н вжимает в пол педаль газа.
— Спокойно, Даниэль. Давай рассуждать здраво. Даже если за тобой вчера и следили, «маячок» вовремя отцепился и сбил их со следа. Вряд ли они отправились на поиски среди ночи, впотьмах, не зная толком, куда ехать…
— А карта на что? Глянь и сразу сообразишь: надо обшарить одинокие хутора, тем более что в тех краях их не много.
— Зачем же тогда они понатыкали «маячки» на машины Патрика и остальных?
— Чего не знаю, того не знаю. Зато Хольден все это время точно знал, где тебя искать. Спрашивается, почему именно сегодня он отдал приказ о твоей ликвидации? Да потому, что ты уже навела на след. — Лицо Даниэля мрачно, лоб пошел морщинами, все его мысли, естественно, о дочке.
Я прокручиваю все сначала — на сей раз про себя. Пусть даже боевики и наткнулись на потерянный «маячок», вряд ли они попрут наобум, не зная, сколько нас и в какую сторону мы подались. Возможно, позднее они даже видели на той же дороге машину Патрика и остальных, когда те проследовали на хутор. Не исключено, что именно это обстоятельство заставило их повернуть обратно. Вряд ли они сумели сориентироваться на незнакомой местности да в ночной тьме. Ну а если сумели?..
Тогда непонятен смысл сегодняшних событий. Тьфу, черт, да мне ни в жизнь не понять логику Хольдена и его громил. Допустим, они нашли Нелла — страшно подумать, что творится на хуторе! — затем решили расправиться со мной и выяснить, какова роль группы Патрика.
Нет, все не так. Если бы Нелла нашли, Йон Хольден тотчас бы покинул страну. Он прекрасно осознает, что петля стремительно затягивается на его шее.
Мы проезжаем место моего столкновения с мотоциклистами. Разбитая «хонда» по-прежнему валяется на дороге, правда теперь у обочины, пятна крови присыпаны песком. Обернувшись, я смотрю на мотоцикл, пока тот не скрывается из вида.
Даниэль трогает меня за колено.
— Поделись впечатлениями!
— Ты о чем?
— Трудно было решиться сбить их?
— Ты оказался прав, второй раз действительно легче. Если бы я не изводилась из-за Мартина, то вообще не обратила бы на них внимания, и они могли расстрелять меня в упор… — Я умолкаю, видя, как лицо Даниэля становится все более напряженным.
Чуть позже, по его просьбе, я терзаю телефон, но ни по одному из номеров не отвечают.
Сумрак сгущается. По ухабистой дороге Хмурый гонит с холма на холм, не щадя старушку «мазду». Я молюсь про себя, однако, судя по всему, молитвы напрасны: мы мчимся навстречу гибели — если уж не в дорожной катастрофе, то от пуль хольденовских боевиков. Глаза мои шныряют по сторонам дороги, но чужих машин не наблюдается. Своих, впрочем, тоже.
Мы взлетаем на вершину холма, за которым находится дом, и у меня перехватывает дыхание. Дома нет. В вечернем сумраке чернеют обугленные руины, опаленные огнем деревья тихо прощаются с жизнью. Вокруг ни души.
Хмурый останавливает машину и какое-то время сидит недвижно, тупо уставясь в пространство. Затем открывает дверцу и выбирается наружу. Время тянется бесконечно. Даниэль добредает до развалин и пытается разглядеть следы. Я не двигаюсь с места. В голове кружатся обрывки мыслей, но что можно сейчас сказать Даниэлю, сраженному горем? Мысленно твержу про себя имена погибших: Элла, Шеллен, Любош… Нелл?..
Даниэль постепенно удаляется от пожарища, выбирается на ближайший холм. Наклоняется, шарит под деревом, что-то поднимает с земли. Прячет находку в карман и продолжает поиски. Я достаю из бардачка карманный фонарик и спешу к нему. Хмурый молча берет фонарик. Через несколько метров следы теряются, Даниэль наугад шарит лучом света и наконец отказывается от бессмысленных поисков.
Заслышав курлыканье мобильного телефона, я сломя голову лечу к машине.
— Это Патрик, — раздается в трубке низкий мужской голос. — Беллок там?
— Дети… — начинаю я, но он перебивает меня:
— Скажите ему, что все в порядке. Ждем вас к ужину.
Голос в трубке смолкает, я задумчиво захлопываю ее и вижу Даниэля, направляющегося к машине. Стряхнув оцепенение, спешу ему навстречу, чтобы порадовать новостью. Лицо его мигом проясняется.
— Пожар был вызван взрывом. А на холме я обнаружил стреляные гильзы. Интересно, как нашим удалось спастись?..
Вскоре все выяснится. Краткость сообщения Патрика не ставит Даниэля в тупик, мы возвращаемся в город. Лайн живет своей жизнью, наши заботы и беды его не волнуют. Хмурый паркует машину у входа в какой-то ресторан.
За накрытым столом в одиночестве сидит Патрик Вайн. Едва мы успеваем опуститься на стулья, он начинает говорить:
— Не беспокойся, Даниэль, они в безопасности. А произошло там вот что. После вашего отъезда Любош никак не мог уснуть, поэтому встал и вышел прогуляться. Поднялся на холм и заметил трех типов. Уже начинало светать, и, возможно, Любош их узнал. Во всяком случае, он встревожился, быстро вернулся в дом и разбудил Шеллен. Та подняла детей и велела Любошу спрятаться вместе с ними в лесу. Сама же задержалась в доме. Открыла краны газовых баллонов, оборвала провода электроплиты и холодильника, после чего схватила ружье и побежала на вершину холма. Оттуда ей хорошо было видно, как к дому подкрадываются три человека. Убедившись, что поблизости никого нет, эти типы взломали дверь. Шеллен выждала, пока они ворвутся в дом, и открыла стрельбу. Понятное дело, изнутри ей ответили; газ взорвался, и вспыхнул пожар. Шеллен бросилась вдогонку за беглецами и вывела их из леса. По дороге приметила спрятанный в кустах джип и решила им воспользоваться. Это оказалось как нельзя кстати, поскольку Любош едва держался на ногах. От первой же бензоколонки Шеллен позвонила Квазимодо. Ну а тот укрыл их в надежном месте.
