[250] По всей видимости, причиной утраты власти узурпатором стало то, что он стал расправляться со столичной знатью, многие представители которой знали настоящего Кильдибека лично и, соответственно, могли уличить его в самозванстве.[251] Не желая пасть жертвами узурпатора, многие аристократы покинули столицу и поддержали других претендентов на трон, в которых по-прежнему не было недостатка.
Источники о золотоордынской смуте многочисленны и при этом довольно противоречивы, особенно — когда речь идет о соотнесении письменных источников (восточных хроник, русских летописей, европейских официальных документов, эпиграфики и пр.) и нумизматического материала. Разные современники и более поздние средневековые историки упоминают одних и тех же претендентов на трон под разными именами, называют разные даты их пребывания на троне и т. д. В результате среди исследователей нет единого мнения о том, сколько же ханов побывало на троне Золотой Орды, начиная с выступления Кульны против Бердибека в 1358 г. и до воцарения Токтамыша в 1380 г. Словно соревнуясь друг с другом, они называют и 25, и более 30 и даже 50 ханов.[252] Однако подробный анализ нарративных источников и, в особенности, нумизматического материала позволяет обоснованно утверждать, что на золотоордынском троне в 1358–1380 гг. (т. е. с момента предъявления претензий на трон Кульны и до объединения Улуса Джучи Токтамышем) побывало не более 18–20 монархов. Причем некоторые из них провозглашали себя ханами в собственных владениях, не претендуя на столицу и власть над всей Золотой Ордой, другие же захватывали Сарай по два-три раза.
Подробное изложение истории правления (или претензий на трон) каждого из этих Джучидов не входит в задачу настоящей книги, да и противоречивость источников о них не позволяет сформировать более-менее целостную картину их деятельности. Достаточно сказать, что в течение двух десятков лет за трон боролись представители трех ветвей золотоордынского ханского рода — потомки Бату, Шибана и Туга-Тимура.[253] Кроме того, наряду с царевичами-Чингизидами на политическую арену выступили и лица неханского происхождения — бывшие наместники в отдельных улусах или туменах, которые провозгласили себя независимыми правителями. Наиболее известны среди них Пулад-Тимур, наместник Волжской Булгарии (прав. 1360–1367 гг.), Хаджи-Черкес, наместник в Хаджи-Тархане, т. е. Астрахани (прав. 1360–1375 гг.), династия Суфи, правившая в Хорезме (1361–1379). Подобно появлению самозваного «Кильдибека», претензии таких правителей также свидетельствуют о глубоком кризисе династии Джучидов и существенном умалении авторитета ханской власти и пиетета к роду Чингизидов, что в значительной степени было следствием распада Монгольской империи. Впрочем, время от времени даже эти самовластные областные правители поддерживали того или иного царевича-Джучида, чтобы обеспечить законность своего правления в глазах представителей ханского рода и ордынских сановников.
При этом, как ни странно, ни Пулад-Тимур, ни Хаджи-Черкес, правившие независимо от ханской власти и даже чеканившие собственные монеты, в историографии не считаются узурпаторами. Зато многие исследователи почему-то обвиняют в узурпации Мамая, который как раз в это время вмешался в борьбу за власть. Их не смущает, что он в течение всей своей политической карьеры (1359–1380) оставался верным роду Бату и постоянно поддерживал претензии его представителей на трон, не пытаясь править самостоятельно.
Мамай и его противники
Мамай (по некоторым сведениям, его настоящее имя было Кучук-Мухаммад) происходил из рода Кият и принадлежал к дальним родственникам Чингизидов (его прямым предком был двоюродный брат Чингис-хана). Род Мамая возвысился во времена Узбека: Исатай, дед Мамая, был одним из улус-беков в Синей Орде после ее включения в золотоордынскую административно-территориальную систему, а его потомки управляли этим улусом вплоть до 1361 г., когда были уничтожены Кара-Ногаем, провозгласившим себя ханом Синей Орды. Другая ветвь рода Кият имела владения в Крыму, и близкие родственники Мамая (его прадед, отец и дядя) являлись даругами Крымского тумена, в результате чего Крым на протяжении многих лет был главным опорным центром Мамая, откуда он черпал войска, средства, там же он находил убежище после очередного поражения в борьбе за власть.[254]
В 1361 г. он, по-видимому, поддержал самозванца Кильдибека, а после его гибели в 1362 г. выдвинул «собственного» претендента на трон — Абдаллаха, прямого потомка Узбека, при котором вновь стал бекляри-беком. Абдаллах умер в 1369 г., и тогда новым ставленником Мамая стал его племянник Мухаммад-Булак,[255] причем нет никаких оснований обвинять бекляри-бека в умерщвлении этих ханов, что делают многие исследователи, опираясь лишь на косвенные сообщения средневековых источников, да и то неверно их интерпретируя.
