– Смотри-ка, дух-хранитель! Как мило, – прошептал Неррон на ухо Уиллу. – Сердце они наверняка закопали под порогом. Если медведь покажется, не обращай на него внимания, он ничего тебе не сделает. В Лотарингии то же самое делают с собаками и кошками. Не вижу в этом никакого смысла. С какой стати, став духом, я должен защищать того, кто меня убил?
За одним из окон что-то шевельнулось. Уилл услышал крики. Одно из заляпанных грязью окон разлетелось вдребезги, и в прогнивший кол изгороди рядом с ним вошла пуля. Разбойники забрали у них оружие, но у Неррона оставался нож, а Уилл подобрал в траве ржавую мотыгу.
Задняя дверь, через которую они прокрались в дом, вела на пребывающую в запустении кухню. До хранившегося там оружия разбойники добраться не успели. Их Неррон с Уиллом обнаружили в следующей комнате: шесть серебряных трупов на изгрызенном мышами ковре. Уилл вытаращился на мертвецов, не веря своим глазам. Те самые оборванцы, которые только что набрасывали им на шеи веревки, превратились в скульптуры из мерцающего серебра, каждая волосинка застыла в металле. Уилл ошарашенно посмотрел на гоила, но того зрелище, похоже, не удивляло.
Снаружи донеслось лошадиное ржание, пронзительное от испуга. Уилл подошел к одному из замызганных окон. Рядом с пятью мечущимися в панике лошадьми лежали еще трое мертвецов. В двух склонившихся над ними фигурах отражались заросшие сорняком грядки и грязно-голубая стена дома. Уилл отпрянул, когда одна из них повернула голову в сторону окна. Это была девушка – с глазами из стекла. На ее лице отсвечивало небо, но, когда она пошла к дому, серые облака превратились в человеческую кожу.
– Ну вот, наконец-то ты их увидел. – Неррон срезал с головы одного из мертвецов серебряную прядь и сунул ее в карман. – Если они вдруг не представятся, парня зовут Семнадцатый, ну а Шестнадцатая, возможно, покажется тебе знакомой.
Да, показалась. Появившаяся в развороченном выстрелами дверном проеме девушка выглядела так по-человечески, как если бы когда-то жила в этом доме, а лицо ее было знакомо Уиллу, потому что он не раз видел его во сне. Только без сыпи на левой щеке. Заметив взгляд Уилла, Шестнадцатая прикрыла ее рукой.
– Что ты делаешь? – Возникший рядом с ней юноша по-прежнему отражал мир вокруг. Оттащив Шестнадцатую в сторону, он что-то прошептал ей на ухо, но та не сводила глаз с Уилла. Глаз из стекла.
В руках юноша держал арбалет. Подойдя к Уиллу, он положил оружие ему под ноги. Семнадцатый. На его руках пробивались листья, и он обдирал их с себя собственными пальцами.
– Забудь, что видел нас, – сказал он Уиллу. – Она не должна была показываться тебе. Мы здесь, только чтобы защищать тебя – и все. Наше дело обеспечить, чтобы ты сделал то, зачем сюда пришел.
– Да неужели?! Должен сказать, пока вы не слишком хорошо с этим справляетесь. – Неррон, подняв с пола арбалет, протянул его Уиллу. – Кто, интересно, срезал его с дерева? Вы, что ли?
Лицо Семнадцатого стало серебряным. Неррон застонал, когда тот ткнул ему в грудь острым, как лезвие, пальцем.
– А ты обещал найти Фею, и что? Лучше тебе найти ее поскорее, слышишь, каменнокожий? Как можно скорее!
Серебро опять превратилось в стекло, и Уилл видел в отражающей фигуре лишь самого себя, гоила и обшарпанную комнату. Затем Семнадцатый исчез.
