Но картина «Кружевница» была написана в то время, когда Вермеер процветал. Уверенность сквозит в каждом мазке кисти. Живопись отражает благоденствие народа. Вермеер прожил бо́льшую часть жизни в Делфте, маленьком и изящном городе между Гаагой и Роттердамом. В XVII в. в нем было много купцов, мануфактур по производству дельфтского фарфора и ковров. Это одна из самых маленьких картин Вермеера – всего двадцать четыре сантиметра в высоту и двадцать один сантиметр в ширину, – но когда ее впервые выставили в Лувре в 1870 г., она произвела огромное впечатление на одного амбициозного художника. Огюсту Ренуару было двадцать девять лет, и он заявлял каждому, кто был готов слушать, что это самая прекрасная картина в мире[231].
В палитре использован любимый триумвират красок Вермеера: жемчужный серый, желтый и голубой. (Винсент ван Гог, еще один его поклонник, написал, что эти цвета были «столь же характерны для него, как черный, белый, серый и розовый для Веласкеса».) Это картина из серии, над которой Вермеер работал между 1669 и 1672 г. Картины проникнуты нежностью и изображают женщин, поглощенных простыми домашними делами[232].
Современники видели в этой картине воплощение женской добродетели: работа иглой считалась достойным занятием для женщин, удерживавшим их до́ма, подальше от неприятностей. В чуть более раннем изображении этого же сюжета Каспаром Нетшером, другим голландским жанровым художником, идея добродетельного домашнего труда подкреплена дополнительными символами. Снова молодая женщина поглощена работой над кружевами. Она стыдливо отвернулась, ее лицо прячется в тени. Метла у стены указывает на домашнюю работу и порядок в доме. Раковины мидий у ее ног предполагают безопасное уединение, а пара сброшенных башмаков намекает на то, что женщина не собирается выходить на улицу. Ей доставляет радость оставаться в привычной обстановке[233].
Вермеер отказался от такой аллегорической пропаганды. На его картине – девушка на первом плане, развернута в три четверти к зрителю, она не подозревает о том, что за ней наблюдают. В картине несколько глубин резкости, которыми оперирует Вермеер. Перед девушкой, чуть правее от нее, стол, покрытый ковром, ниспадающим тяжелыми складками. На нем – бело-голубая коробка для шитья, слегка приоткрытая, и видны ярко-красные и белые нитки. Свободные нити и золотой с красным узор на ковре написаны размыто, не в фокусе, привлекая внимание зрителя к центру картины: рукам девушки, ловко управляющимся с коклюшками. Вермеер так использовал цвет, что подчеркнул этот эффект. Ярко освещен простой полотняный воротник на левом плече девушки, левая часть ее лба, нос и ловкие, проворные пальцы.
Размер картины, ее передний план с изобилием интригующих предметов и, наконец, то, насколько девушка увлечена работой, все вместе привлекает зрителя подойти ближе к холсту.
«Кружевницу» можно интерпретировать и как размышление о ремесле, творчестве и человеческой способности создавать красоту из самых скромных материалов. Белое льняное кружево, в конце концов, результат того, что в землю были брошены семена. И наоборот, оно же – один из лучших примеров декоративной роскошной ткани. У кружева нет иной функции, кроме как оповещать о статусе, вкусе и богатстве того, кто его носит. Оно не дает тепла, оно в высшей степени деликатное, легко рвется, на нем появляются затяжки, и неаккуратный владелец будет выглядеть неопрятно. И все же в этот период европейское общество – и мужчины, и женщины – было охвачено желанием заполучить эту мишуру. А отсутствие кружев в гардеробе обязательно вызвало бы кривотолки. В результате такой популярности и цены, по которой его могли продавать, кружево создавало престиж и занятость, а дипломатические отношения между странами могли стать напряженными из-за отливов и приливов производства и спроса.
Стежки в воздухе
«Я считаю кружево одной из красивейших когда-либо созданных имитаций фантазии природы… Я не думаю, что любое другое изобретение человеческого разума могло иметь настолько изящное или точное происхождение».
Если бы мы могли побеспокоить усердную кружевницу на картине Вермеера и спросить у нее о происхождении ее ремесла и о том, почему оно так востребовано, скорее всего, она затруднилась бы с ответом. Кружево эволюционировало, а не возникло из ниоткуда. По тем же причинам его так трудно описывать. Если назвать его «плетеным полотном, созданным иглой и нитью или нитями, намотанными на коклюшки», как это делают некоторые, тогда вязание и макраме – тоже разновидность кружева. Самый древний предок кружева, вероятно, «филе» – сетка с квадратными ячейками, созданная с помощью челнока или иглы. Филе было известно в древности, но в XVI в. его начали вышивать, чтобы создать обязательно геометрический, но при этом максимально похожий на кружево узор. Предтечей кружева была белошвейная работа, которую все чаще использовали для украшения подолов и швов тонкого белья, столь любимого европейцами в XV веке, а также позумент, декоративная отделка, созданная с помощью сложного плетения или шнура[234].
