– Разумеется, – ответил я, и сразу поменял тему.
Серьезность юноши обеспокоила меня. Он неизменно возвращался к этой идее.
– Дело не в деньгах, – выдавил Жиро наконец, когда все мои попытки отвлечь его провалились. Он заколебался, а лицо его, спрятанное за кофейной чашкой, сделалось вдруг пунцовым. – А в Люсиль.
Я не ответил, поэтому, после небольшой паузы, слово снова взял Альфонс.
– Какое суровое у вас лицо, mon ami! Я прежде этого не замечал. Сочувствую бедолаге Мисту, если он попадет к вам руки!
Тем же вечером я составил разговор с патроном, которого застал в утренней гостиной одного, погруженного в раздумья. Дверь его кабинета оставалась заперта, и никому не дозволялось входить туда. Старик сделался таким нервным и непохожим на себя, что я едва не отказался от идеи покинуть улицу Пальмье.
– Ах, какой ужасный день! – сказал виконт. – Несчастный Альфонс! В каком состоянии оставили вы его?
Мне вспомнилось наше прощание с молодым Жиро: он улыбался из-под шляпы с траурной лентой и весело махал мне вслед черной перчаткой.
– Э, Альфонс скоро вновь станет самим собой, – заверил я хозяина.
Тот на время погрузился в скорбное молчание.
– Ах, друг мой, сюрпризы, преподносимые нам жизнью, всегда неприятны. Фюить! – пожилой француз помахал ладонями, изображая крылышки. – И в мгновение ока я лишаюсь друга и четырехсот тысяч франков. Думая об этом, приходишь к выводу, что тут любого способна постичь судьба несчастного барона.
– Господин Жиро имел тучное сложение и слишком много ел, – отозвался я. – В мои планы входит попробовать, не в силах ли мы частично поправить нанесенный вред.
– Как? – спросил старик с подозрительностью, проявившейся с недавних пор в его характере.
– Я собираюсь найти Миста.
Виконт покачал головой.
– Очень благородно, но совершенно бессмысленно.
И он принялся отговаривать меня от идеи, приводя все возможные доводы, некоторые из которых, на мой взгляд, вполне мог и опустить.
– Мы не можем обойтись без ваших услуг в момент, когда мир политики так взбудоражен, а внутренние дела государства находятся на грани катастрофы. Как нам обойтись без вас: мне, виконтессе, моей дочери? Только вчера она так радовалась, что вы с нами в этот трудный час. Я скажу ей про ваши планы, и Люсиль отговорит вас, уверен.
Как станет ясно позднее, старик претворил эту угрозу в жизнь. Я тем не менее стоял на своем и пошел на уступку только в одном – дал обещание возвратиться как можно скорее. Упоминаю тут про все эти подробности, потому как они станут звеньями в цепи моей истории. Подобные звенья сплетаются, определяя судьбу любого человека, ибо ни одно событие не происходит без связи с другими.
После ужина я отправился в свой кабинет, оставив виконта и дам в гостиной. В последние дни я старался привести в порядок переданные в мое ведение дела и желал оставить книги и бумаги в таком состоянии, чтобы преемнику не составило труда разобраться в них.
Мой предполагаемый отъезд настолько обеспокоил виконта, что хотя за ужином эта тема старательно обходилась стороной, у меня не вызывало сомнений – патрон понял причину моего нежелания пойти со всеми в гостиную.
Я работал в своей комнате при двух высоких свечах, когда раздавшийся у двери шорох женского платья заставил меня поднять голову. В кабинет вошла Люсиль. Глаза ее блестели, на щеках горел румянец. Мне подумалось, что я представляю ход ее мыслей.
– Отец сказал, что вы собираетесь покинуть нас, – со свойственной ей прямотой сказала девушка.
– Да, Мадемуазель.
– Я пришла просить вас не делать этого. Можете… Можете думать, что хотите.
Я не поднимал глаз, но отчетливо представлял себе эти плотно сжатые губы.
– Конечно, вы слишком горды, чтобы объясняться. Думаете, я уезжаю из стремления потешить раненое тщеславие, словно школьник, желая доставить вам неудобство и тем самым подчеркнуть свою значимость. Думаете, я бегу из-за вас, тогда как вашему отцу трудно будет обойтись без моих услуг в такой час. Вы полагаете своим долгом обуздать собственные чувства, наступить на шею гордости и послужить родителю. К тому же ваша гордыня побуждает дать мне разрешение прийти к любому заключению о вас, какое мне будет угодно. Благодарю, Мадемуазель.
Я делал вид, не весьма удачно, конечно, что занят своими бумагами на столе, и Люсиль стояла и созерцала мою склоненную голову, замечая наверняка пробивающуюся седину. Вот так мы провели в молчании около минуты.
Потом Люсиль повернулась и медленно вышла из комнаты, а я отдал бы пять лет жизни, чтобы увидеть выражение ее лица.
Глава XIIIСнова тень
Qui ne craint pas la mort craint donc la vie[74].
Пока я сидел в кабинете, дом постепенно затихал, и тишина ночи опускалась на древние стены. Иногда у меня создавалось впечатление, что виконт расхаживает в своей комнате. Но я знал, что коридор между нами заперт с обоих концов. Патрон не предупредил меня на этот счет, но я обнаружил дверь закрытой, ключа в замке не было. Не принадлежа к людям, сующимся, куда их не просят, я с уважением отнесся к овладевшему виконтом желанию уединиться, пусть даже и не вполне понятному мне.