Даниэль опрокидывает в себя бокал коньяка. Лицо его разглаживается, только складки в углах рта не желают исчезать. Откинувшись на спинку стула, он молчит, да никаких комментариев тут и не требуется. Тогда слово беру я и пересказываю то, что нам удалось узнать от Тахира и Эдиты.
Затем мы заказываем ужин, и в ожидании жаркого я накачиваюсь апельсиновым соком, чтобы не хлопнуться в голодный обморок.
— Йон Хольден засел дома и никуда не выходит. Я получил приказ приступать к операции. Ваша задача — раздобыть ключ от сейфа. Затем наведаемся в банк и, когда документы будут у нас в руках, произведем арест.
И тут меня пронзает страшная мысль.
— Вам известно о выходе со стороны реки? — взволнованно спрашиваю я.
Патрик смотрит на меня немигающим взглядом, и его молчание красноречивее любого ответа. Я рассказываю о потайных воротах в бетонной стене, понимая, что не дождусь похвалы от своих слушателей.
— Жаль, что ты с опозданием делишься своими секретами, — не удерживается от упрека Даниэль. — И много их еще у тебя в заначке?
— Итак, — вмешивается Патрик, — необходимо проверить, не удрал ли Хольден через потайной ход, и если да, то куда подался. Возможно, Любошу известны убежища братца. Упустить Хольдена равносильно катастрофе. Вы ужинайте, а я тем временем попробую кое-что выяснить. — Он встает из-за стола, затем, передумав, снова садится. — Поиски ключа я предпочел бы доверить своим людям. — Патрик испытующе смотрит на меня, но я решительно трясу головой.
Он молча кивает, переглядывается с Даниэлем и поспешно покидает ресторан. Эти единомышленники без слов понимают друг друга, зато меня не намерены посвящать в свои планы.
— Никаких военных советов, знай себе посиживай в ресторане и набивай брюхо! — в сердцах бросаю я.
— Чем плохо? — невозмутимо откликается Хмурый.
— В логово Хольдена полезем безоружными?
— Вопрос не по адресу. Командуешь парадом ты, а я жду твоих указаний.
— Нечего уходить в кусты! — не выдерживаю я и улыбаюсь — сперва Даниэлю, затем подоспевшему ужину. Оба одинаково соблазнительны, однако в данный момент я предпочитаю радости желудка. Стараюсь есть спокойно, небольшими кусочками, как и полагается приличной даме.
Мысли мои без конца возвращаются к Патрику Вайну, его невозмутимой сдержанности, какую я имела возможность наблюдать в последние дни. В конечном счете вроде бы удалось понять, у кого в моем окружении есть причина охотиться на Хольдена, но почему этим занимается группа Патрика и Даниэль? Неужели они никогда не позволяют себе расслабиться, выпустить пары?
Правда, Даниэля мне доводилось видеть вышедшим из себя. У любого другого человека подобное состояние непременно сопровождалось бы припадком бешенства или потерей сознания, а этот стиснет зубы, прикусит губу, наморщит лоб — вот и все внешние признаки.
— Даниэль! Хочу с тобой поговорить…
— Валяй, не стесняйся.
— Вот я все думаю о вас… Стив, Луис и Рюль компенсируют нервные затраты тем, что дурачатся без конца. А ты и Патрик? Чем спасаетесь вы, чтобы не сойти с ума?
Мой вопрос повергает Хмурого в задумчивость. Какое-то время он не отвечает, погруженный в свои мысли, затем, перегнувшись через стол, сжимает мою ладонь.
— Если я правильно уловил, то это вопрос на засыпку. Не знаю, право, что и ответить. Ну а за Патрика и вовсе не могу говорить.
— Должен же быть какой-то ответ! Разгуливаете с непроницаемыми физиономиями, никогда не срываетесь, не орете, не топаете ногами, но надо же как-то снимать напряжение. Так что давай, выкладывай правду! В чем твой секрет?
Даниэль отправляет в рот кусок мяса и усмехается.
— Пожалуй, в тебе.
— Во мне?! М-м… ну ладно. А раньше, когда меня не было?
— Возможно, это прозвучит глупо, но все проще простого: напряжение снимается как бы само собой. Прежде, когда мы с Эллой были вдвоем, она развязывала узелки, а теперь у меня есть еще и ты. Равновесие поддерживается любовью. Хотя, конечно же, и мои нервные клетки истощаются и гибнут, как у каждого нормального человека.
— Значит, все дело в любви, — без особой убежденности бормочу я.
— Я же говорил, звучит глупо, — улыбается Даниэль. — Заигранная пластинка. Но это так.
— Высокопарные слова!
— Скорее, возвышенные. Догадываюсь, каким будет твой следующий вопрос. Как можно сохранять спокойствие, имея дело с тобой? Это и для меня самого загадка. Но если уж требуется объяснение, я бы сказал так — в первую очередь важны не те слова, что срываются с твоего длинного языка, и не твои бесконечные закидоны, а то, что за ними стоит. И если чутье меня не обманывает, под бурными волнами скрывается прочная твердь. Возможно, для тебя это новость, но я привык шевелить извилинами. Способность мыслить, между прочим, тоже один из способов снимать напряжение. Когда удается все расставить по местам, сразу становится легче.