Пришел в упадок и еще один атрибут империи — развитая золотоордынская культура. Многие ученые и поэты стали покидать Улус Джучи, находившийся на грани уничтожения, и переезжать в более стабильные мусульманские государства. Правда, многие из них в течение какого-то времени еще пытались работать в Золотой Орде, и лишь все возрастающая опасность для жизни побуждала их искать спасения в эмиграции. Так, например, правовед и богослов Ибн ал-Баззази, уроженец Хорезма, много лет провел в Крыму, преподавая и ведя дискуссии с местными учеными, а затем уехал в Османскую империю, где и скончался в 1424 г.[292] Та же судьба постигла и Сайф-и Сарайи, одного из выдающихся золотоордынских поэтов конца XIV — начала XV в., автора целого ряда значительных произведений. Еще проживая в Золотой Орде, он создал поэму «Гулистан бит-тюрки», которая, что очевидно и из ее названия, была подражанием знаменитому «Гулистану» выдающегося персоязычного поэта Саади. Как и в оригинале, в этом произведении поднимаются фундаментальные вопросы познания и воспитания, осуждается погоня за сиюминутными удовольствиями. Также философским, но более приближенным к реалиям времени является другое произведение Сараи — «Дастан Бабахай», в котором повествуется о влюбленных, бросивших своей любовью вызов темным силам, но в результате погибших. Несмотря на то, что конкретные исторические события и деятели в этом произведении не фигурируют, исследователи считают его своего рода политическим памфлетом, поскольку в нем нет ни одного похвального слова правителям, отсутствует образ идеального монарха и пр. К числу же самых известных произведений Сайф-и Сараи относится еще один дастан — «Сухайль и Гульдурсун». Особенностью этого произведения является то, что оно посвящено реальным политическим событиям: начинается с нашествия Тамерлана на Золотую Орду и борьбы хана Токтамыша за свободу своей страны. Главный герой поэмы — полководец Сухайль, который попадает в плен к Амиру Тимуру. Впрочем, после этой завязки следует вполне типичный для восточной поэзии сюжет о любви к узнику дочери пленившего его правителя, их совместном бегстве и трагической гибели, т. е. и эта поэма в конечном счете посвящена вечным проблемам — любви, смерти и т. д.[293] Однако и Сайф-и Сарайи, обоснованно считающийся одним из самых выдающихся деятелей золотоордынской культуры, был вынужден покинуть родину и выехать в Османскую империю. Подобные отъезды представителей интеллектуальной элиты практически свели на нет возможности дальнейшего культурного развития Золотой Орды.
Токтамыш, дважды разгромленный Тамерланом и свергнутый с трона, не смирился с поражением и продолжал борьбу за власть вплоть до своей гибели в 1406 г., неизменно находя сторонников среди ордынской знати. Полагаем, это объясняется тем, что именно в условиях постоянной борьбы за власть этот хан имел возможность проявить свои способности и навыки, которые оказывались неэффективными в условиях мира и стабильности, когда требовалось что-то создавать и эффективно этим управлять. В условиях же политического кризиса, гражданской войны и иноземных нашествий эти качества Токтамыша вновь оказывались востребованными.
Однако его время подходило к концу, и новую попытку возродить Золотую Орду предпринял другой выдающийся государственный деятель — Идигу, вошедший в русские летописи как Едигей.
Едигей: объединитель Орды или сепаратист?
Деятельность эмира Едигея (Идигу) из племени мангытов представляется довольно противоречивой. С одной стороны, он старался восстановить и сохранить единство Золотой Орды — естественно, под своим контролем. Но с другой стороны именно он приложил немало усилий для того, чтобы создать собственный наследственный улус, который поначалу в историографии фигурировал как Мангытский юрт, а затем — как Ногайская Орда.
Однако прежде чем установить контроль над всей Золотой Ордой и стать новым ордынским «делателем королей», он сменил немало покровителей. Сначала, в 1370-е гг., он помогал Токтамышу занять трон Синей Орды и сам занял высокое положение при этом хане. Когда же под власть Токтамыша попала и Белая Орда, Едигея оттеснили сановники из западного крыла империи Джучидов. Недовольный своим положением, он принял участие в заговоре Тулунбек-хатун, а после его подавления бежал к Тамерлану, вместе с которым воевал против Токтамыша в 1390–1391 гг. После того как Синяя Орда ушла из-под власти Токтамыша, именно Едигей стал ее фактическим правителем, заключив с ханом вышеупомянутое соглашение о разделе сфер влияния.
