Таким образом, с одной стороны Едигей выступал как сепаратист, стремящийся создать собственное независимое государство (хотя по происхождению не имел права на ханский титул и, соответственно, на власть над ханством), с другой же — стремился поддерживать единство Улуса Джучи, поскольку именно в нем он был бекляри-беком и, соответственно, имел возможность собирать как можно больше налогов и как можно больше войск.
В 1411 г. Пулад-хан скончался, и Едигей возвел на престол своего четвертого (начиная с Тимур-Кутлуга) ставленника — Тимур-хана, старшего брата Пулада. Однако этот царевич оказался весьма властолюбивым и вскоре заставил своего покровителя самого бежать из Сарая в Хорезм. Впрочем, там Едигей пробыл недолго: в 1413 г. он вновь вступил в борьбу за власть, выпустив этот обширный регион из-под контроля, чем немедленно воспользовался Шахрух, сын Тамерлана, и захватил его, поставив в Хорезме своих наместников. После этого тимуридские правители стали распространять влияние и на Синюю Орду, захватывая то один, то другой ордынский город на Сырдарье. А Едигей, занятый защитой золотоордынских владений на западе и созданием собственного улуса на востоке, окончательно упустил из-под контроля южные владения Улуса Джучи.
Как раз в это время усилившийся Витовт, великий князь Литовский, стал одного за другим возводить на золотоордынский престол сыновей Токтамыша. С его помощью на короткое время провозглашали себя ханами Джалал ад-Дин (1411–1412), Кебек (1414), Джаббар-Берди (1416–1417).[302] В борьбе с первым из них, Джалал ад-Дином, Тимур-хан вскоре и погиб. Однако это не помогло Едигею вернуть власть над Золотой Ордой, поскольку «Токтамышевичи» также видели в нем врага и желали отомстить временщику за убийство отца. Спасло Едигея только то, что они чаще воевали между собой, чем с ним: в 1412 г. Джалал ад-Дин был убит сводным братом Карим-Берди (по некоторым сведениям — ставленником Москвы). Около 1414 г. Карим-Берди расправился также с другим братом, Кебеком, но в 1416 г. сам был убит еще одним — Джаббар-Берди.[303]
Едигей вернулся в Мангытский юрт и начал новый этап борьбы за власть оттуда, на этот раз решив начать с восстановления контроля над Синей Ордой. Одного за другим он возводил на престол своих ставленников — Чокре, Сай-ид-Ахмада, Дервиша, Бек-Суфи (причем на монетах двух последних ханов с одной стороны чеканились их собственные имена, а с другой — имя бекляри-бека Едигея![304]). Существенно менялась и география его деятельности: начав ее на Урале, к концу второго десятилетия XV в. он оказался Уже в Крыму, откуда в 1419 г. (подобно Токтамышу в конце XIV в.) вступил в переговоры с Витовтом, направив ему послание с предложением разделить сферы влияния в южно-русских степях. Однако великий князь литовский не отреагировал и продолжал поддерживать разных претендентов на золотоордынский трон в ущерб Едигею.[305]
В 1420 г. престарелый мангытский эмир погиб в бою с войсками хана Кадыр-Берди, последнего из оставшихся в живых сыновей Токтамыша (который, впрочем, вскоре тоже погиб). Несмотря на то что сыновья Едигея унаследовали и созданный ими обширный Мангытский юрт, и высокое положение при дворах сразу нескольких ханов, они уже не были способны осуществлять деятельность в тех же масштабах, что их отец, и, соответственно, не ставили целью сохранение Золотой Орды как наследника империи Чингизидов.
Едигей, несмотря на несомненные выдающиеся личные качества и харизму, все же не сумел восстановить былое величие Золотой Орды по целому ряду причин. Во-первых, он не принадлежал к Чингизидам, и, соответственно, его власть постоянно оспаривалась различными потомками ханского рода и менее знатными родоплеменными вождями. Во-вторых, он немало усилий сосредоточил на создании собственного обширного улуса (юрта), который намеревался закрепить за собственным родом — это, в конечном счете, завершило процесс превращения левого крыла Золотой Орды в фактически самостоятельное государство (начавшийся в результате первого похода Амира Тимура на Золотую Орду в 1390–1391 гг.), не говоря об очередной потере Хорезма. Наконец, в-третьих, он уже не мыслил имперскими категориями и стремился контролировать именно Улус Джучи — в качестве не столько единоличного правителя, сколько как предводитель подчинявшихся ему автономных улусных правителей.
Его же соперники, «Токтамышевичи», в отличие от своего отца, уже не являлись носителями имперской идеологии — как и другие представители их поколения.[306] Соответственно, они в своей деятельности не могли последовательно выстроить четкую систему принципов управления государством, правового регулирования отношений своих подданных, упорядочить экономическую сферу. Именно поэтому, не имея ни эффективных алгоритмов власти, ни даже цели (какая была у самого Токтамыша), они вступали в борьбу с Едигеем, его ставленниками и между собой.
