Видно было и то, что Орландо не верит ни единому слову. Понял это и больший, поспешив убраться на своем орле восвояси, пока Орландо не потребовал вернуть деньги.
– Надеюсь, следующий информатор даст более полезные сведения, – сказал Орландо, взмахом руки подзывая у церкви дрожки. – Людмила Ахматова – одна из лучших шпионок Москвы. Мы встречаемся у меня на квартире по другому делу, но я собираюсь спросить ее и о Темной Фее. Присоединишься или попросить кучера высадить тебя у дома Барятинского?
Лиска колебалась. Время было раннее, и ей все равно придется просто сидеть в гостиной Барятинского в ожидании Джекоба, слушая споры Хануты и Сильвена о том, что забористее – картофельная водка или вино.
– Охотно присоединюсь, – сказала она.
Орландо и не пытался скрыть, что рад такому ответу. Лиске нравилось его общество, очень нравилось, но, когда он подсаживал ее в дрожки, она тут же вспомнила другое лицо, такое прекрасное, что за его красотой спрятался весь мрак этого мира. И Лиска отпрянула от дрожек, сама устыдившись того, как бешено колотится сердце, однако воспоминания оказались намного сильнее доводов разума. Последний мужчина, в чей дом она пришла, наполнил графин ее страхом.
Орландо махнул рукой, отпуская кучера.
– Почему бы нам не пройтись пешком? – предложил он. – Сегодня такой прекрасный день, а они случаются здесь гораздо реже, чем в Метрагрите.
Лиса была очень благодарна ему за то, что он сделал вид, будто ничего не случилось. Проходя мимо домов и дворцов, церквей и магазинов, оба они какое-то время молчали. Молчать рядом с Орландо было легко.
– И как часто ты превращаешься?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Лиска несколько секунд сомневалась, стоит ли отвечать честно. С Джекобом она не говорила о том, как часто ей не хватает меха, и казалось предательством рассказывать об этом постороннему. Но какие-то силы в ней хотели ответить, выразить в словах страстное желание сохранять оба обличья.
– Не так часто, как хотелось бы, – сказала она, ожидая с его стороны любопытства, обычных, знакомых любому оборотню вопросов, непонимания и страха, зачастую смешанного с отвращением и презрением.
Ничего подобного в лице Орландо она не прочла.
– Этого всегда мало, правда? – только и сказал он, доставая из кармана гребень.
На первый взгляд тот походил на один из гребней из слоновой кости, за какие платят жизнью слоны и саблезубые тигры. Однако, судя по орнаментам на ручке, его вырезала ведьма из человеческой кости.
Орландо провел большим пальцем по мелким зубьям:
– Я нашел его на Запретном рынке в Дин-Эйдине. Он обошелся мне в годовое жалованье и оказался очень полезен в работе. Но признаюсь, это был только предлог, чтобы его купить.
До сих пор Лиска встречала не много оборотней, которые, как и она, родились обычными людьми. Большинство из них, подобно ей, скрывали свою двойную жизнь. Тех же, кто намеренно выставлял ее напоказ, Лиса обычно избегала.
– Ты тоже из-за гребня быстрее старишься?
– Не знаю. Разве птицы старятся быстрее, чем люди или лисы? – У него была озорная мальчишеская улыбка. Орландо и выглядел как мальчишка, хотя был старше Джекоба.
У того когда-то тоже был ведьмин гребень. Еще ребенком Джекоб стащил его из пряничного домика одной деткоежки, но никогда им не пользовался. Он не хотел становиться ничем и никем другим: его это страшило. Позже он обменял гребень на лошадь.
Заглянув в следующую арку между домами, Орландо потянул Лису за собой. Внутренний двор за ними, как и двор Барятинского, сразу заставил Лиску забыть, что она в большом городе. Между овощными грядками и конюшнями рос старый бук, чья крона скрывала их от выходивших во двор окон. И все же Орландо на всякий случай огляделся, прежде чем провести гребнем по пепельно-русым волосам, а потом снял куртку и закатал рукав рубашки. На руках его пробивались перья, как у молодого гуся. Лиска коснулась стержня одного пера.
– Это больно?
– Да.
Они были серыми, как зимний день.
– Дикий гусь, – прошептала Лиска.
– Но-но! Я попросил бы выражаться точнее! Гусак. – Орландо прищелкнул пальцами, и перья, отделившись от кожи, покрыли брусчатку у него под ногами, будто там разодрала свою добычу кошка. Или лисица.
Орландо расправил рукава над покрасневшей кожей:
– Надеюсь, ты вспомнишь обо мне, когда в следующий раз будешь охотиться на какого-нибудь гуся.
– Но почему не ворон? – Лиска подобрала с земли одно из сероватых перьев.
– Я боялся, что у меня появится желание выклевывать глаза повешенным. Человек, продавший мне гребень, уверял, что можно самому выбирать, какой птицей стать. В детстве я очень любил сказку про мальчика, которого один волшебник превратил в дикого гуся.
Лиске нравился его выбор. Похоже, диких гусей лисица из своего меню вычеркнет.
Орландо надел куртку и спрятал гребень в карман.
– А тебе вызывать мех так же легко?
Лиска и на этот раз замялась. Она привыкла расценивать мех как свою личную тайну. Но он поймет, Лиса.