Затрудняюсь назвать час, когда я отправился спать, но керосин в лампе почти кончился, а от свечей остались лишь огарки. Взяв один из них, я направился в спальню и по пути остановился на лестничной площадке, прислушиваясь, как часто бывает, когда человек оказывается среди безмолвия. Особняк спал. Короткий топот нарушил тишину – собачка Люсиль, белое пятнышко в темноте, засеменила ко мне от дверей спальни девушки, под которыми обычно дремало преданное животное. Пес смотрел на меня, махая хвостом, потому как мы с ним всегда были приятелями, и словно спрашивал: «Что-то случилось, дружище?»
Он обернулся на дверь в комнату Люсиль, проверяя, не покушается ли кто на вверенный его охране пост, потом просеменил мимо меня и припал любопытным носом к щели у порога кабинета виконта. Это был удивительный песик, обладающий развитым чувством ответственности, отступавшим прочь только в присутствии хозяйки. В чем сильно напоминал людей – мужчины зачастую сбрасывают с себя серьезность в присутствии женщины. По ночам я нередко слышал, как он пыхтит у меня под дверью, прочищая нос от набившийся пыли, чтобы затем свернуться на своем коврике. Наш сторож желал убедиться, на месте ли я и все ли спокойно в доме.
Когда я, стараясь не шуметь, пробрался в спальню, пес все еще стоял у двери в кабинет, втягивая воздух.
Не удалось мне проспать и пары часов, как дверная ручка повернулась, и, обладая очень чутким сном, я еще прежде, чем рука коснулась моего плеча, понял, что в комнате кто-то есть. Это была мадам де Клериси.
– Где мой муж? – спросила она. – Мне казалось, он засиделся с вами.
– Нет, я весь вечер был один, – ответил я, ощутив в груди неприятный холодок.
– Мне кажется, его вовсе нет дома, – произнесла виконтесса, направляясь к двери. – Не могли бы вы встать и одеться? Меня можно найти в утренней гостиной.
Затеплив свечу, эта немногословная женщина вышла. Серый рассвет уже крался по крыше дома напротив и проникал через открытое окно. Одеваясь, я поеживался от прохладного мартовского воздуха. Потом поднялся в утреннюю гостиную.
«Мама всегда готова, что бы ни случилось, – сказала мне однажды Люсиль. – Но когда она успевает подготовиться – этого никто не видит».
– Тише, – обратилась ко мне мадам с выражением обычной по отношению ко мне любезности и расположения. – Люсиль спит, я проверяла. Идите за мной.
Виконтесса воспринимала как должное, что благополучие Люсиль для нас дороже всего, и это наполняло меня радостью. Хотя и пригласив следовать за собой, госпожа де Клериси отошла в сторону, пропуская меня вперед. Первым делом мы, естественно, направились к кабинету. Дверь была закрыта. Попытавшись войти в него со стороны моей комнаты, мы снова натолкнулись на замок.
– Можете сломать его? – спросила мадам.
– Без шума не удастся. Давайте сначала убедимся, что ваш муж не в другой комнате.
Вместе мы обошли весь старый особняк, причем некоторые коридоры и комнатушки предстали моим глазам впервые. Поиски ничего не дали. Когда мы вернулись в мой кабинет, стало уже светать.
– Прикажете взломать дверь? – спросил я, открывая ставни.
– Да, – кивнула мадам.
Дверь была сделана из добротного ореха, такую просто так не выбить. Когда я убирал кресла, освобождая место для разбега, в комнату вошла Люсиль. На ней был халат, а распущенные волосы струились по спине, но девушка не собиралась обращать внимания на подобные пустяки в такой момент.
– Что происходит? – вскричала она. – Что вы тут затеваете?
Виконтесса все объяснила дочери, и обе дамы, стояли, держась за руки, пока я готовился проломить путь к загадке за запертой дверью.
Я разбежался и ударил плечом чуть выше замка. От столкновения четыре шурупа вышли из древесины. Потирая ушибленное плечо и чувствуя, как колотится сердце, я шагнул в темноту коридора. Мадам и Люсиль последовали за мной. Я попробовал открыть дверь в кабинет виконта. Та оказалась не заперта.
– Войду один, – сказал я, положив руку на плечо мадам. Та, подчинившись, передала мне свечу.
Предосторожности оказались напрасными – комната была пуста.
– Можете входить, – сказал я.
Дамы вступили в тускло освещенное помещение. Никто из нас не бывал в нем с тех пор, как здесь разместился гроб барона Жиро. На письменном столе лежал густой слой пыли. На полу валялись отломившиеся с венков цветы. Воздух был спертым. Я ногой подгреб увядшие лилии к камину и внимательно осмотрел комнату. Мебель находилась в полном порядке. Виконтесса подошла к окну и распахнула его. С реки послышался плывущий над крышами низкий гул машины парохода, осторожно прокладывающего себе путь по реке. Снизу, со двора, доносилось довольное кваканье нашей старой подружки – лягушки, живущей в фонтане.