Нессер жестом попросила курьера выйти из кабинета. Он отдал честь, прижав кулак к груди, как один из них. И все равно Хентцау никогда к ним не привыкнет. Нессер в ожидании стояла у двери. Детей у Хентцау не было, но то, что он испытывал по отношению к ней, пожалуй, более всего напоминало отцовские чувства. Он ценил даже ее слабости: несдержанность, юношеское нетерпение и потребность видеть мир черно-белым: все хорошее – у своих, а все плохое – на стороне врагов. Можно ей только позавидовать. Когда молод, жизнь представляется очень простой, несмотря ни на что.
Брюнель у Горбуна… Но возможно, плохую новость можно превратить в хорошую. Нет, еще лучше. В подарок.
– Доложи атташе Кмена, что мне надо переговорить с королем. Немедленно.
Хентцау схватился за грудь, лишь только Нессер закрыла дверь. Боль была ужасной, но он солдат и привык терпеть боль.
Кмен давно уже не закладывал окна в своих покоях. Одна ведьма заговорила королю глаза, и теперь тот потешался над тем, что Хентцау любого колдовства страшится больше, чем молочно-белой пелены, туманящей ему зрение. Когда Хентцау вошел, король стоял у окна и – да, вероятно, думал о Фее.
Хентцау не сомневался, что Кмен еще любит ее. Верит ли он, что она убила его сына? Есть вещи, которых не знал о нем даже Хентцау. Когда король обернулся, по его лицу ничего нельзя было угадать. Карнеол. Огненная кожа, как ее называли гоилы.
– Брюнель в Лютеции. Предполагаю, мы с тобой думаем об одном и том же? – сказал Кмен, пробежав глазами депешу Тьерри Оже. – А Морж не так глуп, как я думал. Прикажи усилить войска на лотарингской границе и позаботься о том, чтобы у кронпринца не заканчивалась эльфова пыльца.
– Этого будет недостаточно. – Хентцау почесал лоб. Свет, проникавший через высокие окна, был серым, как гранит, и не причинял боль. – Нужно посеять смуту в лотарингских колониях, чтобы они не могли объединить свои войска, нужны анархисты в городах… И нужно убедиться, что Восток на нашей стороне. Предлагаю сделать царю подарок. Который придаст ему достаточно уверенности в мощи своей армии, чтобы бросить вызов Альбиону и Лотарингии.
– И что за подарок способен оказать такое чудесное действие?
«…и быть более заманчивым, чем то, что может предложить царю моя возлюбленная», – добавил король про себя.
Оба они не упоминали Фею с тех пор, как она исчезла, хотя о ней говорили все вокруг.
– Ваше величество, этот подарок только что сам упал нам в руки.
Оба они любили эту игру: читать мысли друг друга. Столько войн вместе пройдено. Столько вместе пережито: поражения и победы, гнев, страх, отчаяние, облегчение, триумф и опьянение близостью смерти.
– Интересно… – Кмен посмотрел в окно. Оно выходило на восток. – Сколько людей тебе нужно?
– Десять. Иначе будут слишком привлекать внимание. Охотно прихвачу и несколько человекогоилов.
– В самом деле? Не ты ли хотел, чтобы я их всех расстрелял?
– Хороший солдат меняет стратегию, когда противник этого не ждет.
Кмен улыбнулся.
Столько пережито вместе… Этот яшмовый пес будет защищать своего короля до тех пор, пока свора не разорвет его вместо него. Но сначала он привлечет на его сторону еще и медведя.
11Однажды давным-давно
Уилл еще не спал, когда зазвонил телефон. Два часа ночи. Клара поставила ему на письменный стол старый будильник его матери. Она сохранила в квартире многие ее вещи и часто расспрашивала Уилла о ней – вероятно, потому, что своей матери никогда не знала.
Уилл снял трубку, не тревожась, что кто-то звонит так поздно. Клара уже несколько недель работала в ночную смену, да и Джекоб нередко до рассвета был на ногах. Оба знали, что и сам Уилл редко ложится раньше. Он с детства боялся кошмаров, но после возвращения из зазеркального мира «уснуть» означало для него «ступить на вражескую территорию».
