– Э-э-э… ра-а… о-о-о…
Округлое тельце моллюска медленно взорвалось, сначала бархатно-бурой, а затем масляно-золотой вспышкой, на мгновение распустившись лохматым солнечным георгином – и каскадом хлынуло, пролилось вниз, звенящим шелестом перекрыло мучительное мычание великанского голоса.
– …!!!
Я покачнулась, едва удержавшись на столе. Горло саднило так, словно я кричала на ветру… а в проходе между столами, там, где только что топтались шесть человек, возвышался курган золотых монет.
Вершина кургана на ладонь понималась над столешницами. Основание его широко растеклось по соломе, и в нем, как в зыбучих песках, увязла мебель.
Мама моя… это что, все высыпалось из маленького кошелечка короля Нарваро Найгерта? Господи помилуй!
– Золото! – взвизгнула служаночка. – Чтоб мне провалиться! Чтоб мне провалиться!!!
Курган зашевелился, осыпался со звоном, на поверхность вынырнула чья-то багровая рожа с безумными глазами.
Служаночка перебежала зал, бросилась перед кучей на колени и принялась поспешно нагребать монеты в подол.
– Налетай!!! – Я закашлялась, окончательно сорвав голос. – Золото! – захрипела я, подбадривая напуганных. – Скорее, пока вас не опередили!.. Вира… за вашего Гафа…
Курган бодро шевелился, из недр его доносились удивленные возгласы. Посетители повылезли из углов и поспешили за своей долей. По лестнице застучали шаги – появилась хозяйка.
Я слезла со стола. До меня уже никому не было дела. Давешние мстители, ошалев, возились в звенящей куче, загружая золото за пазуху, наполняя шапки и подолы.
Хлопнула дверь, раздался удивленный вскрик – и я поняла, что у меня очень мало времени.
На четвереньках я заползла под стол, куда еще никто из страждущих не догадался забраться, и принялась по-собачьи рыть осыпающийся склон.
– Пепел! – в горле ужасно першило, все время хотелось кашлять. – Ты где, Пепел? Отзовись!
Под коленями я почувствовала что-то мокрое – и с ужасом обнаружила, что солома у края кургана пропитана кровью, а по подолу быстренько расползается темное пятно.
Проклятие…
– Пепел!
Рука на что-то наткнулась, я запустила туда вторую – ворох ткани, мокро… сгребла в горсть, рванула… склон рухнул, засыпая мне колени, я, наконец, увидела Пепловы пегие космы, перекошенное лицо и накрепко зажмуренные глаза.
– Пепел, ты жив? Ты жив?
За спиной у меня послышалось шебуршание и сдавленный возглас – кто-то догадался обойти курган и обнаружил незанятые территории. Я хлестнула бродягу по щекам – раз и еще раз.
– Да очнись же ты, наконец!
Он вздрогнул и сморщился от удара еще больше.
– Г… госпожа…
– Вылезай отсюда! Скорее! Сейчас здесь смертоубийство начнется!
Кое-как, с моей помощью, Пепел выкарабкался из-под груды золота. Рядом надрывно сопел и толкался в спину очумевший старатель.
– Ты сильно ранен?
– Ничего страшного, продержусь. Оглушило немножко.
– Скорее, Пепел, пожалуйста…
– Да я догадался уже…
Мы вылезли из-под стола и поняли, что уходить-таки придется через окно. Куча золота уменьшилась больше чем на треть, а то, что осталось, растащили почти по всей зале, количество же старателей увеличилось вдвое. Кое-где уже вспыхнули ссоры. Дверь была заперта на засов, и к ней подтаскивали один из двух длинных общих столов.
Я вылезла в окно и помогла спуститься Пеплу. Похоже, рана его и в самом деле не была опасной, хотя рубашка на левом боку пропиталась кровью, и сам герой при ходьбе заметно кособочился.
Мы поскорее спустились в проулок, свернули в какую-то подворотню, пересекли улицу Олений Гон и снова углубились в переулки. Мне хотелось уйти от гостиницы как можно дальше.
Кстати, где-то здесь была площадь с фонтаном, где я впервые увидела Пепла и, на свою беду, подала ему золотой. Ага, вот и она. С фонтаном и кумушками.
– Ой-ей! Пепел, голубчик, кто ж тебя так, сердешный?!
– Кровищи-то, кровищи…
– Ой, девочки, как же так, средь бела дня мирных людей по живому режут!..
– Не расстраивайтесь по пустякам, добрые женщины. – Любимец кумушек одарил всех щербатой улыбкой, и добрые женщины разом умилились. – В кабаке споткнулся и неловко упал на вертел… а светлая госпожа была так милосердна, что помогла мне добраться до вас.
Я фыркнула и откашлялась:
– Видели бы вы, как драпал жареный поросенок! Пепел, снимай рубашку, я хочу посмотреть, куда тебя ткнули.
Он не стал спорить и рубашку снял. Я осмотрела и промыла рану – и впрямь, ничего опасного, лезвие скользнуло вдоль ребер и кровь остановилась сама. Одна из добрых женщин пожертвовала на повязку старое полотенце, другая вынесла старую мужнину рубаху – и Пепел оказался умыт, одет и доволен, правда, петь отказался, ссылаясь на отсутствие «сухой ветки», рану и усталость.
Пока он любезничал с горожанками, я попыталась тихой сапой смыться, но неотвязный Пепел нагнал меня у края площади.
– Куда же ты направилась, госпожа моя?