– Будь осторожен! – шепнул Неррон. – Он умеет становиться полностью невидимым. Правда, Семнадцатый? – Вытянув руку, гоил пощупал воздух. – Вас ведь даже на ощупь не ощутишь, да? Вы – идея, и ничего больше. Мрачная мысль.
Шестнадцатая все еще стояла в дверях, прикрывая ладонью щеку.
– Он ушел, каменнокожий, – сказала она и, развернувшись, сама стала стеклянной, как ее брат. Если, конечно, он ей брат.
Неррон вытащил из рук одного мертвеца серебряный ломоть хлеба и, выругавшись, швырнул его в дверной проем. Казалось, его успокоило, что за этим ничего не последовало.
Перешагнув через застывших мертвецов, Уилл остановился там, где только что стояла Шестнадцатая. Откуда она взялась в его снах? Он заставил себя думать о другом лице. Клара. Однако ее он видел только лежащей на больничной кровати, такую тихую и чужую. Вытащив из-под одного из мертвых тел бездонный кисет, он с недоверием уставился на собственную руку. Человеческая кожа. Он пощупал разодранную шею. Камень исчез. Разочарование было таким сильным, что гоил прочитал это у Уилла на лице.
– «А нефрит он носил только как одежду войны». Так моя мать всегда заканчивала сказку о нефритовом гоиле, – сказал он. – И я каждый раз гадал, что бы это, все лавовые черти меня задери, значило. Уверен, когда эта одежда тебе понадобится, она появится вновь.
Уилл провел ладонью по мягкой коже. Он хотел, чтобы камень вернулся, и ненавидел себя за это желание. Неужели он опять ее предает? Клара. Уилл, повторяй в мыслях ее имя. Клара. Когда он в последний раз думал о ней? Она ему даже больше не снится. Он забыл ее. Как тогда.
«Все вновь будет так, как должно быть».
– Давай повернем назад! – раздался над ухом голос гоила. – Кому еще есть дело до Феи? Нефритовый гоил вернулся. Повременим до следующего дождя, чтобы избавиться от твоих сторожей, и исчезнем. Еще пара промозглых дней – и этих двоих будет не отличить от деревьев. Должен признаться, горевать я не буду.
Вернуться? Нет.
Уилл покачал головой:
– Я должен найти Фею. Я обещал.
– Обещал? Напомнить тебе о другом обещании? Ты присягал Кмену, а он в Москве. Это меньше чем три дня пути отсюда!
– Арбалет принадлежит не Кмену.
– В самом деле? Тогда кому же?
– Тому, кто его сделал.
– Да ну?! Похоже, вы близко знакомы. Ну и как они выглядят, исчезнувшие эльфы?
Эльфы? Так вот он кто, незнакомец у больницы.
Уилл натянул на арбалет бездонный кисет.
– Я его не знаю. Просто видел один раз. Думаешь, это он их послал?
– Кого? Наших друзей, которые все превращают в серебро? – Гоил потер грудь. – Не хочу о них говорить. Никогда не знаешь, где они сейчас. А они злопамятны… – На ящеричной коже его куртки, там, куда Семнадцатый ткнул пальцем, остались следы серебра и проступило несколько влажных пятен. Они напомнили Уиллу о том, что кровь у гоилов бесцветная.
– Эй! Грязное стеклянное отродье! – крикнул Неррон. – Бездушные зеркальные выползни! – Сплюнув, он огляделся вокруг. – Похоже, их действительно здесь нет. Видать, сдирают с себя кору.
Серебро. Серебро и стекло. Уилл, это тебе ничего не напоминает?
Остановившись рядом с Уиллом, Неррон грубо ухватил его за подбородок, когда тот попытался отвернуться.
– Брось. Я хочу видеть твои глаза. Что они тебе обещали? С какой стати ты играешь роль их посыльного?
Оттолкнув его, Уилл схватился за… да, за что? Ему чудился в пальцах эфес сабли. Его плечо помнило замах.
Бастард отпрянул.
