Золотая струна для улитки — страница 31 из 47

– Что ты жалуешься? Полмира с шефом объездила за полгода. Раньше только Испанию и видела.

– Я устала.

– А куда ехать-то?

– В Лион.

– Хочешь, я поеду?

– Ты?! Ты же всегда отказывалась.

– А теперь передумала.

Как знать, может, на одной из афишных тумб площади Беллькур ее тоже подстерегают слова «дирижер М. Айданкулов»?


– Как тебе Лион? – со знанием дела спрашивает Зоя. – Я там еще не была.

– Город как город.

– Что там интересного?

Афишные тумбы пестрят не теми фамилиями.

– Ничего.

– Ну, что-то там все-таки происходит? – Зоя растеряна. Обычно Андреа всегда оживляется, если речь заходит о памятниках архитектуры, музеях, достопримечательностях.

– Ничего особенного. Осень.


Осень лишь только осушила бокалы, поднятые в честь долгожданной победы над «бабьим летом», а зима уже наступает ночными заморозками. Первый снег выпадает, как всегда, неожиданно. Город просыпается, начинает суетиться, спешить, готовиться к новогодней лихорадке. Андреа живет в привычном для себя графике: работа, уроки с Сережей, заботы об Эрфане, встречи с подругами, воспоминания, воспоминания, воспоминания…

Раз в месяц расклейщики афиш меняют анонсы. На стенде, что на автобусной остановке возле работы, обычно рекламируют спортивные состязания и рок-концерты. Но сегодня там другой плакат. Андреа с волнением перечитывает: «Пако де Лусия и его секстет». На афише знакомый профиль, обнимающий гитару, смотрит на танцующую свою драму андалуску. Андреа не может оторваться от плаката, пропускает маршрутку.

– Я тоже хотела быть такой, – тихо раздается сзади.

Андреа оборачивается. Девочка не сводит взгляда с танцовщицы фламенко.

– Наташа! Где ты была? Почему не приходила? Я так ждала тебя!

Из-под надвинутой на лоб шапки Андреа сверлят колючие, недоверчивые глаза.

– А я, знаешь, переборола свой страх.

Взгляд немного теплеет, и уже через несколько молчаливых секунд черные раскосые бусинки буквально обрушивают на женщину жгучие искры надежды.

– А меня научите?

– Постараюсь.

– Как вас зовут?

И к юной балерине устремляется колокольное, звенящее колоратурное сопрано:

– Андреа.

Часть третья

1

«Герцогиня Альба небрежно держала драгоценный веер, почти закрытый и опущенный вниз… Она продолжала говорить и гладить собаку, когда правой рукой подняла веер, развернула его до конца так, что стал виден рисунок – кавалер, поющий под балконом, – снова закрыла и снова открыла». Вот так изящно Каэтана притворилась побежденной, а затем быстро и дерзко сообщила о том, что покорить ее невозможно.

Андреа откладывает роман Фейхтвангера. Удачный пример, но поймет ли его одиннадцатилетняя девочка? Андреа хочет помочь рукам юной танцовщицы, научить их разговаривать без уроков пластики. Пока получается плохо. Все, что понимает Андреа во фламенко, – музыка, танец она только чувствует, видит со стороны.

За последние две недели они с Наташей посмотрели фильм Сауры[51] пять раз, дважды ходили на выступления музыкальных коллективов, где рассматривали в бинокль неуловимые движения кистей рук, трижды посещали специализированные магазины, где накупили целый ворох кастаньет и пышных юбок.

Андреа ставит диск с фламенко и усаживается в кресло. Девочка подхватывает широкую юбку левой рукой и, выставляя вперед носки новых сапатеадо, начинает набирать темп, не переставая постукивать правой ладошкой накрученными на пальцы кастаньетами. Черно-красные фалды извиваются в бешеном ритме, на мгновение приоткрывая детские острые коленки и тут же опутывая их тяжелыми шелковыми оборками. Пурпурная гвоздика, закрепленная в распущенных волосах, медленно сползает к правому уху. Напряженные, сосредоточенные глаза улавливают ее движение, становятся растерянными и менее выразительными. Рука с зажатой кастаньетой испуганно мечется в такт музыке. Движения у девочки точные, четкие, ритмичные, но непродуманные. Бесхарактерные, бессудебные, немые.

– Ну как? – Наташа останавливается вслед за гитаристом, отпускает юбку, усаживается на пол, скрещивает ноги и, водрузив себе на колени Эрфана, с надеждой смотрит на Андреа.

– Не то, – вздыхает строгий судья.

Девочка поглаживает котенка и старательно делает вид, что отсутствие похвалы ее не волнует.

Андреа молчит, думает, вспоминает все, что когда-либо слышала о фламенко. Ребенок не выдерживает.

– Что же делать?

– Искать себя.

Прошло пятнадцать дней с момента их встречи у афиши с именем Пако. Там, у плаката, Андреа выложила малышке практически все, что случилось с ней за последние десять лет: рассказала про побег из дома, про жизнь с мужем, про его смерть, про игру на гитаре… Наташа уяснила главное: перед ней настоящая испанка, которая хочет и может помочь ей, которая привыкла существовать в ритме фламенко, забирая и отдавая все без остатка, которая, однажды выпав из привычного звучания, отчаянно хочет вернуться.

