядя потемневшими от зелья и страсти глазами – настоящими омутами.
– А что «Вильхельм»? У меня руки заняты, – он выразительно встряхнул Хайрата с такой силой, что у того клацнули зубы. – А то я бы не сдержался.
– Вас обоих… ждёт смерть! – прошипел Хайрат, видимо, пришедший немного в себя от энергичных встряхиваний.
– Можно ему голову отпилить? – попросил Вильхельм у Джонотана, с интересом наблюдая, как тот перехватил руки Агаты за запястья и удерживает её от дальнейших покушений на свою честь и достоинство. – Тогда я смогу подержать рыбку, а ты возьмешь этого.
Вильхельм поддел пыльным от песка сапогом бессознательного и связанного Орхана.
Джонотан крепче прижал Агату к себе, намертво схватил за плечи, прижав её руки к бокам и не позволяя двигаться и сделать какую-то глупость или отвлечь внимание Вильхельма, который удерживал всё ещё опасного врага.
– Стой же, – сердито шепнул он, сердясь и на себя, что чувствует её желание и понемногу сходит с ума от этого влекущего, затмевающего разум жара.
Кто бы подумал, что больше всего может помешать сама же Агата, которую они так усердно пытались выцарапать из лап ануарских ублюдков! Агата была сильна, и эта борьба с ней и попытки не причинить ей при этом боль выматывали всё сильнее, а учитывая, сколько Джонотан уже провёл без сна и отдыха…
– По моему приказу… сюда придут люди, очень много моих верных убийц, – прохрипел Хайрат, дёрнувшись, но Вильхельм держал его крепко. – Моя стража…
Джонотан мрачно глянул на мага, который изо всех сил тянул время и силился использовать свой дар, но он был один, а их – двое. На сей раз древняя наука математика играла против предателя, не так, как в торжественном зале во время танца. Зря Хайрат позволил Орхану его отпустить. Один просчёт – и теперь ублюдок поплатится за свою фатальную ошибку.
Среди теней скользнул Десир и коротко прижал кулак, отчитываясь, что все враги повержены: долг выплачен! В чёрной страже Акрама аль Асада всегда говорили: «Убей до того, как убьют тебя». Хайрату стоило у них поучиться.
Вильхельм перехватил мага поудобнее и не стал тянуть – впечатал головой в один из деревянных столбов, удерживающих шатёр. Хайрат дёрнулся и обмяк.
– Вильхельм! – Джонотан дёрнулся было к Хайрату, но почуял, что тот дышит.
– Да достал, крыса пустынная, – Вильхельм сплюнул. – Пусть отдохнёт. Не магию и силы же на него, ублюдка, тратить. Можно, конечно, и сразу… – пират задумчиво потянулся за своей кровавой саблей, будто раздумывал, не стоит ли отсечь уже голову незадачливому врагу.
Агата тут же воспользовалась заминкой и тем, что хватка на её руках ослабла, и прижалась к Джонотану всем телом.
Вильхельм глянул на неё и неожиданно сдёрнул с кровати тонкую простыню:
– На, заверни её хотя бы. Я ж не удержусь, и мы опять подерёмся, а надо валить отсюда.
Тени, пришедшие с Десиром вместе, уже растворились в ночной темноте пустыни, словно здесь их и не было, остались лишь оглушённые и отброшенные воины в белом.
– Стража скоро очухается. Говорю, прирезать – и дело с концом.
Джонотан на лету поймал тонкую ткань и, пока Агата целовала его куда-то в ключицу – выше не дотянулась, – накинул на плечи.
– Надо забрать этих двоих, – сказал он, подхватывая Агату на руки.
– Без тебя знаю, – Вильхельм, не церемонясь, схватил за шиворот одного и второго и поволок за собой к выходу из шатра. – Должен будешь.
Пустыня встретила их тишиной и иссиня-чёрным бесконечным небом. Ветер утих, и казалось, над ними раскинула свое звёздное покрывало сама богиня Луны. После удушающих благовоний и запаха крови в шатре дохнуло прохладой.
– Как же красиво… – прошептала Агата, на мгновение отрываясь от Джонотана и запрокидывая голову.
Её рассыпавшиеся в беспорядке кудри щекотали его шею, а тёплое дыхание касалось щеки. Неожиданно она посмотрела на него так осознанно, словно и не было никакого дурмана.
– Джонотан ди Арс, – прошептала она, и он на мгновение сбился с шага от нежности в её голосе.
– Что вы там копаетесь? – Вильхельм уже привёл в чувство Хайрата: тот со связанными руками и стеклянным взглядом покорно стоял рядом лошадью. Орхана пират просто перекинул через седло перед собой.
– Куда же мы? – Агата неожиданно не захотела садиться на лошадь и изо всех сил вцепилась в его руки. – Я не хочу никуда ехать. Я хочу…
– Агата!
Он попробовал её образумить. Ухватив под шею, заставил одурманенную пленницу смотреть на него, но потемневший взор её больших глаз только блуждал по его лицу, переходя с подбородка на губы и снова бездумно скользил по коже. Агата изо всех сил тянулась к нему и мучительно хмурила лоб оттого, что это не удавалось.
– Агата! Ты слышишь меня?!
Не добившись ответа, он поднял её за бёдра и усадил боком на седло. Вскочил следом – слава богам, Агата сама потянулась к нему и не сверзилась с лошади – и ухватил поводья.
– Держись за меня, – прохрипел он, чувствуя, что из последних сил не думает о том же, о чём и она: о том, как хочется, чтобы весь мир вокруг исчез, хоть провалился в бездну, лишь бы никто не помешал целовать её так жарко, как требует сейчас всё нутро.
Боги, ему потребуется слишком много выдержки, чтобы не сойти с ума!
Она потянула с плеч покрывало, когда Джонотан почувствовал, как царапает кожу магия Вильхельма. Он отшатнулся было, но магия скользнула мимо.
Агата моргнула, обернувшись на пирата совершенно осознанно:
– Убью… – и вдруг обмякла в руках Джонотана.
– Не благодари, брат, – хмыкнул Вильхельм, весело глядя на Джонотана, чьё лицо явно наливалось яростью. – Хотя, знаешь, я на твоём месте не удержался бы и воспользовался дурманом. Ну какая горячая крошка!