В первой половине 1360-х гг. Мамаю удалось взять под контроль Крым, ряд северокавказских областей Золотой Орды и значительную часть территории Северного Причерноморья. Правда, в результате войны с Литвой (важнейшим ее событием стала битва на Синей Воде 1362 г.) практически все владения Золотой Орды к западу от Днепра были захвачены литовцами, и под контролем Мамая оставалась лишь узкая полоска земли вдоль черноморского побережья. Именно там, на территории современного Запорожья, была основана ставка Мамая и его ханов, которая так и фигурировала в источниках под названием «Мамаевой Орды».
В золотоордынской историографии, пожалуй, нет более ненавистного деятеля, чем Мамай. Его обвиняют в узурпаторстве, убийстве собственных ханов, враждебности по отношению к Руси и союзе с Литвой, сговоре с католиками и намерении передать контроль над золотоордынской экономикой генуэзцам и т. д. Поводом для всех этих обвинений является, как правило, вольная интерпретация (а порой даже и «додумывание») сведений средневековых источников. Причина формирования такого негативного образа Мамая, на наш взгляд, одна: этот политический деятель в конечном счете потерпел поражение, а сведения о нем встречаются в сочинениях, созданных победителями — либо русскими летописцами, писавшими по заказу русских князей, разгромивших Мамая в Куликовской битве, либо же восточными хронистами со слов противников Мамая в самой Золотой Орде — приверженцев Токтамыша или Шибанидов.
На самом деле Мамай, как уже было сказано, на протяжении всей своей политической карьеры поддерживавший именно потомков Бату (как наиболее легитимную ветвь ханов Золотой Орды), являлся при них бекляри-беком и не претендовал на какой-либо независимый статус. Обвинения его в убийстве ханов исследователи основывают на сообщении российского историка XVIII в. В. Н. Татищева о том, что Мамай «многих ханов побил», однако почему-то относят их именно к «мамаевым» ханам, тогда как, скорее всего, имеются в виду их противники — Тимур-ходжа, Азиз-Шейх и др., к убийству которых Мамай и в самом деле мог иметь отношение.[256]
Враждебность Мамая к Руси также представляется преувеличенной. На протяжении почти всей «замятии великой» он чаще демонстрировал как раз мирные намерения по отношению к русским правителям и, тем более, православной церкви. Так, еще в 1359 г. (когда был бекляри-беком при Бердибеке) он способствовал освобождению киевского митрополита Алексия из литовского плена, в 1362 г. от имени хана Абдаллаха признал великим князем Дмитрия Московского (будущего Донского, своего победителя на Куликовом поле), причем ярлык впервые в истории русско-ордынских отношений был доставлен непосредственно адресату (ранее за ярлыками князья всегда сами приезжали в Орду). В 1374 г. между русскими княжествами и Мамаем наступило «розмирье», однако инициаторами объявления войны стали именно русские правители — Дмитрий Московский и его тесть Дмитрий Нижегородский. Соответственно, ряд карательных рейдов Мамая — на р. Пьяну в 1377 г., на Нижний Новгород и на р. Вожу в 1378 г. — явились реакцией на враждебные действия русских вассалов Золотой Орды.[257] Наконец, в 1379 г. именно Мамай сам проявил инициативу в восстановлении мирных отношений с московским князем, выдав от имени хана Мухаммада ярлык об освобождении русской церкви от налогов и повинностей митрополиту Михаилу — ставленнику Москвы.[258] Таким образом, по сути, все враждебные действия Мамая против русских княжеств являлись не более чем ответной реакцией на соответствующие действия самих русских. Достаточно сказать, что и Куликовская битва произошла не на русской территории, а именно во владениях Мамая — так что вполне можно делать выводы, по чьей инициативе началось это сражение…
Союз с Литвой был для Мамая невозможен по нескольким причинам. Во-первых, у него имелись территориальные претензии к литовским князьям, которые воспользовались «замятней великой» для существенного расширения своих владений за счет ослабевшей Золотой Орды. В результате битвы на реке Синие Воды[259] в 1362 г. практически все западные ордынские улусы от Днестра до Днепра (за исключением Крыма и небольшой полосы суши к северу от полуострова) стали частью Литвы. Мамаю, занятому борьбой за Сарай, так и не удалось вернуть эти земли. Во-вторых, стычки между литовцами и ордынцами Мамая не прекращались до конца 1370-х гг.: так, под 1379 г. упоминается о гибели в битве с ордынцами литовского князя Александра Кориатовича, внука Гедимина.[260] Наконец, союз Мамая с литовским великим князем Ягайло перед Куликовской битвой 1380 г. был невозможен чисто физически: как раз в это время литовский князь сам вел междоусобную борьбу с собственным дядей и соправителем Кейстутом, причем, возможно, как раз во время Куликовской битвы мог находиться у него под арестом.