– Вы играете мою музыку? А мне сыграете?

– Только тогда, когда ты сможешь достойно аккомпанировать ей. Как только ты превратишься в настоящую андалусийскую деву, я возьму в руки гитару.

Это откровенный шантаж, но Наташа, несмотря на свой юный возраст, прекрасно помнит Андреа, стоявшую у окна танцевального зала, и понимает, зачем она приходила туда. Женщина смотрела на нее, питалась ее энергией, разговаривала с бабушкой, переживала, искала, нашла. Или это Наташа нашла ее? Нашла, чтобы встряхнуть, возвратить туда, где она должна быть, вдохнуть в рыжекудрую испанку новую жизнь? Вызов принят – и девочка протягивает руку Андреа.

Теперь все вечера заняты: дважды в неделю Андреа по-прежнему оттачивает аккорды, радуясь успеху своего гитариста.

– Сыграешь в следующий раз этот кусок безошибочно, я тебе кое-что подарю.

– Что?

– Не скажу. Работай.

В любом случае подарит. В тумбочке давно лежит билет на концерт Пако.

– Держи. Это то, что действительно называется музыкой.

Сережа прячет бесценный приз в карман и, спохватившись, спрашивает:

– А вы?

– Я не пойду. Не могу.

– Не можете? – Сереже сложно поверить. Билет недешевый. Вдруг Андреа лишает себя удовольствия ради ученика?

– Не могу, правда. Концерт в среду, а в среду я не могу.

По средам, как, впрочем, по понедельникам и пятницам, Андреа пытается найти себя в хореографии. Наташа приходит к ней, к себе не приглашает.

– Я сказала бабушке, что хожу в школу на факультатив. Занимаюсь испанским.

– Por que?[52]

– Потому что, – тут же понимает ребенок, – если скажу правду, она разволнуется.

– Мы можем заниматься у тебя.

– У нас места мало. У меня комната всего двенадцать метров, а в центре бабушкиной – обеденный стол, и еще у нас Мила.

– Мила?

– Да. Собака. – Наташа удивленно рассматривает улетевшую куда-то Андреа. – О чем вы думаете?

– Я думаю, надо познакомиться с твоей бабушкой, и у нее не будет поводов для волнений. И еще: говори мне «ты».

– Я тебя попозже с ней познакомлю. Давай устроим ей сюрприз. Пожалуйста! – тянет Наташа с детским кокетством, преданно заглядывая в глаза.

– Ладно. Придется тебя еще и испанскому научить. Чтобы хоть как-то оправдать вранье.

Андреа беспрерывно думает о том, как помочь девочке соединить неуемные, отточенные, поразительные движения ног с хаотичным, неуклюжим бегом рук: заставляет ее читать статьи, водит на представления, показывает кино. Безрезультатно. Андреа расстроена, подавлена, Наташа доверчива и оптимистична. Ждет наставлений и четкого указания, где и как искать. Поднимается с пола, сворачивается с Эрфаном клубочком на диване и хитро спрашивает:

– Расскажи, как мне найти себя? – Спрашивает не потому, что хочет услышать мгновенный, точный ответ, а для того, чтобы ей поведали что-нибудь интересное. Андреа столько всего знает.

«Если бы я только знала», – думает про себя Андреа, а вслух произносит:

– Хитрюга! Ладно, слушай. Эту историю рассказывают про великого физика-экспериментатора прошлого века Петра Леонидовича Капицу. И относится она ко времени, когда он жил и работал в Европе, в лаборатории у ученого Резерфорда.

Владелец одной фабрики был чрезвычайно обеспокоен. Паровой генератор, который обеспечивал светом и энергией весь его завод, сильно вибрировал. Это очень сложная проблема, общего решения которой не существует и сейчас. Множество экспертов пытались починить его, но все их попытки были безуспешны.

– Время – деньги, – повторял себе владелец фабрики, подсчитывая убытки из-за потерянной продукции, – время – деньги.

В этот момент человек в голубом комбинезоне заглянул к нему в контору.

– Я могу починить ваш котел, сэр, – сказал он.

Фабрикант был не впечатлен.

– Я приглашал лучших из лучших специалистов, чтобы они починили паровой котел, но никто из них не смог помочь мне. Посмотрите на себя, у вас только маленькая сумка с инструментами, да и инструментов в ней не так много, если я не ошибаюсь.

– Совершенно верно, сэр. Я взял только те инструменты, которые пригодятся мне для выполнения этой работы. Так вы позволите уладить вашу проблему?

Рабочий не произвел впечатления на фабриканта, но, поскольку терять ему было уже нечего, он повел его в помещение, где находился котел. В центре комнаты стоял сам котел. От него во всех направлениях тянулось огромное количество труб, сообщающихся с каждым помещением завода.

Покровительственным тоном фабрикант пригласил работника приступать к делу. Спокойно и без суеты человек в голубом комбинезоне вынул из своей сумки один инструмент, маленький резиновый молоток.

Аккуратно и методично он начал простукивать различные участки машины, внимательно прислушиваясь к звукам, которые издавала металлическая поверхность. За десять минут он простучал датчики давления, термостаты, подшипники и соединения, где, как он предполагал, находится повреждение. Наконец он вернулся к своей сумке с инструментами, положил на место маленький молоточек и выбрал большой молоток.