В результате проиграли все, и это привело к тому, что Золотая Орда в первой четверти XV в. из некогда централизованного развитого государства превратилась в «вождество», т. е. фактически откатилась по уровню власти и управления к временам, предшествовавшим образованию империи Чингис-хана в начале XIII в.
Дальнейшие политические события лишь ускорили этот процесс.
Глава V.Утрата имперского наследия и падение Золотой Орды
От единого ханства — к многим вождествам
На первый взгляд, обстановка в Золотой Орде, сложившаяся после гибели Едигея, напоминала события «замятии великой»: также одновременно на ханский трон претендовали несколько представителей разных ветвей рода Джучидов, также они сражались между собой. Однако при более подробном изучении можно убедиться, что на самом деле ситуация была принципиально иной.
Во-первых, во время «замятии» каждый претендент на трон считал себя ханом именно единой Золотой Орды и видел конечной целью своих действий захват столицы и установление контроля над всеми регионами империи Джучидов. В 1420-е гг. различные претенденты на трон довольствовались теми регионами, над которыми имели реальный контроль, и не претендовали на имперский статус, свойственный ханам эпохи расцвета Золотой Орды. Начало этому процессу было положено еще на рубеже XIV–XV вв., когда в Белой и Синей Ордах появились ханы, не пытавшиеся установить контроль над другим крылом Улуса Джучи. А в 1420-е гг. оба крыла, в свою очередь, распались на несколько уделов, в каждом из которых правил тот или иной Джучид — преимущественно из потомков Шибана и Туга-Тимура, сыновей Джучи, при этом, как отмечалось выше, ни один не являлся уже носителем имперской идеологии.
Во-вторых, в годы «замятии великой» претенденты на трон опирались преимущественно на своих сторонников в самой Орде, случаи обращения к иностранным правителям были скорее исключением.[307] Безусловно, дело было не в «патриотизме» Джучидов (хотя вполне можно допустить, что они и принципиально старались не вмешивать иностранные силы в свои внутренние междоусобицы), а в том, что соседние государства сами находились в состоянии смуты и не могли активно участвовать в золотоордынских делах. Теперь же ситуация коренным образом изменилась и на границах Улуса Джучи возникли могущественные государства, которые с готовностью вмешались в дела слабеющей Золотой Орды. В результате на протяжении 1420–1450-х гг. в борьбе за различные территории Белой Орды сходились ставленники великих князей литовских и великих князей московских, в Синей Орде до конца 1420-х гг. правили ханы, признававшие зависимость от чагатайских правителей — Шахруха (сына Тамерлана) и его сына Улугбека.
Думаем, в немалой степени подобная политическая ситуация объясняется отсутствием у ханов-Джучидов ориентира в виде общеимперского центра: после смерти Амира Тимура его потомки не сумели продолжить его деятельность по воссозданию империи, начав борьбу за власть в одном только Чагатайском улусе. Казалось бы, эта обстановка благоприятствовала золотоордынским ханам в борьбе за перенос имперского центра, однако это было невозможным из-за вышеописанных походов Тамерлана, в результате которых была уничтожена инфраструктура, способная обеспечить управление империей. Соответственно, многочисленные потомки Джучи просто-напросто лишились цели в своей политической деятельности и, подобно потомкам Амира Тимура, сосредоточили все усилия на сохранении власти над теми улусами, которые к этому времени находились в их распоряжении.
В результате приблизительно в 1430–1440-е гг. сложилось несколько основных крупных уделов, в которых правили Джучиды, носившие ханские титулы и признававшиеся в качестве таковых соседними государями. В южнорусских степях правил Сайид-Ахмад, внук Токтамыша, в Астрахани — Кучук-Мухаммад, сын Тимур-хана (бывшего ставленника Едигея), в Среднем Поволжье со столицей в Сарае — Улуг-Мухаммад, в Крыму — Хаджи-Гирей, основатель крымской династии Гиреев, в Западной Сибири — Абу-л-Хайр, потомок Шибана, в степях Западного Казахстана — Джанибек и Гирей, потомки Уруса, хана Синей Орды.
При этом Хаджи-Мухаммад был ставленником нескольких сыновей Едигея, Абу-л-Хайр — местных родоплеменных вождей, Улуг-Мухаммад и Девлет-Берди — креатурами литовского великого князя Витовта, Борак (внук Урус-хана) — ставленником вышеупомянутых Шахруха и Улугбека. Одни из этих правителей признавали друг друга, другие считали остальных узурпаторами.
Противоречивую, на первый взгляд, политику проводили литовские князья, которые получили шанс едва ли не установить собственный сюзеренитет над остатками когда-то грозной Золотой Орды. Так, если Витовт в свое время поддержал в качестве претендента Улуг-Мухаммада, то его преемник Свидригайло (родной брат Ягайло) провозгласил в 1432 г. ханом своего ставленника — Сайид-Ахмада, сына Бек-Суфи,