Почему не видно никого из нобилей? Слуги да собаки… странно. Я вылезла из кустов, и сомкнувшиеся ветки скрыли от меня малиновый всполох шатра. Может, стоит обогнуть озеро и подобраться поближе? И хочется, и колется… Я уже решила, что посмотрю на Каланду издали, а близко подходить не буду. Тут небось вся Леогертова свита собралась. Незачем мне им под ноги попадаться.
Я двинулась вдоль берега, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Длинное Алое озеро лежало в низинке, между двух сходящихся холмов, южный берег у него был низкий и песчаный, кое-где заболоченный, а северный поднимался обрывом. Я перешла вброд мелкое болотце, нестрашное щупальце знаменитых Доренских топей. Перебралась через ручей, он брал начало от Ключей Дорена, бьющих из склона соседнего холма – и тут услышала смех. Совсем рядом, за густой стеной ольховых и ивовых ветвей, непроницаемой для взгляда, но не для слуха.
Я узнала это место. Узнала, хоть подошла к нему с другой стороны: там, в прибрежных зарослях, лежало в воде поваленное дерево. Именно с этого дерева я разговаривала прошлый раз с андаланской принцессой Каландой.
Смех, неразборчивый говор и плеск воды. За кустами купались женщины. Кажется, две. И, кажется, одна из них…
– Эй! Ты что это здесь подглядываешь?
Я подскочила от неожиданности.
Охранник. Молодой рыцарь в черненой кольчуге поверх длиннополой котты. В руке – обнаженный меч.
– Стань прямо, – велел он, сурово хмурясь. – Руки покажи.
Я показала руки.
– В корзинке что?
– Пусто.
За сегодня я не успела ничего собрать. Уже вторую неделю, отправляясь в лес, я сперва бежала к Алому озеру и только потом, уныло побродив по окрестностям, принималась за свои дела.
– Это заповедный лес, – глядя на меня с отвращением, процедил охранник. – Что ты здесь искала, смердка?
Вместо ответа я отцепила и показала на ладони фибулу принцессы.
– Нашла, что ли? – чуть смягчился он, протягивая руку.
Я отступила. Еще чего! Ручонки свои загребущие растопырил!
– Это сигна. Сигна де Аракарна. Принцесса сама дала ее мне.
Пауза. Молодой рыцарь прищурил глаза.
– Что ты сказала? – поинтересовался он ледяным тоном.
– Сигна де Аракарна, – повторила я заученно. – Знак Каланды Аракарны.
– Ты украла ее, – заявил он, вкладывая меч в ножны и делая шаг ко мне. – Ты ее стащила. Ты воровка. А ну-ка верни чужую вещь!
Я попятилась, размышляя, звать ли мне на помощь или бежать со всех ног. Но тут кусты за моей спиной зашуршали.
– Стел, тонто, но! Лархате!
Я обернулась – она! Она, моя принцесса, прекрасная и блистающая словно молния, выломилась из кустов мне на помощь.
– Не сметь! Не сметь, Стел! Эхто эх ми араньика!
Она воздела кулак – и широкий, не схваченный у запястья рукав скатился к плечу, обнажая тонкую смуглую руку с неожиданным рельефом мышц. Наспех натянутая на мокрое тело рубаха облепила крепкую грудь, из глаз чуть только искры не сыпались… ой-ей…
Рыцарь разинул рот – и залился краской, точно его в кипяток окунули. Он мгновенно развернулся, отбежал на несколько шагов и застыл на взгорочке спиной к нам. Он то ли сжимал себе виски, то ли ощупывал лицо, будто получил пощечину.
– Араньика, айре! – воскликнула Каланда, обращаясь ко мне. И добавила еще что-то на своем звучном гортанном языке.
Засмеялась, сверкая зубами. Мокрые кудри пятнали шелк рубахи. В ушах ее раскачивались сережки с красными прозрачными камешками, гоняя по щекам сияющую алую рябь. Я глубоко поклонилась.
– Здравствуй, госпожа моя.
– Стел тебя ловил, хватал? Ловит, хватает?
– Он не поверил, что ты дала мне сигну, госпожа, – зловредно нажаловалась я. – Он сказал, я ее украла.
– Стел, эй! Это есть моя сигна, я давать ее пара эхте нэна. Стел!
– Да, моя госпожа.
Ему пришлось повернуться к нам лицом. Он стоял весь красный, упершись глазами в землю.
Тут кусты за нашими с Каландой спинами снова раздвинулись.
– Что здесь происходит?
Вышедшая к нашей компании женщина была необыкновенна. Хотя бы тем, что оказалась явно землячкой Каланды – такая же темноглазая и смуглая, но ее великолепные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу. Еще она носила платье, а не мужской костюм, подобно Каланде, и она была старше принцессы лет на десять. Платье она тоже натягивала в спешке; оно сидело чуть скособоченно, и шнуровка свободно болталась, однако сей решительной даме это ничуть не мешало выглядеть царственно и даже грозно.
– Кто эта девочка, Стел? – спросила она, внимательно рассматривая меня.
Вместо охранника ответила Каланда. Она что-то быстро проговорила на андалате.
– Араньика… – Дама повторила прозвище, которым окрестила меня принцесса. Говорила она свободно, практически без акцента. – Помню, помню, ты как-то рассказывала. Маленькая ведьма.
Я замотала головой:
– Лекарка. Не ведьма!
– Ну-ну. Не бойся, дорогая. Не ведьма так не ведьма. – Она довольно холодно усмехнулась и откинула голову, внимательно меня рассматривая, словно собиралась покупать. – Ты чья? Где живешь?
