Тогда.
Уилл был очень похож на нее. Они были очень похожи друг на друга. Нет, это неправда. Картинки стали появляться быстрее и опять не те, которые он хотел вызвать. Они вплетались в узор ковра, пока не оказалось, что Джекоб сидит на фотографиях из собственного детства. И вдруг появилась картинка, от которой у него екнуло сердце. Он не понимал, откуда она взялась, не менее отчетливая, чем остальные: Игрок в их гостиной, с лицом, которое Джекоб увидел, когда пришел в себя, сидя перед эльфом на коленях. Мать стоит рядом с эльфом, так близко, как это возможно только с очень близкими друзьями. Это видение пришло до того неожиданно, что Джекоб невольно оглянулся. Может, Игрок нашептывает ему ложные воспоминания? Если воспоминание настоящее, почему тогда лицо, которое эльф явил на острове, не показалось ему знакомым? Потому что все эти годы это лицо для него ничего не значило, было лишь одним из многих. Друзья матери… Какой ребенок к ним присматривается? Или потому, что он приходил к ней, только когда их с Уиллом не было дома?
Джекоб поднялся с пола и открыл окно.
Внизу возле конюшен стоял Сильвен. А с ним – Лиска.
Она вернулась.
Сколько же он просидел на ковре? Сколько бы ни просидел, Орландо с ней нет. Просто нелепо, до чего Джекобу от этого полегчало.
Воспоминаний о Лиске у него было столько, что он мог бы напичкать ими все ковры-самолеты этого мира. Думай о брате, Джекоб! Или ты хочешь, чтобы ковер высадил тебя рядом с Лисой?
Он закрыл окно, и в комнате снова запахло прошлым, как от увядшего букета цветов.
Джекоб вновь опустился на ковер.
Закрыл глаза. И вспомнил ту ночь, когда гоилы ранили Уилла. О нет!
Кто-то постучал в дверь.
Джекоб велел слугам его не беспокоить. Может, Ханута хочет показать ему какой-нибудь фокус со стальной рукой? Или Сильвен купил очередную магическую фальшивку? А вдруг это Лиска?
Он открыл, в надежде увидеть за дверью ее лицо.
В коридоре было пусто.
– Слишком высоко ищешь! – произнес чей-то женский голос.
Смотревшая на него снизу вверх карлица была красива, как фарфоровые куклы из коллекции Амалии Аустрийской. Нет. Она была намного красивее.
– Джекоб Бесшабашный? – спросила она. – Меня зовут Людмила Ахматова. Можно переговорить с вами тет-а-тет? Я должна передать вам просьбу одного друга. Однако озвучить ее я предпочла бы за закрытыми дверями.
Лиска рассказала ему о карлице-шпионке, но сложившийся в его представлении образ не соответствовал действительности. Судя по ее виду, она могла бы напичкать ковер целым миром воспоминаний, поэтому он на всякий случай жестом пригласил карлицу в гостиную, где слуги Барятинского по вечерам накрывали чай. В доме Барятинского для каждого приема пищи предусматривалось свое помещение, как и для многочисленных увлечений хозяина. Здесь было три музыкальные гостиные, две были отданы под коллекции бабочек и оружия, и пять – Сильвен сосчитал – посвящены воспоминаниям о бывших возлюбленных князя. Имелась у князя, однако, и весьма внушительная библиотека.
Людмила Ахматова дождалась, когда Джекоб закроет за ними дверь.
– Я пришла по поручению Орландо Теннанта, – сказала она, стягивая с рук кожаные перчатки. – Он просит вас передать одно сообщение. Видимо, надеется, что вы придумаете, как представить ситуацию не столь ужасной, какова она, без сомнения, на самом деле.
– И для кого же это сообщение?
– Для мадемуазель Селесты Оже. Орландо просит передать, что, к сожалению, не сможет сегодня вечером пойти с ней на балет.
Мальчик на побегушках у Лискиного возлюбленного. Джекоб и не знал, что Борзой способен на такие злые шутки.
– Орландо предлагает назвать в качестве причины неотложные государственные дела, – продолжала Ахматова. – Он считает, что будет лучше, если настоящую причину она узнает, когда уже не сможет совершить никаких необдуманных поступков.
– Необдуманных? Это не про мадемуазель Оже. А я могу узнать настоящую причину?
Карлица печально улыбнулась:
– Орландо арестован. По приказу царя рано утром он предстанет перед расстрельной командой. – Ее спокойный голос вводил в заблуждение, но, несмотря на попытку замазать покраснение вокруг глаз пудрой, видно было, что она плакала.
Джекоб не понимал, что чувствует. А может, не хотел понимать.
– Я предупреждал Орландо, – сказал он. – Хотя, признаться, и сам не особо прислушиваюсь к чужим предупреждениям.
Людмила Ахматова вытащила носовой платок из сумочки размером едва ли больше визитки.
– Человек, которого Орландо должен был спасти, незаменим для Альбиона, и нужно было спешить. По нашей информации, царь вопреки ожиданиям гоилов не станет использовать столь ценного пленника для технического развития Варягии, а велит казнить его. Оно и понятно: Варягия потерпела поражение в противостоянии с Альбионом, а гоилы подарили царю того, кто в этом виновен.
Подарок гоилов…
Вот что бывает, когда мозги затуманены ольховыми эльфами и ревностью. Сколько раз за последние несколько дней Джекоб слышал, что Изамбард Брюнель не показывается на публике из-за болезни, и все равно не смог сложить два плюс два.