По его взгляду Уилл, еще даже не видя своих рук, понял, что нефрит вернулся.
Гоил улыбался.
– Эта девушка, – Уилл спрятал кисет под рубаху, – Шестнадцатая… похоже, она больна.
Неррон расхохотался:
– Такое ощущение, что она угадала, какое лицо тебе нужно показать. Проклятие фей… Ольховые эльфы… Ты понятия не имеешь, о чем я, да? Забудь. Пусть они объясняют тебе сами, иначе я закончу свои дни, как эти… – Пнув одного из мертвецов сапогом в бок, он повернулся к Уиллу спиной и продолжил обирать трупы.
«Пусть они объясняют тебе сами».
Уилл вышел из дома.
Над заброшенным садом повисла гробовая тишина… Ощупав пальцами лицо, он почувствовал и кожу, и камень. Нефрит вновь исчезал. Он накатывал и отступал, как лихорадка. Его одежда войны. Солнечный свет все же по-прежнему резал глаза, и Уилл чувствовал под собой скрытые влажной травой глубины – утробу земли. Он соскучился по этому ощущению.
Нет.
Нужно вновь забыть об этом. Как он уже сделал однажды. Ради Клары, ради себя самого. Нефрит – это не его естество, хотя ощущается все именно так и теперь еще сильнее, чем в прошлый раз. Это проклятие. Проклятие, Уилл! Проклятие. Ты заколдован… Это слово внушало ему ужас с детства. Заколдован…
В лицо пахнул теплый ветер, хотя солнце казалось бледной монетой в облаках.
Внизу у трухлявой лестницы стояла Шестнадцатая, почти невидимая: одни очертания.
– Ты никогда не найдешь Фею, да?
Кора нарастала у нее и на руке. Уиллу вспомнился день, когда он обнаружил в коже первые следы нефрита, свой ужас, отвращение к самому себе. Все прошло. Быть может, это и есть самое страшное.
– Посмотри, как она меня уродует. – Шестнадцатая сколупнула с руки кусочек коры. По ладони заструилась кровь, похожая на жидкое стекло. – А ты от ее колдовства только краше. Почему?
– Шестнадцатая!
Она обернулась.
На миг Уиллу почудилось, что у Семнадцатого лицо Джекоба, но видение быстро исчезло.
– Оставь его в покое. – (Птица в руках Семнадцатого была серебряной, как мертвецы.) – Нам надо ехать дальше, а ты его задерживаешь.
Шестнадцатая медлила. Щеки ее, словно гневным румянцем, залило серебром. Отступив, она стала травой и небом, обветшалой беседкой, заросшими грядками.
Она опять снилась Уиллу. Следующей ночью. И ночь спустя. Но теперь она стала показываться ему и днем. Когда бы он ни оглянулся, она была поблизости, похожая на цветок из стекла и серебра. Только коры становилось все больше. И бесцветной крови на коже.
И Уилл скакал быстрее.
«Ты никогда не найдешь Фею, да?»
Он должен был ее найти.
Как будто впервые понимал зачем.
Нет, Уилл.
Ради Клары. Он по-прежнему делает это только ради Клары. Он повторял это снова и снова. Но лицо Клары было из стекла и серебра.
49Дом
«Осторожно, собаки!»
Увидев табличку на воротах сада Джоселин Багеналь, Роберт Данбар испытал сильное искушение крикнуть кучеру дрожек, который привез его на самую северную окраину Парраматты, чтобы тот возвращался. За воротами виднелся дом в типичном для Тасмании стиле: авантюрное сочетание дерева, камня и кованого железа. Белые опоры террасы и железные бордюры под крышей напомнили Данбару сахарную глазурь на домах деткоежек. Ничего удивительного. Такие дома в разобранном виде привозили из Альбиона, чтобы здесь, на чужбине, чувствовать себя как дома. Но под бескрайним синим небом, в окружении эвкалиптов они теперь уже были частью этой чужбины.