– Я сказал вам не все. Похоже, что вы, как и я, остались без гроша в кармане.
– Еще одна причина стать добрыми друзьями, – порывисто, как все французы, ответил Жиро.
Он встал и обвел взором комнату.
– Что ж, я славно пожил, – сказал молодой человек. – Пойдемте, проводите меня к отцу.
Отель де Клериси мы застали в состоянии молчаливого ожидания, которое всегда приходит вместе с визитом страшной гостьи, все равно, заглядывает та во дворец или в хижину. Слуги укрылись в своих комнатах, чтобы шепотом обсудить случившееся. Виконта мы застали в моем кабинете, все еще взбудораженного и сокрушенного. Он сидел в моем кресле, слезы стекали по морщинистым щекам. В глазах у него застыло выражение тревоги, будто коса просвистела слишком близко, грозя срезать и перезревший колос его жизни.
– Ах, бедный мальчик! Бедный мальчик! – вскричал месье де Клериси, завидев Альфонса. Французы, на манер своей нации, обнялись.
– Это все моя вина, – продолжал несчастный старик, ломая руки и снова падая в кресло.
– Нет! – вскричал Альфонс с характерной для него живостью. – Мы не можем такого утверждать, не дождавшись вердикта… Да, правосудия более мудрого, нежели людское.
Он умолк, вспомнив, быть может, поучительную историю про добропорядочную мещанку, испустившую дух, прежде чем ее муж успел прикоснуться к золоту. На мне лежала еще забота успокоить виконта. Старые люди, как старое платье, нуждаются в бережном обращении. Я сел за стол и начал писать.
– Что вы делаете? – резко спросил патрон.
– Телеграфирую мадам де Клериси, чтобы она возвращалась домой.
Пока я не дописал послание и не вручил его слуге, в комнате висела тишина. Виконт не делал попыток меня остановить.
– Вот, – сказал он, когда дверь за слугой закрылась, и протянул Альфонсу ключ от своего собственного кабинета. – Доктора и… и прочие поместили тело в моей комнате. Возьмите ключ. До завершения похорон пользуйтесь этим домом как своим. Я знаю, что ваш сейчас в полном беспорядке.
Месье де Клериси дал понять, что в последний путь барон отправится с улицы Пальмье. Альфонс Жиро воспринял это как своего рода честь. Это показывало свету уважение, которым пользовался этот выскочка-дворянин в аристократических кругах.
– Я рад, что вы телеграфировали моей жене, – сказал патрон с выражением отеческой привязанности, усвоенной им с самого начала. – Дом совсем не тот без нее. Когда сможет она приехать?
– Есть шанс, что уже завтра в этот час. Если быстро доберется до Тулона.
– Стремительно, – задумчиво пробормотал виконт.
– Да, как этого и стоит ожидать от мадам.
Старик с улыбкой посмотрел на меня.
– А, вы обо всем догадались. Никогда нельзя чувствовать себя в безопасности, имея дело с теми, кто разбирается в лошадях. В этих людях развивается наблюдательность.
Но мне сдается, не требовалось большого таланта, дабы заметить, что мужчины и женщины, скупые на слова, зачастую умеют стремительно действовать.
Имя Люсиль в разговоре не всплыло ни разу. Мои собственные чаяния и надежды отступили под воздействием событий последних дней на второй план, ведь лишь наполовину человек тот, кто не склоняется покорно, подчас получив от судьбы такой удар.
В течение дня мы выяснили некоторые подробности, касающиеся хищения суммы, насчитывающей более восьмисот тысяч фунтов в английской валюте. Мист, как оказалось, получил указания выехать из Парижа восьмичасовым утренним поездом и доставить часть этой суммы в Лондон. Деньги виконт передал ему накануне вечером.
– Я неосторожно сунул оставшееся в ящик своего письменного стола, прямо на глазах у этого негодяя, – сообщил нам патрон. – Этим утром я, беспокоясь из-за таких огромных денег, собрался заглянуть в ящик, а потом проследить за отбытием Миста с Северного вокзала. Представьте себе: ящик был пуст! Я поспешил на вокзал, но и там Миста, разумеется, не оказалось.
Рассказывая, старик раскачивался в кресле взад-вперед. На какие жертвы идет человек ради денег и какие страдания терпит из-за них! Виконт был так убит горем, что стоило отвлечь его от тяжких мыслей, но даже для досужего человека вроде меня оставалось еще много невыясненного.
– Как должны были перевозиться деньги? – спросил я.
– В чеках на пять тысяч фунтов каждый, выписанных Джоном Тернером на различных американских и европейских банкиров по моей личной просьбе.
– И вы подписали эти чеки?
– Нет.
– Как же тогда Мист обналичит их? – удивился я.
– Путем подлога, друг мой, – горестно отозвался виконт.
Предположение имело под собой почву. Мне представилась элегантная фигура месье Миста, его гибкая шея, вокруг которой так и хотелось сомкнуть пальцы. Видев этого господина лишь со спины, я испытывал сильное желание посмотреть ему в лицо. Читатель из меня не великий, но как-то мне попались строки, крутившиеся в голове с первой нашей встречи с Шарлем Мистом:
Мерзавца узнай по изгибу спины,
А труса по дрожи в коленях[72].