Я сказала. Скрывать мне было нечего. Когда дама узнала, что я грамотная и неплохо читаю на старом андалате, подняла бровь. Каланда снова что-то произнесла. Женщина кивнула, не сводя с меня испытующего взгляда. И вдруг улыбнулась – словно приняла какое-то решение.
– Принцесса желает, чтобы ты сопровождала ее, араньика. Сейчас ты поможешь нам привести себя в порядок, а потом будешь прислуживать за обедом. Это желание Каланды Аракарны. А меня можешь называть госпожой Райнарой.
* * *
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
И снова панцирь льда. Нет, не панцирь – я впаяна в льдину, в ледовый монолит, где нет ни света, ни воздуха, а эта мерцающая зелень – вовсе не свет, это обманка, насмешка… подделка. Можно ли верить тому, что я вижу в этой зеленой мгле? Существуют ли на самом деле эти скалы в натеках каменного воска, эта тлеющая фосфором вода, эти своды, уходящие во мрак, сам этот мрак…
Мрак существует. Я точно знаю. Он здесь. Вокруг. Во мне. Во мне его даже, кажется, больше, чем вокруг. Он свернулся, тяжелый, словно цепь, его кольца бухтой уложены в животе, его щупальца распяли мои руки над плоскостью небытия. Он сосет и лижет сердце у меня в груди. Он питается мною.
Мне не больно. Просто я кончаюсь. Я прекращаю быть.
Я кончаюсь, слышишь?!
Слышу.
Высокое небо, я слышу! Дракон, пленник, это ты?!
Судорога!
Меня выгибает, дребезг натянутых цепей, в глазах мечется зелень. Волосы ливнем лезвий хлещут по плечам, расчерчивая фосфор кожи черным пунктиром царапин. Вдох! В легкие льется пустота. Крик! Пустота множится эхом. Внутри обеспокоенно ворочается мрак, поднимает змеиную голову. Стискиваю кулаки. Металл браслетов полосует запястья. Скалюсь. Рву зубами соленый бок пустоты. Она черна и ядовита.
Помрачение.
– Ишь ты, – ворчливо бормочет Амаргин, – развоевался. Чуть не затоптал девчонку. Под ноги смотреть надо, э?
Обморок выравнивает дыхание. Я гляжу сквозь полусомкнутые ресницы – он. В мокром балахоне, лицо его в бесцветном гнилушечном освещении неприятное и плоское. Стоит передо мной по щиколотку в воде. У ног – тело женщины в белом платье.
Мое, между прочим, тело.
Амаргин! – зову я.
Нет голоса. Не могу пошевелиться. Только подглядывать могу в щелку оледеневших век. Амаргин смотрит на меня, подняв брови.
– Угу, – кивает он и оборачивается куда-то в темноту. – Скоренько, говоришь? А скоро только мыши плодятся. И почему я не удивлен? Как ты думаешь, Чернокрылый?
Тьма расступается завесой, рождая силуэт божества. Патина древней бронзы лепит надменное неподвижно-неистовое лицо. Черные глаза нетопырями летят ко мне (эй, мрак, отступись, эта тьма – не просто тьма, это обратная сторона пламени). И снова – проникновение. Туда, в застывшие мои недра скользнула – не змея, нет – струйка расплавленного металла. Пламя узким ланцетом разъяло меня – на меня и не меня. И еще раз не на меня. И, рассмотрев, сомкнуло наши опаленные края, объединив в прежнее целое. Больно, но аккуратно. Заражения не будет.
– Дракон побеждает, – глухо говорит Вран, и голос его вместо воздуха заполняет собою пространство.
Пустота радуется, пустота катает в ладонях тихий громовый раскат: когда еще ей доведется наполнить себя ни стоном каким-нибудь, ни кашлем, не бормотанием – благородным звуком истинной речи!
– Дракон побеждает, а малыш не замечает этого. У него нет шансов.
– Есть, – возразил невзрачный Амаргин. – Вот он валяется в воде, его шанс.
– Ты хочешь одной стрелой поразить двух зайцев, друг мой.
– Я присматриваю за ними, – сказал Амаргин. – Я присматриваю.
Золотая свирель
На этот раз я вытащила Кукушонка из мертвого озера до того, как он потерял сознание. Однако он еще некоторое время сидел на берегу в жилой пещерке, весь синюшный от удушья, трясясь и клацая зубами. Я накинула ему на плечи одеяло.
– Отвези меня в город, – попросила я.
– Что? А… да. – Пауза. – Давай огонь разведем?
– Зачем? Пойдем наружу. Солнце уже встало, сейчас согреемся. А еды все равно нет, незачем плавник зазря жечь… Шевелись, Ратер, мне тоже холодно. И я есть хочу. Ты небось позавтракал?
– Не-а. До свету сбежал, пока все спали. Чтобы кухарить не приставили.
– Ну и нечего тогда рассиживаться. Пойдем!
Я достала свирельку и махнула парню, чтобы не зевал.
Звонкая музыкальная фраза косо прорвала каменную кожу, выворотила клочья багряного гранитного мяса. Сквозь прореху тут же ввалился янтарно-розовый сноп низких утренних лучей, весь в блестках кварцевых пылинок. Мы проскочили в щель. Ратер обернулся – но скала уже выглядела монолитом, без трещин и щербин.
– Ишь ты, ешкин кот… Слышь, Леста, давно спросить хотел, что это у тебя за дудочка такая?
– Сам ты дудочка. Это свирель.