Джонотан плеснул оставшуюся воду в лицо и, проигнорировав сердитый оклик Элен, вниманием которой стремились завладеть жаждущие подробностей Орхан и ди Эмери, ускользнул к каютам.
В узком коридоре было душно, смолянисто пахло деревом обшивки. А ещё здесь не палило нещадно злое ануарское солнце и было тихо: с палубы едва доносились голоса их странной компании и команды корабля.
Он толкнул дверь и остановился на пороге, с тихим восхищением глядя на представшую глазам картину.
Мягкий полумрак каюты разрезал солнечный свет, проникающий через приоткрытое окно. Агата безмятежно спала, не замечая лучей, ложащихся на её щёки. Она разметалась от жары, тонкое одеяло упало на пол, а совершенно целомудренная сорочка задралась, обнажая закинутые на подушку ноги. Тонкая рука свесилась с узкой койки, вторая лежала под головой, пальцы запутались в беспорядочно рассыпавшихся каштановых кудрях.
Джонотан тихо приблизился, не желая тревожить её спокойный сон, и осторожно присел на край койки. Агата заворочалась, что-то бормоча.
– Джонни… – её веки дрогнули, губы изогнулись в лёгкой улыбке, но по ровному дыханию он понял, что Агата всё ещё спит. И, кажется, ей снятся хорошие сны.
– Пожалуйста, Джонни, – прошептала она, приподнимая брови, отчего её лицо стало совсем беззащитным.
И Джонотан сдался. Он был мокрым после «душа» от Элен, и дурман, возможно, не до конца ещё выветрился из его головы, но было выше его сил не склониться, не отвести упавшую на щёку прядь волос. Едва прикасаясь, он погладил костяшками пальцев её заалевшую ото сна щёку.
– Агата, – тихо позвал он и поймал ещё замутнённый сновидениями взгляд из-под полуприкрытых ресниц.
– Джонотан, – успела прошептать она, прежде чем Джонотан накрыл её губы нежным поцелуем.
Её губы были мягкими и податливыми и раскрылись ему навстречу, словно именно об этом она и молила в своих грёзах.
Он ожидал получить оплеуху, когда Агата окончательно проснётся и поймёт, что происходит, но когда немного отстранился, неожиданно почувствовал, как нежные руки обхватили его за плечи, скользнули по шее и наконец зарылись в волосы на затылке, требовательно притягивая.
– Джонотан, – выдохнула она ему в губы и подалась всем телом навстречу. – Ты и правда тут. И теперь только посмей куда-нибудь от меня деться!
– Никуда не денусь, – пробормотал Джонотан, снова впиваясь в её сладкие и столь долгожданные губы. Он не мог прежде и мечтать, что целовать Агату – такое наслаждение, рядом с которым меркнут все прежде известные ему удовольствия. – Драгоценная моя…
Он не мог перестать касаться её губ, и прежде робкие движения грозили перерасти в жадный напор, но и Агата простонала и ответила на поцелуй так, что Джонотан окончательно потерял голову. Орхан не зря предлагал её отрубить.
– Ты так говоришь, потому что я действительно… дорого стою? – хрипло поддразнила его Агата, уворачиваясь от поцелуя, но изнемогая от желания, чтобы Джонотан не отстранился, а продолжил жаркое касание.
– Очень дорого. Я готов был заплатить за тебя всем…
Джонотан никогда бы не отступил. Лишь бы снова чувствовать её запах, ощущать мягкие, полные нежности и страсти губы, прикосновение к которым было лучше ледяной воды после жаркой пустыни. Но чтобы утолить жажду, ему хотелось большего.
А одна мысль о том танце в золотых цепочках, которому он стал невольным зрителем, о том мгновении, когда разгорячённая Агата прижалась к нему в отчаянном порыве, целуя в первый раз в жизни, о том, как холодный металл впился в их горячую кожу, ни на миг не остужая вспыхнувшую страсть… Эта мысль заставила Джонотана тихо, но нетерпеливо прорычать. Он притянул Агату к себе, резко перевернулся на спину, так, что она оказалась наверху, и жадно впился в такие же жадные сумасшедшие губы.
В дверь резко и требовательно постучали.
– А ну-ка постойте, голубки! – прогремел голос Вильхельма, нагло распахнувшего дверь.
– Отвали, – Джонотан схватил со стола что-то подвернувшееся под руку (кажется, подсвечник) и со всей силы швырнул за спину.
Судя по всему, Вильхельму удалось пригнуться, и подсвечник прогремел по дереву.
– Мы так не договаривались, – усмехнулся пират, пройдя в каюту. – И потом, это совершенно неприлично. Во-первых, у нас на борту высокопоставленные гости. А, во-вторых, вы ещё не женаты!
– Вильхельм, я лично тебя убью, – пообещала Агата, убирая с глаз прядь волос и прижимаясь к плечу Джонотана, который остался прикрывать её своим телом.
– Убьёшь, убьёшь, – согласился Вильхельм. – Но сперва вы поженитесь.
– С чего бы такая забота о нашем целомудрии? – Джонотан сел так, чтобы не подпустить наглеца к Агате и не позволить разглядывать её так, как обычно Вильхельм позволял себе смотреть на добычу.
– У нас с тобой был уговор, верно? Старина Вильхельм не кидает слов на ветер. Надеюсь, ты тоже.
