— Да?! А зачем? — деланно рассмеялась Нинка, а сердце ее так и оборвалось.
— Подойди и спроси, — усмехнулась Лачужпикова.
Нинка поскорее сгребла свои бланки, распрощалась с приятельницей и припустила к себе на работу, забыв о враче и болячках.
На всех парах она влетела в изолятор брака, бросила на стол бланки, и, с трудом сдерживая себя, выпалила Валентине:
— Довыручались мы мастеров, Валя!
— Что такое? — у Долматовой опустились руки — она взвешивала только что привезенные из цехов мешки с отходами.
— Да что… Милиция в бухгалтерии сидит, документы проверяет. Ирка Лачужникова сказала, что и к нам собирается.
— Не знаешь, кто такой?
— Да откуда же я знаю, Валь?! Молодой такой, кудрявый… — и Нинка подробно описала внешность представителя БХСС.
«Это опять он, Воловод, — поняла Долматова. — И копает, наверное, по указке Битюцкого. Мало тебе, гад ты этакий. То сам в кабинет вызываешь, теперь Воловода подослал, чтобы нервы мне помотать. Надо денег, так лучше бы снова позвал…»
Привлеченная напряженным разговором, пришла из соседней комнаты Светлана, втроем они пообсуждали новость, лица их помрачнели. А Долматова — та вообще стала туча тучей. Работа у них пошла с пятое на десятое. Валентина раздражалась, кричала на грузчиков, дергала Нинку со Светланой — словом, все они в тот же час перессорились.
«А может, ты, Нинок, беду накликала? — зло раздумывала Валентина, косясь на Соболь. — Кто тебя знает? Пояс ты могла видеть, могла и сообщить в милицию. Ну да ничего, меня голыми руками не возьмешь, документы в порядке, а пояс ты больше не увидишь. И детали в изоляторе все одна к одной, по отчетности, будут, попробуй, Воловод, придерись».
Временное облегчение эти мысли принесли. Действительно, никакая, даже самая квалифицированная комиссия не смогла бы сейчас упрекнуть ее, Долматову, в чем-либо противоправном. Другое дело подозрения, но подозревать можно кого угодно, это бабушка надвое сказала, а нужны доказательства.
Продолжая работу, Валентина просчитывала варианты — где и как она могла «проколоться». С чем все-таки связано появление Воловода на «Электроне»?
Версия первая: да, Воловод занимается формальной плановой проверкой документации. Это неопасно. Она не даст повода БХСС для какой-то особой проверки у себя в изоляторе брака.
Версия вторая: Битюцкий решил попугать ее, требует новой пачки денег. Если это так, он деньги получит. Или сувенир, который обещал сделать Сапрыкин. Нужно Семена поторопить.
Версия третья: в милицию «капнула» Нинка Соболь. Проверить это невозможно, но спросить надо. И пригрозить. За этот только год Нинка со Светланой получили от нее по семьсот тридцать рублей. Как это они объяснят следствию?
Версия четвертая: в милицию сообщил Анатолий. После «визита» Михаила Борисовича со своими парнями Анатолий стал пить, ругался с ней по вечерам, грозил, что «сообщит куда следует». Неужели это он сделал?!
Валентина решила не пускать дело на самотек, повела свое следствие. Первым делом она зазвала в дальнюю комнатку-кладовую Нинку, плотно заперла дверь, придавила ее спиной. Сказала строго:
— Рассказывай, Нинок.
— Что? О чем? — сделала Нинка вид, что не понимает.
— Ты в ящик ко мне лазила?
— Нет, Валя, я же сказала: увидела ключ, закрыла ящик, ключ отдала тебе. Думаю, еще кто-нибудь из грузчиков…
— Ладно! — перебила ее Валентина. — Это я слышала. Не лазила так не лазила. Я просто спросила. Вообще, Нинок, держи язык за зубами. Если что со мной случится, то и вам со Светкой не поздоровится.
— А что с тобой может случиться, Валь? — Нинка сделала наивные глаза.
«Дурочкой прикидываешься. Ну-ну. Пожалеешь».
Сказала Валентина другое, заставив себя улыбнуться:
— Нинок, с каждым из нас что-нибудь может случиться. Но это я так, к слову. Греха на нас троих особого нету. Мы выручали мастеров, они нас благодарили. Разве что деньги не стоило брать… Но что было, то было. Я и говорю: держи язык за зубами. Люди нас благодарили, мы их выручали.
— Так это понятно, Валь. Что ж я, дурочка, не понимаю ничего?!
— Вот и хорошо, что понимаешь, — Валентина обняла Нинку за плечи. — Когда человек не понимает или не хочет понимать, с ним сама знаешь, как поступают.
— Да нет, Валя, ты не беспокойся, — стала горячо говорить Нинка. — Милиция свою работу делает — и пусть себе делает. У нас все в порядке, я же вижу, знаю. Чего так разнервничалась?
Валентина махнула рукой:
— Да ничего я не нервничаю. Так просто… Неприятно ведь, когда тебя проверять собираются. Вроде как не доверяют. Мы тут втроем каждую деталюшку на учет берем, строгости какие, ты же сама говоришь! А к тебе милиция…
Они поговорили еще минуту-другую, все более спокойно и расположенно по отношению друг к другу. Валентина, глядя в честные Нинкины глаза, окончательно поверила ей, что та в ящик не лазила и пояса не видела. Значит, ни в чем ее подозревать не может. А грозой, скорее всего, дохнуло со стороны мужа. «Ну, не дай бог, Анатолий, если ты это сделал, не дай бог!»