– Где они держат Орландо?
– Там же, откуда он собирался освободить Брюнеля. В секретном крыле кунсткамеры. – Людмила высморкалась в платок – единственное проявление смятения, которое она себе позволила. – Орландо удалось открыть дверь, я сама достала для него взрывчатку для ядовитого лака. Но дверь за ним захлопнулась, и сработала сигнализация.
Ножевая нить. Похоже, Орландо умел обращаться с ней не так хорошо, как утверждал.
– Мне будет его не хватать. – Ахматова промокнула со щеки потекшую тушь. Женщины этого мира еще пользовались самодельной косметикой: щепотка ламповой сажи, несколько капель сока бузины… Можно было, конечно, и к ведьмам обращаться, чтобы наколдовали густые ресницы.
– Лучше Орландо Теннанта шпиона не сыскать, – сказала Ахматова. – И танцора лучше тоже. Есть своя логика в том, что его расстреляют вместе с лучшим в мире инженером… Но я очень разочарована в нашем царе. Вообще-то, я думала, что он больше ценит таланты.
В гостиной рядом с дверью висела картина, изображавшая морское сражение. Она, как и многие другие в этом доме, была вполне хороша для того, чтобы висеть в каком-нибудь музее. Но Джекобу она напоминала о другом морском сражении. Всего несколько месяцев назад гоильские самолеты потопили в Большом проливе первый железный корабль этого мира, однако на верфях в Голдсмуте уже строились три следующих, по чертежам Изамбарда Брюнеля. Благодаря этому инженеру Лондра получила подземные поезда, а через реки перекинулись его железные мосты, более протяженные и изящные, чем мосты любого другого инженера этого мира. Едва ли кто убедительнее проповедовал новую магию, чем человек, называвший себя Изамбардом Кристофером Брюнелем. Он оказался более чем достоин своего имени, звучавшего как эхо из мира Джекоба.
Ахматова снова взяла себя в руки. В отличие от большинства карликов она одевалась по последней варягской моде и, похоже, очень гордилась своим происхождением и страной. Джекоб задавался вопросом, почему же тогда она шпионит для Альбиона. Ахматова не производила впечатления человека, хоть что-то в своей жизни делающего не по убеждению.
Покосившись на закрытую дверь, она понизила голос:
– Разумеется, мы попытаемся освободить Орландо и Брюнеля. Если это нам удастся, спрячем их в квартале Володь, пока не уляжется переполох. Там живет много людей-волков, поэтому даже тайная полиция не осмеливается тщательно обыскивать дома. Довезет их туда мусорщик. Как только стемнеет, они на улицах повсюду.
Зачем она ему все это рассказывает? «Как только стемнеет…»
– Вы хотите попытаться уже нынешней ночью?
– Когда же еще? Завтра утром Орландо будет мертв. И Брюнель, вероятно, тоже.
– Сколько у вас помощников?
– Двое.
Чтобы проникнуть в секретное крыло кунсткамеры? Бред.
– Полагаю, один из них разбирается в заклинаниях защиты?
Людмила Ахматова взглянула на него с улыбкой.
Ах да. Как же, как же… Сообщение для мадемуазель Оже. Возможно, Орландо карлицу сюда и отправлял, но пришла она к Джекобу не только за этим.
– Нет, – как бы защищаясь, развел руками Джекоб. – Мы с Орландо едва знакомы. – К тому же в последнее время он и сам желал Орландо куда худших неприятностей, чем заключение, но это карлицы не касалось.
– Тогда помогите нам ради Альбиона. Это же ваша родина, не так ли?
– А если и так? Я похож на того, кто готов умереть за короля и отечество?
С другой стороны, помогая Людмиле, он докажет Лиске, что не желает Орландо зла. Ты желаешь ему зла, Джекоб.
Карлица улыбнулась.
– Благодарю, господин Бесшабашный, – сказала она по-варягски, натягивая на изящные пальцы перчатки. – Не сомневалась, что вы нам поможете. И мы оба явно знаем, ради кого вы это делаете. Итак, через час после полуночи. – Она протянула Джекобу крошечный конверт. – Я записала для вас адрес.
Он открыл перед ней дверь – и нос к носу столкнулся с Сильвеном.
– И нечего на меня так смотреть! Это Ханута отправил меня подслушивать, – принялся оправдываться тот. – И voilà[26]! Вам потребуется отвлекающий маневр.
48Одежды войны
Теперь его сердце билось в другом ритме, Уилл чувствовал это так же отчетливо, как боль в горле. И жжение в глазах от дневного света. Как тогда. Почему же на этот раз он меньше боится? Потому что однажды уже пережил это? Нет. Он призвал камень. От страха, гнева, от чего бы то ни было. Он сам.
Разбойники даже не пытались замести следы. А зачем? Они считали их с гоилом мертвыми. Уилл с Бастардом углублялись по разбойничьим следам в лес, пока не наткнулись на дом. Бледно-голубая краска облетела, а деревянная резьба, украшавшая крышу и окна, покрылась пятнами мха и гнили. Позади запущенных клумб торчала деревянная беседка как напоминание о былых радостях жизни. Однако разбросанные повсюду обглоданные кости и пустые бутылки появились тут, похоже, благодаря новым жильцам, равно как и висевшая над дверью медвежья голова с оскаленной пастью. К дверному косяку были прибиты лапы.