– Уилл? Это доктор Клингер, Клара работает у меня в отделении. Сейчас она находится тут.
Голос на том конце провода напомнил Уиллу о другом звонке – похожее сочетание деловитости и участия в голосе: «Вашей матери хуже. Возможно, вам стоит заехать». Тогда эти слова не застали его врасплох, но на этот раз сказанное никак не укладывалось в голове. Она ведь просто ушла на работу!
– Простите, большего я вам пока сказать не могу.
Уилл выехал тут же. В такси он безуспешно пытался дозвониться до брата.
Мать умерла в другой больнице, но лифт воскресил в памяти Уилла недели, когда он ее навещал. Лифт и запахи в коридорах…
Доктор уже его ждал. Уилл вспомнил, что видел его лицо на вечеринке, которую однажды устроили для Клары ее коллеги.
«Внезапная кома», «без сознания», «ее нашла одна из сестер» – обрывки слов, лишь выдававшие беспомощность Уилла. Он последовал за врачом в какую-то палату, а там лежала она. И спала.
Он уже видел подобный сон. Но как рассказать хоть кому-то в этом мире о принцессе, которую обнаружил среди увядаюших роз? На медицинском халате Клары, лежащем на стуле рядом с кроватью, была приколота брошь – Уилл никогда ее раньше не видел: мотылек с черными крыльями и серебряными усиками.
Неправильный мир.
Доктор продолжал недоумевать: «редкая инфекция», «ранка на пальце», «анализ крови»…
Уилл не отвечал. А что тут скажешь? Что Клару навестила фея?
Он попросил доктора Клингера оставить его одного и подошел к кровати. Ни живой изгороди с шипами, ни башни замка. Все очень просто, Уилл. Поцелуй же ее. Но она казалась совсем чужой – как тогда мать. Уилл старался забыть, где он, и вспомнить, где встретился с Кларой впервые, но в голове всплывали другие картинки: пряничный домик деткоежки, пещера, отвращение, с которым Клара гладит его нефритовую кожу.
Всего один поцелуй.
Но он так и стоял как вкопанный. А может, у него по-прежнему каменное сердце? Иначе как объяснить, что любовь так легко ушла и он предает ее даже в такой момент? Нужно просто поцеловать Клару, как тогда, вспомнить, как это случилось впервые в больничном коридоре у палаты матери. Почему любовь так часто соседствует со смертью?
Губы Клары были теплыми и очень родными, но она не просыпалась, и Уилл видел только мертвую принцессу в увитой розами башне, с пергаментной кожей и выцветшими, как солома, волосами.
Просыпайся же, Клара! Пожалуйста! Я люблю тебя.
Он поцеловал ее еще раз, не чувствуя ничего, кроме собственного отчаяния. Я люблю тебя. Она любила его больше. Всегда.
Врач вернулся и рассказал, какие еще анализы они сделают. Уилл подписал бумаги и снова попытался позвонить Джекобу. Звонил и звонил. Джекоб не отвечал.
Доктор пообещал сообщить, если что-то изменится, и отправил его домой.
Уилл не помнил, как спустился вниз, на лифте или по лестнице. Просто вдруг вновь оказался на улице, ожидая слез, которые не приходили, и вглядываясь в огни проезжающих автомобилей, будто они могли объяснить ему, что случилось. Джекоб. Нужно поговорить с Джекобом. Уж брат-то знает какой-нибудь способ, какое-нибудь заклинание. Которое что? Заменит настоящую любовь? Что бы это слово ни значило…
Уилл оглянулся на больничный корпус. Нельзя ее там оставлять, нужно забрать ее домой. Джекоб что-нибудь придумает, она проснется, и он, Уилл, будет любить ее так, как она того заслуживает.
– Уилл, с какой готовностью ты во всем винишь себя. Может, потому, что твой брат слишком легко относится к своим долгам?