– Становится все труднее, – ответила она. Прежде это зачастую происходило само собой, но такого давно уже не случалось.
Фасад доходного дома, где жил Орландо, был выкрашен в цвет морской волны, как и многие другие в Москве. Этот красивый дом с высокими окнами, каменными фризами и коваными балконами напомнил Лиске особняки Лютеции, разве что штукатурка покрылась пятнами от дождей.
– Как видишь, король Альбиона платит мне недостаточно, чтобы жить во дворце, – сказал Орландо. – Но в доме нет ни одной кикиморы, что в Москве редкость. Знаю, что они полезные, но терпеть их не могу. Кикимора из соседнего дома жильцам, которые по утрам не выставляют ей молоко, подбрасывает под дверь дохлых кошек. Давно уже сдохших.
Проходившая мимо пожилая женщина оглядела Орландо и Лиску так внимательно, будто, увидев их, вернулась в дни собственной юности. Что рисовалось в ее воображении? А что рисуется в твоем, Лиска?
В нише рядом с входной дверью стояла раскрашенная гипсовая скульптура. Кто-то положил у ее ног цветы.
– Василиса Премудрая, – шепнул Орландо. – Видишь миску рядом с цветами? Там соленая вода. Василиса – дочь морского царя и хранительница многих московских домов.
Орландо положил к ногам Василисы гусиное перо и отпер дверь. Он взял Лиску за руку – ладонь его оказалась очень теплой. А вдруг эти ладони сумеют стереть с ее кожи прикосновения Синей Бороды? Вдруг Орландо сможет сделать так, чтобы Лиска забыла, что все эти годы страстно желала другого? Забудкам Синей Бороды это удалось быстро…
Она пошла за ним вверх по лестнице, спугнув стайку домовых-маличей. Во дворце Барятинского они воровали по утрам с накрытого к завтраку стола сахар.
Квартира Орландо располагалась на третьем этаже. Она казалась до того пустой, словно жилец боялся, что вещи, которыми он себя окружил, выдадут, кто он на самом деле. Стены серые, как гусиные перья, что вырастали благодаря гребню ведьмы. Простой письменный стол у одного из высоких окон, три стула, диван и буфет с самоваром. После вычурной роскоши барятинских комнат Лиске легко дышалось в этой простой обстановке. Два окна были открыты, впуская в квартиру запахи чужого прохладного лета. На секунду в ней дала о себе знать лисица: ей захотелось убежать прочь – в леса, которые она чуяла за запахами города. Но Селесте хотелось остаться.
До Синей Бороды Лиске встречались и другие мужчины: сын одного лесоторговца – когда Джекоб в очередной раз пропал на несколько недель, молодой солдат, едва не заставший ее врасплох в лесу, когда она меняла обличье. После встречи с обоими она еще сильнее скучала по Джекобу.
Горничная, принявшая у гостьи плащ, говорила только по-варягски. Орландо общался с ней на этом языке так естественно, как на родном. Оборотень. Девушка налила чая из самовара, а Орландо подошел к окну.
– Пришла бы она поскорее. Если Людмила опаздывает, уже стоит волноваться.
Чужой дом, чужие комнаты… Вот они и вернулись, воспоминания о другом чужом доме, пустом, если не считать нескольких мертвых тел. Девушка протянула Лисе чашку чая, но та энергично покачала головой. Зачем себя обманывать? Ей никогда не освободиться от этих воспоминаний. Они останутся у нее навсегда, как и шрамы на запястьях. Внезапно воздух наполнился ароматом белых цветов, незаметным и обворожительно сладким.
– Мне нужно уйти.
Ей уже чудился за дверью слуга с окровавленными рогами. Кто-то коснулся ее руки, но она, оттолкнув чужую руку, отвернулась. Орландо взял ее за руку и погладил шрамы, оставленные цепями Синей Бороды.
– Иногда, только взглянув на человека, мы думаем, что знаем его, – сказал он. – Как будто уже встречались с ним тысячу раз, в другой жизни, другом мире. А потом понимаем, что не знаем о нем ничего. Как он выглядел, когда был ребенком? Какие кошмары будили его по ночам? – Он отпустил ее руку, словно возвращая ее Лиске, вместе со всеми воспоминаниями, которые хранила кожа.
Горничная все еще стояла с чашкой в руках и, когда в дверь позвонили, едва не пролила чай себе на передник.
– А вот и она, – сказал Орландо. – Лучшая шпионка Варягии.
Горничная провела в комнату карлицу, одетую по последней моде, что для ее народа необычно. Как правило, карлики одеваются очень старомодно, чтобы подчеркнуть, что их традиции намного древнее человеческих. Они и старятся не так быстро. Гостье Орландо запросто могло быть лет семьдесят, хотя у нее было лицо молодой и очень красивой женщины. Менее наметанный глаз наверняка не заметил бы у нее под плащом пистолета, но Лиска привыкла высматривать такие тайники.
– Позвольте вас познакомить, – сказал Орландо. – Людмила Ахматова… Селеста Оже.
Ахматова окинула Лиску внимательным взглядом. Ее огромные выразительные глаза, почти такие же черные, как и волосы, казалось, едва умещались на прекрасном лице.
– Ах, Лиса! – воскликнула гостья удивительно низким, как у всех карликов, голосом, протягивая Лиске изящную руку. – Какая честь. Я с большим интересом слежу за вашими успехами