Пока Токтамыш владел Белой Ордой, Едигей добросовестно соблюдал нейтралитет по отношению к нему, но, когда в результате нового похода Тамерлана в 1395–1396 гг. Токтамыш был свергнут, а в Сарае возведен на трон новый ставленник чагатайского правителя Койричак, Едигей решил, что его обязательства по отношению к хану, лишившемуся власти, уже не действуют. В 1397 г. он захватил Сарай, убил Койричака, возвел на престол царевича Тимур-Кутлуга (который приходился Койричаку племянником по отцовской линии, а самому Едигею — по материнской) и занял при нем вожделенный пост бекляри-бека. А когда Токтамыш решил попытаться вернуть трон, Едигей и его ставленник выступили против него и разгромили.[294]
В отчаянии Токтамыш пошел на союз с давним врагом Золотой Орды — Великим княжеством Литовским. Прибыв в Литву в 1398 г., он заключил союз с великим князем Витовтом — двоюродным братом и наместником польского короля Владислава II (Ягайло). Согласно русским летописям, он заключил с Витовтом договор о том, что в случае возвращения трона он уступит Литве все русские земли, до сих пор подвластные Орде — включая Новгород, Рязань и даже Москву.[295] В августе 1399 г. на р. Ворскла состоялось сражение, в котором Витовт и Токтамыш потерпели сокрушительное поражение, а Едигей, сражавшийся, в общем-то, за собственные интересы, стал невольным спасителем северо-восточных русских земель от власти католической Литвы.[296]
После этого в течение нескольких лет Едигей с переменным успехом боролся против Токтамыша, который пытался обосноваться то в одном, то в другом регионе Золотой Орды. Борьба шла до самой смерти Токтамыша. Под конец жизни свергнутый хан едва вновь не вступил в союз с Тамерланом для совместных действий против Едигея, но в феврале 1405 г. Амир Тимур умер, а годом позже сам Токтамыш погиб в бою. При этом разные источники сообщают, что он был убит то ли самим Едигеем, то ли его сыном Нур ад-Дином, то ли ханом Шадибеком — новым золотоордынским ханом, которого Едигей возвел на трон, расправившись с Тимур-Кутлугом вскоре после битвы на Ворскле, поскольку счел, что тот уже не так ему покорен, как прежде.
Вскоре после победы над Токтамышем Едигей сверг и Шадибека, решившего, что именно ему принадлежит заслуга в победе над давним врагом своего покровителя. Едигей задумал умертвить хана, однако тот бежал на Северный Кавказ. Ширваншах Ибрахим Дербенди предоставил убежище свергнутому монарху и продолжал чеканку монеты от его имени, пока Шадибек не умер (вероятно, был отравлен по приказу ордынского временщика).[297] Новым ставленником Едигея стал юный Пулад-оглан, сын Тимур-Кутлуга.[298]
После смерти Токтамыша в борьбу за трон вступили его многочисленные сыновья, одного из которых (предположительно, Карим-Берди) поддержал великий князь московский Василий, сын Дмитрия Донского. Едигей вознамерился наказать русских за поддержку врагов своего хана и в 1408 г. выступил в поход, дошел до Москвы, осадил ее, но взять не смог и отступил, разорив русские земли, по которым возвращался в Орду. Тем не менее, московский правитель не счел возможным открыто объявить о своей независимости от Орды, поэтому конфликт между ним и Едигеем был как бы забыт.
Постоянная борьба Едигея с многочисленными соперниками или даже собственными ставленниками, выходившими из-под его власти, мешала ему стабилизировать ситуацию в Улусе Джучи, хотя он и предпринимал некоторые действия в этом направлении. В частности, он пытался, насколько позволяли возможности, укрепить и золотоордынскую экономику. Так, известно, что его ставленники (Тимур-Кутлуг и Шадибек) организовывали монетные дворы в ряде ордынских городов, а в начале XV в. предприняли попытки очередной денежной реформы.[299] Однако последствия походов Тамерлана оказались слишком значительны, чтобы усилия Едигея увенчались значительными успехами. Не способствовало укреплению экономики и очередное обострение отношений с итальянскими торговыми колониями. Так, в 1398 или 1399 г. бекляри-бек осадил Кафу за то, что годом раньше они признали над собой власть Токтамыша.
Вместе с тем, борясь за единство Золотой Орды, Едигей, однако, использовал свою власть и высокий пост бекляри-бека для того, чтобы оставить своим потомкам могущественный собственный улус. Первоначально Мангытский юрт, практически не подчинявшийся золотоордынским ханам, располагался в Приуралье, затем его владения на территории Синей Орды стали все более расширяться. В результате Едигей и его потомки полностью контролировали обширные территории Восточного Дешт-и Кипчака, не подчиняясь хану Улуса Джучи, но при этом сами из поколения в поколение занимая пост бекляри-бека сначала при золотоордынских ханах, а затем и при ханах государств, возникших после распада Золотой Орды.[300] Создавая владение, фактически независимое от власти ханов-Джучидов, Едигей не мог не понимать, что его действия имеют характер едва ли не мятежа против законных монархов: не принадлежа к роду Чингис-хана, он не имел права на улус с таким статусом. И тогда временщик решил прибегнуть к иной форме легитимизации своего права на самостоятельное владение — возведя происхождение не к Чингис-хану, а к почитаемому ордынскими мусульманами святому Ходжа-Ахмаду (в степной традиции — Баба-Туклесу). А чтобы этот фактор легитимизации стал приемлемым и среди кочевников Золотой Орды, не слишком-то приверженных к мусульманской религии, Едигей инициировал следующий (уже третий после Берке и Узбека) этап исламизации Улуса Джучи.