Уилл обернулся. Сидевший на скамейке человек произнес его имя так, будто они давно знакомы, между тем Уилл не помнил, чтобы когда-нибудь видел его. Клара называла эти скамейки «скамьями слез», потому что они часто служили первой остановкой для всех, кто выходил из больницы с плохими известиями.
– Простите, мы знакомы?
Такие вопросы задают до беззащитности вежливые люди вроде Уилла, когда хотят, чтобы их оставили в покое.
Мужчина улыбнулся:
– Да, но, подозреваю, ты был слишком мал, чтобы сейчас меня вспомнить. Я близко дружил с твоей матерью.
Мимо проехала «скорая помощь». Кто-то бесцеремонно толкнул Уилла мимоходом. На улице столько народу даже в такое позднее время! Но в сидящем перед ним незнакомце, казалось, было что-то, не принадлежащее к этому миру. Или это незнакомец не вписывался в здешнюю обстановку? Уилл даже засомневался, не снится ли ему этот человек. После возвращения из Зазеркалья Уиллу часто что-то мерещилось. И как только Джекобу удается постоянно переходить из одного мира в другой? От этого же с ума можно сойти!
И почему Клара не очнулась от поцелуя? Если бы только Уилл лучше о ней заботился, если бы только не разлюбил ее.
Незнакомец наблюдал за ним с таким видом, будто его забавляло читать мысли Уилла. Он так и не представился. А Уилл внезапно услышал у себя в голове слова: «Ах, если бы сделал, если бы стал, если бы смог… Всегда хороший сын, брат, друг, любовник… Уилл Бесшабашный, холст, на котором рисуют другие». А сам-то ты что? Кем хочешь быть ты сам, Уилл?
– Присядь на минутку, – подвинулся незнакомец.
Уилл медлил. Ему нужно назад. К Кларе.
– Уилл, садись. – Голос мужчины прозвучал мягко, словно подул теплый ветер, но это приглашение присесть не было похоже на просьбу. – Я хочу тебе кое-что предложить.
Мимо, шатаясь, прошел пьяный. На автобусной остановке целовались влюбленные. Настоящая любовь…
– Простите, – сказал Уилл. – Мне нужно вернуться. – Он указал в сторону больницы. – Моя девушка…
– Вот-вот. С ней-то мое предложение и связано. – Незнакомец вновь указал на скамью, и в этом жесте чувствовалось некоторое нетерпение.
Грязный тротуар, усталые лица, кофешоп на углу… Из-за незнакомца все это казалось Уиллу совершенно нереальным. Он нерешительно опустился на скамейку. В ухе незнакомец носил крошечный красный камешек. Где же Уилл мог его видеть?
– Полагаю, целовать ее ты уже пытался? К сожалению, это срабатывает редко. – Незнакомец вытащил из кармана старинный серебряный портсигар. – Погружающий в сон укол о веретено – один из древнейших колдовских трюков фей. Простой и исключительно надежный. Я думал, твой брат предупредил вас с подругой. Ты отказался от подарка Феи – кожи из священного камня. Бессмертные очень обижаются на такое, и поскольку тебе она навредить не может… – Сигарета, которую вынул из портсигара незнакомец, была такой же белой и тонкой, как его пальцы, по шесть на каждой руке. Неправильный мир. Вся эта ночь – из неправильного зазеркального мира. – Феи слишком любят играть роль судьбы, Уилл. И это не ограничивается пресловутыми приворотными зельями. Мы оба понимаем, о чем я: другая кожа, смертный сон, тюрьма в стволе дерева… – Он достал из кармана пиджака зажигалку, тоже серебряную. – Но на этот раз брат не сможет позаботиться о том, чтобы все стало как прежде. На этот раз тебе все придется сделать самому. Это ведь и есть твое самое заветное желание, да? Чтобы все стало как тогда. До того, как ты совершил ошибку, последовав за братом. – Он выпустил в ночной воздух дым, игнорируя осуждающие взгляды прохожих. – «Однажды давн