Заметив, что я поднялся, виконт спросил о моих планах, причем с беспокойством, появившимся в последнее время в его голосе. В тщеславии своем я приписал это тому, что хозяин до некоторой степени стал зависим от меня.
– Навещу Джона Тернера, потом буду искать Шарля Миста, пока не найду.
Не успел я опомниться, как Альфонс Жиро уже тряс мне руку и наверняка обнял бы, если не вспомнил про свой английский костюм и строгость манер, к которому тот обязывает.
– Но друг мой, мир так огромен! – в отчаянии провозгласил молодой француз.
– Верно. Но он недостаточно велик, чтобы вместить месье Шарля Миста и вашего покорного слугу.
Остаток дня я провел в обществе Джона Тернера, который отнесся к происшествию весьма цинично, но тем не менее снабдил меня важной информацией.
– Можете не сомневаться, что я не подписал бы чеки, не получив предварительно с Клериси и барона эквивалентную сумму в банкнотах и золоте. Любому дельцу неприятна пожива другого.
И мой тучный друг хмыкнул. Выслушав мои планы, он расхохотался.
– Очень похвально и благородно, но поздновато, – заявил Тернер. – Поймать вы его не сможете, зато изрядно развлечетесь и одновременно очистите поле для Альфонса Жиро, чтобы тот без помех ухлестывал за Мадемуазель Люсиль.
Тем же вечером я организовал расспросы, решив дождаться результатов, и лишь потом ринуться за Мистом лично. Не стану отрицать, что на мое решение частично повлиял и ожидаемый на следующее утро приезд мадам де Клериси и Люсиль.
Прибыв утром на Лионский вокзал, я имел удовольствие наблюдать, как обе дамы сходят с марсельского экспресса. Люсиль едва удостоила меня взглядом. За время поездки до улицы Пальмье я ввел мадам в курс дел. Она слушала мой отчет с сосредоточенным вниманием, бросая по временам на меня такой взгляд, что говорить что-либо, кроме чистой правды, не могло даже прийти в голову.
Прибыв в особняк, мы узнали, что Альфонс Жиро вышел, а виконт еще в своей комнате. Хозяин спал мало и очень переживает, сообщил лакей. Когда мы поднимались по лестнице, я заметил, как обе дамы бросили инстинктивный взгляд на запертую дверь кабинета виконта. Люди питают неутолимое любопытство ко всему, что касается смерти или греха. Мадам прямиком проследовала в апартаменты супруга. На верхней площадке виднелась открытая дверь утренней гостиной. Она служила местом сбора семьи, где мы обычно присоединялись к дамам за завтраком.
Люсиль вошла внутрь, не прикрыв за собой двери. Привыкнув бросаться на любой барьер с ходу и переживать падения, в которых сам же виноват, я последовал за Люсиль в залитую солнцем гостиную. Девушка наверняка слышала мои шаги, но не обратила внимания. Она подошла к окну и остановилась, положив ладони на подоконник и глядя в сад.
– Мадемуазель!
Люсиль слегка повернула голову и горделиво кивнула, воззрившись не на меня, а на пол перед моими ногами.
– Что вам угодно, месье?
– Чем я обидел вас?
Она пожала плечами, и я, глядя на нее, в очередной раз и навсегда понял, что весь мир заключается для меня в одной этой женщине.
– Признавшись в своих чувствах к вам и будучи осмеян, – вырвалось у меня, – я решил впредь не забывать о своем положении в этом доме. И не проявлять подобной неосторожности.
Мадемуазель теребила шнур занавески с таким детским выражением лица, что у меня защемило в сердце.
– Но, быть может, я оскорбил вас именно своей сдержанностью? Так я повторю еще раз: я люблю вас и, если угодно, можете снова посмеяться надо мной.
Девушка раздраженно топнула ножкой.
– Конечно, вы умнее меня, – сказала она. – Поэтому можете позволить себе сарказм и говорить вещи, на которые я не знаю чем ответить.
– Но вы хотя бы могли ответить на мой вопрос, Мадемуазель.
Люсиль повернулась и обратила на меня сердитый взгляд.
– Ну хорошо. Мне не нравятся манеры английских джентльменов.
– Вот как?
– Вы сказали, что не бедны, а богаты, и стали секретарем у папы не из нужды, но по… по другой причине.
– Да.
– И тут же я узнаю от мистера Гейерсона, что у вас нет ни гроша и вам приходится трудом зарабатывать на жизнь.
– Это потому, что Филип Гейерсон был осведомлен лучше меня. Я не знал, что отец, распаленный пустяковой ссорой, сделает такое завещание. Или, если на то пошло, что он вообще способен на это. Разговаривая с вами, я представления не имел… Но теперь, выяснив все, я вынужден просить вас считать, что я ничего не говорил. Можете быть уверены, я никогда больше не подниму эту тему, даже в надежде развеселить вас.
Девушка неожиданно рассмеялась.
– Ох, веселья мне и так хватает, можете не трудиться. Тем более что эта роль вам не к лицу, месье Англичанин, – промолвила Люсиль вдруг посерьезнев. – Вы для нее не созданы.
И с лицом совершенно бледным и несчастным – каким, наверняка, казалось ей мое, Мадемуазель вышла.