Он пристроился рядом и зашагал бок о бок, искательно заглядывая мне в лицо.
– Ох, не знаю. Боюсь, мне придется уйти из города. Как можно скорее.
– Хочешь, я спрячу тебя, госпожа?
– С чего бы это? – я остановилась.
– Хотя бы на время. Тебе надо успокоиться и подумать. Услуга за услугу – ты вытащила меня из этой заварухи.
– А ты кинулся меня защищать, хоть тебя никто и не просил.
Он вскинул голову, отбрасывая за плечи слипшиеся жидкие косицы великолепным жестом обладателя буйной гривы:
– Женщине не обязательно просить о помощи, госпожа, чтобы получить ее от меня.
Чертов нобиль. Сапог – и тех нет, рубашка с чужого плеча, а туда же, петушится, хорохорится, гонор показывает. Альтивес грандиосо. Гордый, итить… Хотя храбрости ему не занимать, это верно. Вот чего не ожидала!
Я улыбнулась:
– Даже ведьме?
– Да разве ты ведьма, госпожа?
– А ты еще не понял?
– Я-то как раз все понял, – заявил он высокомерно. – Это те недоумки не поняли ничего. И не поймут никогда. Их примитивному воображению до такого не подняться.
Что-то напридумывал себе сумасшедший поэт. Пропасть с ним, пусть думает, что хочет. Еще один мечтатель мне в коллекцию. Кстати, Ратер. Вот с кем мне надо поговорить. Небось дуется на меня. Извинюсь, на меня и вправду тогда помрачение нашло от отчаяния.
– И куда же мы пойдем?
Я вдруг почувствовала, насколько устала и измотана. Хотелось повесить все свои заботы на более крепкую шею и спрятаться за надежной широкой спиной, хотя бы за Пепловой. Насчет ширины и надежности я, конечно, погорячилась, но лучше что-то, чем ничего. Вот Ю был бы гораздо надежнее, но Ю…
– Здесь недалеко, – сказал Пепел. – Я слышал, зимой тут почти целый квартал выгорел, только несколько домов осталось. Говорят, лорд Виген их купил, под новую церковь, но пока строительство не началось.
– Так ты живешь в заброшенном доме? Не очень-то разумно. Первая облава…
– Ха! – он самодовольно усмехнулся. – Все не так просто, прекрасная моя госпожа. Пойдем, сама увидишь.
Мы миновали черный выгоревший квартал, пугающе безлюдный в пределах города, если не считать пары-тройки шарахающихся по углам подозрительных личностей, однако обильный бродячими собаками и кошками всех мастей. В конце однообразного вала закопченных руин уцелело четыре дома – по два с каждой стороны улицы. Первый по левую руку мы обошли с тыла, через взломанную дверь черного хода проникли внутрь, но вместо того, чтобы подняться в комнаты, Пепел потащил меня к каменной лестнице в подвал.
Света он не запалил и довольно долгое время мы двигались в темноте, непроглядной даже для моего тренированного зрения, а уж как ориентировался здесь Пепел осталось для меня загадкой. Потом мы на ощупь лезли по винтовой лесенке до круглой каменной площадки, где не менее недели назад сдохла какая-то тварь, надеюсь, что некрупная. Здесь мой спутник остановился и зашуршал чем-то, я ясно услышала, как звякают ключи. Скрипнула дверь.
– Проходи, госпожа моя. Только пригнись, здесь низко.
Он подтолкнул меня в спину, и я, пригнувшись, шагнула через порог. И сразу врезалась головой в груду чего-то мягкого, пыльного, колышущейся стеной вставшего на пути.
– Осторожно, это старая одежда. Проходи сквозь нее.
Я кое-как разгребла душные глубины и вывалилась на свободу, зажимая пальцами нос, чтобы не расчихаться. Оказалось, что потайная дверь пряталась под лестницей, а лестница эта находилась в большом холле городского дома, освещенном только узкими полосками света, пробившимися в щели ставен.
Пепел продрался сквозь одежду, фыркая и кашляя от пыли.
– Это жилой дом, – сказала я, оглядываясь.
– Он заколочен. Хозяева уехали. Пойдем, госпожа моя, наверх.
– А ты посчитал возможным пожить здесь, пока их нет? А если они приедут и обнаружат нас?
– Они не приедут.
– Откуда ты знаешь?
– Не беспокойся, прекрасная госпожа, для этого нет никаких причин. Лучше взгляни – здесь несколько комнат, и ты можешь выбрать любую на свой вкус.
На втором этаже действительно оказалось несколько богато обставленных комнат; три спальни, гостиная, кабинет… Этот дом явно принадлежал какой-то благородной семье, на лето уехавшей в родовое гнездо где-нибудь на побережье.
Я вошла в одну из спален с обтянутыми зеленым шелком стенами, с огромной кроватью под зеленым шелковым балдахином, походила кругами, бесцельно потрогала безделушки на каминной полке, потом села на постель – длинные спицы света, косо пересекающие комнату, задымились золотой пыльцой.
– Мне здесь нравится.
Пепел тенью вошел следом, неслышно ступая босыми ногами по полу, словно засыпанному тонкой серой пудрой. Провел пальцем по панели серванта – потянулся длинный извилистый след.
– Оставайся здесь, госпожа моя, будь как дома. Я схожу в город, принесу что-нибудь поесть.
– Будь осторожен.
– Это тебе не следует сейчас показываться на улицах, госпожа. Меня никто не запомнил, а тебя будут искать.