Глава 40Для ровного счёта
– Стороны обязуются выполнить свои обязательства в полном объёме и точно в срок в соответствии с условиями настоящего договора, – торжественно закончил ди Эмери, и две внушительные стопки бумаг, подшитые красным шнуром, легли перед Агатой и Орханом.
– И в моё подчинение два оснащённых корабля с командой, – добавил Вильхельм, вмешиваясь в сделку и выторговывая себе отступные. И даже бровью не повёл в ответ на тяжёлый и явно несогласный взгляд Орхана. – А лучше три. Для ровного счёта.
– Интересный у тебя ровный счёт, – присвистнул Джонотан.
– Со счётом у меня всё в порядке, – хмыкнул пират, несогласный отступить хоть в чём-то. И, судя по всему, Орхану выбора никто не предлагал, если тот собирался сохранить свою жизнь.
– Надеюсь, для ровного счёта ты исчезнешь с моего горизонта?
– Вот это было грубо, кириос ди Арс, – совершенно не обиделся Вильхельм, продолжая вместе со всеми нагло изучать бумаги и будто гадая, куда бы ещё вписать свою выгоду.
– Грубо было бы сейчас вышвырнуть тебя за борт, – не согласился Джонотан.
– А это уже не только грубо, но и бесчестно, учитывая, сколько раз я спасал и твою шкуру, и твоей драгоценной невесты.
От этих препираний у Агаты уже начала болеть голова, особенно учитывая её тщетные попытки разобраться за один раз во всех хитросплетениях новой сделки и нигде не допустить просчёта.
– Так, для ровного счёта, чтобы на борту сейчас не стало меньше на одного человека, замолчите немедленно! Или я за себя не ручаюсь.
Вильхельм хмыкнул, но нос из бумаг не убрал, а Джонотан пихнул его локтем.
Агата вздохнула, незаметно вытерев вспотевшую ладонь о платье, обмакнула перо в чернильницу и под пристальными взглядами четырёх мужчин решительно вывела свою подпись.
До этого она никак не менее двух часов провела за внимательным изучением договора, старательно борясь с духотой и отгоняя совершенно неподобающие для такого момента мысли о требовательных губах и нежных руках Джонотана.
Теперь, когда торговый союз (и хвала богам, что только торговый) был оформлен по всем правилам, переговаривающиеся вполголоса на другом конце стола Джонотан и Вильхельм наконец замолкли. Даже шёпотом они умудрялись говорить на повышенных тонах, поэтому Агата кидала на них гневные взгляды и каждый раз краснела, когда взгляд Джонотана темнел и словно бы обещал награду, когда все формальности будут улажены.
– Приятно иметь с вами дело, кирия ди Эмери, – Орхан улыбался так довольно, что Агата еле удержалась от того, чтобы не перечитать соглашение ещё раз: наверняка где-то спрятаны восточные хитрости мелким шрифтом. – Да будут Солнце и Луна свидетелями нашего совместного успеха.
– Взаимно, господин Орхан, – Агата энергично тряхнула его ладонь, не позволяя ему слишком надолго завладеть своими пальцами, потому что этот ануарский хитрец явно ещё не смирился с тем, что она так просто может ускользнуть из его рук.
– Что ж, полагаю, теперь нам осталось только договориться о том, как мне вернуться к себе домой, чтобы начать осуществлять наши грандиозные планы, – сидя в глубоком капитанском кресле, Орхан сложил руки на животе и выжидательно посмотрел на Джонотана. – Боюсь, что мои верные стражи будут не слишком рады видеть этот корабль в порту.
– Ты подпишешь вот это, – Джонотан положил перед Орханом лист, над которым и ругался всё это время вместе с Вильхельмом. – Если уж ты планируешь торговать с Агатой… кирией ди Эмери, то «Госпожа Дикарка» будет появляться в порту Шарракума так часто, как того потребует ваше соглашение.
Орхан нахмурился, явно не ожидая подобного поворота, и, не дотрагиваясь до листа, пробежал текст глазами, бормоча под нос на ануарском:
– Не нападать друг на друга ни на море, ни на суше, содействовать… не вредить… Пожаловать… Что?! – он вперил возмущённый взгляд в Вильхельма: – Да ни за что в жизни я не соглашусь на подобные обязательства!
Агата даже подалась вперёд, чтобы заглянуть в бумагу и понять, что именно так возмутило Орхана.
– Пожаловать кириосу ди Морену должность капитана, два судна… то есть три, и возможность набирать команду в Шарракуме, – невозмутимо проговорил Вильхельм и осклабился. – Кириос ди Морен, если вдруг кто-то не понял, – это я. А вы, многоуважаемый господин Орхан, болтаетесь посреди моря в совершенный штиль, и спрятаться от этих обязательств возможно разве что на дне морском.
– Я не позволю какому-то пирату хозяйничать в моих водах и в моём порту! – Орхан взмахнул рукой и грозно отбросив бумаги, вскочил на ноги.
– Кажется, господин аль Гаффар подзабыл, кому обязан своей жизнью? – вкрадчиво спросил Вильхельм, тоже поднимаясь из-за стола. – Или, может быть, тебе напомнить, что за тобой ещё должок после той дряни, что ты подмешал в свой кальян?
– Вильхельм! – окликнул его Джонотан, тоже поднимаясь.
Агата, изнывающая от жары и неудовлетворённого желания, поймала насмешливый взгляд отца, который явно наслаждался назревающей дракой, не выдержала и хлопнула со всей силы ладонью по столу: