– Но что, если это ловушка? – спросил Хентцау. – Мотылек прилетел от нее! Что ей в этом ребенке, кроме возможности отомстить?
И правда – что? У Кмена не было на это ответа. Такого, который устроил бы Хентцау.
Он отдал приказ готовить свой отъезд.
46Неправильные вопросы
Ночью дворец Барятинского выглядел еще более фантастически, чем днем. Он хорошо смотрелся бы в стеклянном шаре из тех, в которых, если их потрясти, падает искусственный снег. Водитель царя высадил Джекоба у ворот. Шпиона-гоила нигде видно не было. Битых три часа Владимир Молотов заставлял Джекоба подписывать разные бумаги и повторять памятку по уходу за ковром-самолетом – и не скрывал своего недовольства царским решением доверить столь ценный экспонат сомнительному иностранцу, говорящему с альбионским акцентом. Украсть ковер было бы гораздо интереснее.
Газовые фонари покрывали двор Барятинского пятнами теней драконов и крылатых коней. Впервые со дня их приезда в Москву появилась надежда все-таки отыскать Уилла, но Джекоб вернулся усталым и в плохом настроении. Он станет царю врагом, и потом еще это обещание, столь благородно данное в Шванштайне. Каким же идиотом он тогда был, чертовым идиотом! Что он себе думал?! Что сможет вот так запросто от нее отказаться – благородно и самоотверженно… Разве это на него похоже?
– Джекоб? – Чей-то силуэт выделился из теней у лестницы. По желанию Барятинского лестницы в особняке были сделаны в подражание лестницам в небо на варягских иконах.
Орландо Теннант.
Только этого не хватало.
О нет. Лиска сама себе хозяйка… Он сам предложил Борзому украсть ее: вот мое сердце, бери на здоровье, мне оно не нужно.
– Можно тебя на два слова?
О чем? Борзой хочет знать, устраивает ли Джекоба, что Лиска выглядит такой счастливой? Что она не упускает возможности с наслаждением произнести имя другого?
Он уже спал с ней? Прекрати, Джекоб. Но, глядя в лицо Теннанта, он просто не мог думать ни о чем другом. Все те мысли, которых он никогда себе не позволял, теперь гасили любую искру здравого смысла.
– Полагаю, ты слышал о подарке, который приготовили царю гоилы?
Этого Джекоб не ожидал. Борзой пришел вовсе не для того, чтобы поговорить о Лиске.
Выуживай мозги из трясины любви, Джекоб.
– Слышать-то слышал, но если ты надеешься узнать от меня, что это…
– Я знаю, что это, – перебил его Орландо. – И должен похитить подарок. Но для этого мне нужно попасть в секретное крыло царской кунсткамеры. Ты ведь был там сегодня, да?
Борзой. Очевидно, недаром у Орландо Теннанта репутация человека еще более чокнутого, чем он сам.
– Я видел только двери. И думать забудь. Там ядовитый лак, стеклянные зубья, ножевая проволока.
В Лискином окне горел свет, и Джекобу хотелось поговорить с Теннантом лишь о том, провела ли она прошлую ночь в его постели. Он чуть было не задал этот вопрос.
– Я умею управляться и с ножевой проволокой, и со стеклянными зубьями, – сказал Борзой. – Но как пройти невредимым в дверь, если на ней ядовитый лак?
– Карлики производят взрывчатку, которая его обезвреживает. Официально они это отрицают, но продадут, если хорошо заплатить.
И Борзой будет не первым, кто лишит себя жизни таким путем. Эта штука опаснее нитроглицерина. Джекоб поймал себя на мысли, что Орландо Теннант на верном пути к тому, чтобы умереть молодым.
– Забудь! – повторил он, как будто предостережением мог искупить удовлетворение, которое испытал от этой мысли.
– Не могу. У меня приказ короля. А как дела у тебя?
– Скоро отправляемся. Получил один заказ от царя. – А это что сейчас было? Он что, хочет покрасоваться перед соперником? Ну хотя бы не солгал.
Теннант поднял глаза на окно Лиски:
– Полагаю, она поедет с тобой? Верная спутница Джекоба Бесшабашного.
В том, как он это спросил, слышался ответ на вопрос, который так и не решился задать Джекоб. У них за спиной привратники препирались с развозчиком вина, желавшим для доставки товара воспользоваться главными воротами вместо служебного входа.
– Я бы к ней и не прикоснулся, не скажи ты сам, что она свободна.
Развозчик вина расшумелся.
– Все так и есть: она свободна.
Теннант посмотрел на Джекоба как на ненормального.
– Я неплохо умею обманывать других, – сказал он, – но с самим собой получается хуже. Похоже, у тебя таких проблем нет. Не уверен, что завидую.
Он перевел взгляд куда-то за спину Джекоба.
Наверху на площадке лестницы стояла Лиска. Увидев Борзого, она улыбнулась. Джекоб, признаться, считал эту улыбку своей собственностью.
– Ханута уже собрался тебя разыскивать, – крикнула она Джекобу.
– У него были веские причины так задержаться, – ответил за него Орландо. – Я только что узнал, что вы отправляетесь на охоту за сокровищами по заказу царя. Может, завтра все-таки позавтракаешь со мной? На площади Вольского есть кафе, где подают блинчики со съедобным золотом.
– Конечно. – Лиска старалась не смотреть на Джекоба.
Упустил. И не важно, что он это сделал, чтобы ее защитить. Черта с два. Они с ней одно целое. Почему такие истины понимаешь, только когда они перестают быть истинами?!
Привратники подозвали для Орландо кучера на дрожках. Пока он ждал, борзые лизали ему ладони. Борзой. Лиска все стояла, провожая глазами дрожки, а Джекоб, поднимаясь к ней, с каждой ступенькой вспоминал о чем-то, что он сделал или сказал, чтобы помешать ей вот так же смотреть вслед ему. Ох, какой же он идиот! Раньше его всегда пугало, что она ему очень нужна. А теперь слишком поздно.
Ты любишь его больше, чем меня? Джекоб скорее откусил бы себе язык, чем спросил об этом, – и дал бы отрубить себе правую руку, только бы узнать ответ.
– Ты что-нибудь знаешь о Золотой пряже? – спросила Лиса, когда он уже стоял рядом.
– Что это?
Она вновь смотрела на ворота, словно не слышала вопроса.
– Царь предоставляет нам свой самый дорогой ковер-самолет. Возможно, мы еще найдем Уилла. Скоро можно отправляться.
Самое раннее через три дня, Джекоб. Именно столько времени ему понадобится, чтобы заговорить ковер. Почему же он этого не сказал? Потому что хотел увидеть, насколько тяжело ей расставаться с Москвой. Никогда еще он не причинял ей боли намеренно, сейчас впервые. Напрасно все так прославляют любовь.
– Хорошо, – сказала Лиска. Но она так не думала. В голосе ее слышалась печаль. И нечистая совесть.
– Ты уверена, что хочешь поехать со мной? Это же мой брат.
На мгновение Джекоб поверил, что Лиска примет это предложение и останется: слишком долго она молчала.
– Чтобы потом найти тебя в какой-нибудь сокровищнице в виде серебряной статуи? – наконец спросила она. Сказать ей хотелось что-то совсем другое.
Не глядя на него, она развернулась.
– Давай сначала найдем Уилла, – бросила она через плечо. – А там посмотрим.
47Сообщение для Селесты Оже
Ковер доставили, как и было обещано, на следующее утро. Чтобы хоть как-то раскатать его на полу, Джекобу пришлось сдвинуть мебель. А ведь комнаты для гостей в доме Барятинского едва ли не больше всей корчмы Хануты. Прежде чем запереться с ковром на три дня и три ночи, Джекоб позволил себе угоститься сытным завтраком в столовой их гостеприимного хозяина. На развешенных по стенам портретах он видел людей в медвежьих шубах и вышитых шелковых тюрбанах, с белыми, как драконья кость, и темными, как ночное дерево, лицами. Предки Барятинского – если это действительно были они – демонстрировали все многообразие Варягии. И ее гигантские размеры. Лучше философствовать на эту тему, чем пялиться на пустой стул, где за завтраком обычно сидела Лиска. Блины со съедобным золотом…
Джекоб мрачно потягивал третий мокко, когда к нему присоединились Ханута с Сильвеном. Однако ему было не до разговоров, а взгляды, которые эти двое бросали на него и пустой стул, переполнили чашу терпения. Все мысли об Уилле или ольховом эльфе казались сущим пустяком по сравнению с тем, как Лиска вчера улыбнулась Борзому при встрече. «А там посмотрим, – снова и снова крутились в голове у Джекоба слова Лиски, когда он возвращался в свою комнату. – А там посмотрим».
Он запер дверь и опустился на ковер.
Пора забыть о настоящем. Подготовить ковер к поискам Уилла может только прошлое. Обычно Джекоб не любил возвращаться во вчерашний день, но в это утро прошлое давало прибежище от мучивших его мыслей и чувств.
Итак, Джекоб, когда-то давным-давно…
Воспоминания. По какому принципу они откладываются в памяти? Почему Джекоб помнит именно тот день, который провел с Уиллом в парке, хотя было множество других дней? Почему он помнит именно ту ссору, именно ту улыбку так, словно все было вчера, а других картинок в памяти не находит, хотя помнит связанные с ними чувства? Как мало осталось в памяти от всех этих недель, месяцев, лет… «Мой брат не любит ссор». Что-то осталось, потому что было выражено в словах. Что-то – благодаря запомнившемуся прикосновению: ладошка Уилла в его тогда еще тоже совсем небольшой руке. Стук в его дверь, когда Уилл не мог уснуть, ревность, ярость, когда приходилось таскать его за собой, когда возиться с младшим братом не хватало терпения…
Джекоб, вспомни.
Но картинки в памяти возникали не те. Первые следы нефрита, их ссора в пещере, их схватка в императорском дворце в Виенне, Уилл рядом с Кменом на Кровавой Свадьбе. Человекогоил.
«У него кожа из камня».
Нет. Джекоб заставил себя вернуться к более давним временам. Ему требовались картины из другого мира, с тем Уиллом, которого он знал лучше, чем самого себя.
Джекоб закрыл глаза, нашел дорогу сквозь зеркало и увидел Уилла в его комнате, когда в ней еще было полно игрушек и плюшевых зверей. А вот они вместе на школьном дворе… А вот – в продуктовой лавке, хозяин которой уже в двенадцать лет продавал Джекобу сигареты, если мальчик за это передавал от него привет матери… Уилл всегда старался поскорей увести его оттуда.