Нинка же не только укрепилась во мнении, что ее начальница нечиста на руку, но и в том, что им со Светланой грозит беда и надо что-то предпринять.
Анатолия долго не было, и Валентина изнервничалась: где он да что с ним? Нынешние события на работе пробудили в ней твердую решимость поговорить с мужем всерьез. Во всяком случае, для себя ей нужно твердо уяснить: имеет ли Анатолий отношение к появлению на заводе капитана милиции Воловода? В зависимости от этого она и повела бы себя. Неизвестность — хуже наказания.
Мысли Валентины путались, потом выстраивались в четкий логический ряд и снова путались. Чтобы избавиться от навязчивых, изнуряющих размышлений, Валентина включила телевизор, посидела несколько минут у экрана, ничего не видя и не слыша, и вскоре бросила это пустое занятие, пошла на кухню, решив, что приготовление ужина ее больше отвлечет.
Было уже темно, когда наконец явился Анатолий. Она пошла ему навстречу, вытирая на ходу руки, смотрела, как он раздевается, умывается. Спросила как бы между прочим: где был? Он ответил неохотно: мол, задержался на службе. Но она не поверила: от мужа попахивало вином. Значит, что-то случилось, не иначе.
От ужина Анатолий отказался, ушел в гостиную, где по-прежнему одиноко работал телевизор, сел на диван. Но по лицу его было видно, что передачу он не смотрит, думает о своем. «Настучал в милицию, а теперь мается, — предположила она. — Ишь пригорюнился».
Валентина села рядом с мужем, спросила ровно:
— Что-то случилось, Толя? Ты что-то квелый… А?
Он, не отрывая взгляда от телевизора, пожал плечами:
— Да что теперь еще может случиться? Теперь конец один. Это уж как пить дать.
Валентина внимательно посмотрела на него: к чему бы эти его слова? Что он имеет в виду? Она стала тормошить его вопросами, требовать пояснений, но Анатолий ответил односложно: «Да так я…» И замкнулся.
Ей вдруг пришла в голову мысль: а не ходил ли он в прежнюю свою семью? Спросила осторожно, и оказалось — попала в точку.
— Ну, был, — ответил Анатолий неохотно. — Что же мне, и дочерей своих увидеть нельзя?!
— Да нет, почему же, — в тон ему сказала Валентина, и от души у нее малость отлегло. Все-таки мысли его заняты, оказывается, не стукачеством. С одной стороны, это хорошо. А с другой… Нет-нет, поговорить об этом надо. Если он так переживает по поводу встреч с прошлой семьей, то рано или поздно может прийти к мысли, что их брак был ошибкой, и не лучше ли…
— Толя, — притворно-ласково сказала она. — Ну зачем ты так мучаешь себя? Девчонкам своим алименты аккуратно платишь, заботишься о них, а ходить к ним, я считаю, не нужно. Это и тебе плохо, и им. Поверь мне, как женщине. Я бы, к примеру, не разрешила бывшему мужу навещать детей, это их травмирует. Да и на тебе лица нету.
— Лицо я свое давно потерял, — усмехнулся Анатолий. — Потому и сказал, что конец один.
— Ох-ох-ох! — игриво придвинулась к нему Валентина. — Нагнал на себя страху. Люди и не с такими проблемами живут. А вообще, муженек, мне неприятно, что ты туда ходишь, имей это в виду.
— Мало ли, что мне неприятно, — буркнул он и лег на диван, закрыл глаза, давая этим понять, что говорить больше ни о чем не хочет. Но Валентина все же спросила его:
— Толя, как ты думаешь, почему это милиция снова на нашем заводе рыщет? Тот же Воловод, помнишь?
— Им деньги за это платят, — не открывая глаз, ответил Анатолий и отвернулся к стене.
«Ладно, пусть спит, — решила Валентина. — Кажется, Толька к этому визиту никакого отношения не имеет. Ну и слава богу. Но я еще поговорю с ним завтра».
Глава восемнадцатая
Около месяца никаких известий у чекистов о Криушине не было. Русанов стал было волноваться и переживать: как же так? Действительно, ведь человек не иголка в стогу сена, а вот поди ж ты! Куда ни запрашивало Придонское управление КГБ, ответ стереотипный: не значится, не проживает, сведений не имеем…
Наконец пз Москвы пришло обнадеживающее сообщение:
«Придонск. УКГБ. Русанову.
На ваш запрос № 1625 от 12.09.90 г. сообщаем зпт что в общежитии Мособлсельстроя проживает Калошин Евгений Иванович 1955 года рождения зпт который по приложенной вами фотографии идентифицирован с Криушиным Эдуардом Петровичем. Какое-либо отношение Криушину Эдуарду Петровичу Калошин Е. И. категорически отрицает.
«Двойники, разумеется, встречаются в жизни, — размышлял Русанов над телеграммой. — Хотя и не так уж часто. Не исключено, что этот самый Калошин никогда и не слышал о Криушине, тем более он это и сказал. Но проверить парня все-таки надо. Что-то здесь много совпадений: Калошин — из Придонска, фотографии идентичны, одинаковый год рождения, совпадают специальности… Странно».
В этот же день Виктор Иванович побывал в следственном изоляторе, у Мамедова, спросил его: слышал ли он когда-нибудь о Калошине Евгении Ивановиче? Лже-Рамиз долго и добросовестно думал, потом сказал Русанову со всей решительностью, что такого человека не знает. Ответ показался Русанову убедительным и искренним, тем более что в интересах Мамедова, впрочем, как и каждого правонарушителя, было говорить искренне и помогать следствию.