Эволюция кружева отражается в безнадежной неразберихе описательных терминов. Упоминания о «кружеве» в XV в. есть, но речь, скорее всего, идет о басонных изделиях, а не о настоящем кружеве. И хотя с распространением кружева термины становились менее расплывчатыми, не следует полагаться исключительно на терминологию. Возьмите, к примеру, отделку, которую использовали английские королевские особы в XVI в. «Золотой позумент» и «басонная лента», которые носили соответственно Мария I и Эдуард VI, скорее всего, представляли собой плетение. А вот «позументное коклюшечное кружево с золотом», появившееся в 1553 г. в счетах гофмейстера, уже, вероятно, было действительно кружевом. К середине XVI в. кружева заняли прочное место на модном платье женщин и мужчин по всей Европе[235].
Изначально кружево плели и умелые любительницы для собственного потребления, и профессиональные кружевницы. Печатные книги с узорами для кружев дошли до нас из 1524 г. (Отдельные листы с рисунком кружева, судя по всему, публиковались раньше.) В них были представлены варианты кружева, которые женщины могли скопировать. Адриан Пойнтц написал в 1591 г., что «эти работы принадлежат в основном благородным дамам, чтобы проводили они время в добродетельных упражнениях». Большинство кружевниц, которые плели кружева, продаваемые на открытом рынке, вероятно, учились в семье или наблюдая за другими. Печатные инструкции способствовали, возможно, быстрому распространению различных форм и стилей кружева в Европе. Одна книга, к примеру, которую Маттео Пагано заманчиво назвал Giardinetto novo di punti tagliati et gropposi per exercito e ornamento delle donne («Новые украшения для дамского рукоделия с прорезными узорами, стежками и узелками»), опубликованная в Венеции в 1542 г., была перепечатана в других странах Европы около тридцати раз. Технические инструкции редко прилагались к узорам, так как считалось, что покупающие эти руководства знакомы со стежками, необходимыми для зачастую дьявольски сложных работ.
Рукоделие было одним из немногих занятий, которое поощрялось у женщин всех классов. Мария, королева Шотландии, и Екатерина Медичи были знамениты своей любовью к рукоделию. В имущество последней входили тысячи вышивок по сетчатой ткани, созданных ею самой, включая скатерти и постельное белье[236].
Сырьем для кружева служила тонкая льняная нить. Именно ее использовали для создания белых кружев с перламутровым отливом на шеях и запястьях почти всех портретируемых XVI и XVII вв. Именно этот вид кружев сохранился в коллекциях, но использовались и другие материалы.
Черное кружево, созданное из шелка, а не изо льна, стало очень модным в середине XVII в. Белое кружево создавало желаемый эффект яркого визуального контраста между кружевом и тканью, а черное кружево чаще использовалось с темными тканями как текстурный акцент, заметный только внимательному взгляду. Этот эффект можно оценить на большом портрете Лоренса Реаля кисти Корнелиса ван дер Ворта, написанном около 1620 г., незадолго до смерти художника. Сейчас портрет можно увидеть в Рейксмузеуме в Амстердаме.
Для Корнелиса ван дер Ворта портрет Лоуренса Реаля был важным заказом. Лоуренс Реаль[237] только вернулся в Нидерланды после трехлетней службы в качестве генерал-губернатора Голландской Ост-Индии. Это был один из самых престижных постов в те времена. Портрет стал тщательно выполненным отображением триумфа. Ван дер Ворта, вероятно, выбрали за его мастерство в изображении тканей. Реаль определенно продумал свой костюм. У него элегантные кружевные манжеты и пышный круглый воротник à la confusion (путаница) – стиль с намеренно неодинаковыми складками, а не с регулярной SSS конфигурацией. На рукавах – золотой позумент, на кюлотах сзади под коленом – немного золотого кружева. Дублет и кюлоты из богатой ткани с блеском (судя по всему, это шелк) украшены текстурными полосками черного кружева, или корда.
Хотя в XVII в. черное кружево широко использовали в одежде и интерьерах – в завещании лорда Дорсета 1624 г., мужа знаменитой Анны Клиффорд, даже упоминается «зеленое и черное шелковое кружево», которое украшало его карету, – его часто не замечают. Частично это связано с тем, что оно не так бросается в глаза на портретах. Но есть и более прозаическая причина: черных кружев почти не осталось, чтобы их можно было изучать. Для фиксации черного красителя использовалась очень едкая протрава, делавшая кружева ломкими и хрупкими. В большинстве случаев она в конце концов съедала кружева.