Кое-как перебравшись по шаткому мостику над ручьем, я влезла на скользкий склон и углубилась в заросли заброшенного кладбища. Здесь было очень темно и очень сыро, зудели комары (откуда они только взялись в конце августа?), все тропинки куда-то подевались, крапива и ежевика путались под ногами… я, наверное, с самого начала свернула не туда.
Выдравшись из зарослей, я обнаружила, что стою в тылу у сгоревшей церкви, а сквозь скелет ее колокольни насмешливо перемигиваются звезды.
В какой-то момент мне показалось, что в траурном кружеве обнаженных перекрытий вырисовывается неподвижный силуэт сидящей собаки, и тускло-красные огоньки сверху смотрят на меня. От неожиданности я моргнула – и морок исчез.
Прикинув направление, я повернула в сторону оврага. Тьма вокруг стояла необычайная – луна не вышла, а звездный свет не рисковал спускаться к самой земле. Кладбище словно кто-то перекопал вдоль и поперек бесконечными овражками и колдобинами, нарочно заплел все вокруг невообразимо мусорным подлеском, перепутал все могилы и понакидал везде непонятных обломков. Мое ночное зрение, похоже, отказало. Я совершенно потеряла направление.
Я ощупывала покосившиеся памятники, пытаясь вслепую прочесть надписи, но щербины и желобки на камнях не желали складываться ни во что вразумительное. Отчаявшись найти могилу «Живые», я принялась в голос звать Эльго… но только всполошила уснувших в черных кронах птиц. Кладбище вымерло… Вымерло. Кладбище.
Новая попытка выбраться хоть куда-то вывела меня все к той же сгоревшей церкви.
Я усмехнулась, а потом села прямиком в мокрую крапиву и заплакала.
Почему?
Почему все наперекосяк? Почему все меня бросили? Где Пепел? Где Эльго? Где Амаргин, черт его дери???
Ирис!
Ирис, почему ты оставил меня? Почему ты позволил Королеве вышвырнуть меня за дверь, словно нашкодившего котенка? Я же не шкодила, я… Это случайно получилось, я не виновата, что моя фюльгья оказалась полуночной. Фюльгий не выбирают, как не выбирают родителей, детей, братьев и сестер. Как не выбирают собственное отражение: что отразилось – то твое, каким бы страшным и косорылым оно ни оказалось.
* * *
Сумерки
– Перла, у меня нет слов… Такого платья не было даже у Каланды! Это не полотно, это шелк, лучше шелка…
– Такие платья не для смертных, девочка. Благодари за него Босоножку, не меня. Иди, тебе пора. Найдешь сама дорогу?
– Найду, конечно… Ох, Перла, мне кажется, я сейчас взлечу!
Вместо ответа Прекрасная Плакальщица улыбнулась и откинула полог шатра. Я выбежала на свет. Ночь уже кончилась, лунные полосы на песке погасли, а над морем разгоралось медленное серое утро.
Странное утро. Неподвижное, холодное… зимнее.
Я сделала пару шагов – и остановилась. Прямо под ногами простерлись руины песочного города – кто-то совсем недавно играл здесь, на берегу, выстраивая замки и крепости по периметру круглого рукотворного озерка. От озерка до воды был прорыт канал, перегороженный дамбой; дамба разрушена ударом ноги. Башни просели и оползли, песчаные наплывы осыпались. Травинки и веточки, воткнутые вокруг и изображавшие деревья, – повалены и затоптаны. Разрушитель оставил следы – пятипалые звезды с глубокими бороздками когтей и длинной лягушачьей пяткой.
Я кусала губы, глядя на песчаный городок. Что-то резало глаз. Что-то было не так.
Ящеричьи следы? Сам факт разрушения? Может – лед?
Песок схватился и застыл; следы, ямки и рытвины в нем застеклила молочная эмаль, скрывающая хрустящую пустоту. Рукотворное озерцо превратилось в белый пустой кратер. Сахарное стекло в нем было варварски взломано, дно усыпано осколками.
Пляж казался седым от изморози. В дюнах шуршал сухой снег, в ложбины меж ними намело белого крошева, а шатер Перлы потерялся между склонов, словно его и не было.
Ветви сосен неистово метались. Я видела, как проносятся по песчаным вершинам рваные ленты поземки, но ветра не ощущала. Холода тоже не было, я стояла на заиндевевшем берегу в легком летнем платье и ни капельки не мерзла.
Море не двигалось, не дышало. Пустоватый, жесткий запах снега наполнял воздух. Горизонт затянула пепельная мгла. Я видела ровную, как стол, стеклянную гладь, матовую, с пузырями, у самой кромки, и темную, хрустально-прозрачную уже в нескольких шагах от берега. Бывшую полосу прибоя в три яруса вышил иней. Следы лягушки-переростка уходили под лед.
Я шагнула на ледяное зеркало… черное зеркало – мое перевернутое отражение затемнила глубина. Сквозь собственный силуэт я видела ребристое морское небо, цветные камешки и неподвижные лохмотья водорослей. Отражение само походило на тень: внутри его контура виднелось пространство дна, а за контуром тусклым серебром светился лед.
Я сделала шаг и еще один. Потом осторожно оттолкнулась и проехалась, скользя подошвами. Отражение темной тенью летело подо мной. Я раскинула руки для равновесия, разбежалась и снова поехала по льду.
Меня развернуло, закружило, красиво взвихривая белый подол, и в конце концов бросило на колени. Я тихонько засмеялась, но смех мой прозвучал странно и чуждо, словно упала на лед связка ключей.
Вставая, я снова опустила взгляд к отражению – теперь контур его замыкал зеленоватую непроглядную тьму. Должно быть, я выехала на приличную глубину. Зато проявились черты лица и светлое пятно одежды. Может, из-за состава воды, может, еще по каким-то причинам, но и лицо, и платье казались зеленоватыми. Я показала себе язык. Тоже зеленый.
Взглянула на берег – песчаного замка уже не было видно. В воздухе разливался странный млечный свет, дважды отраженный зеркалом льда и пепельной дымкой неба. Не отрывая ног, я заскользила вдоль берега, поглядывая на свое перевернутое отражение. Меня забавляла зелень кожи, какие-то странные пятна и полосы, нырки и неуклюжие взмахи рук.
Потом мне показалось, что на мне нет одежды.
Я остановилась, огладила новое платье. Отражение послушно потрогало себя за бока. Живот и грудь у него светились белым, а руки казались гораздо темнее. Эй, что это?
Я наклонилась недоуменно – отражение наклонилось навстречу. Скуластая мордашка с острым подбородком, широко расставленные темные раскосые глаза, неаккуратная грива волос явственно зеленого цвета…
Это не мое лицо. Это не я, провалиться мне на этом месте. То есть совершенно, абсолютно не я!
Отражение, повинуясь моим порывам, ощупало свои щеки и нос, скорчило рожу и опять высунуло язык. Физиономия у отражения, несомненно, создавалась для всякого рода гримас. А язык был серый, тонкий и раздвоенный на конце.
Отражение оказалось совершенно обнажено, я разглядела смешные веточки ключиц, узкие плечи, маленькую девчоночью грудь и трогательно сомкнутые коленки. Кожа отражения была зеленоватой, ее покрывали темные полосы и пятна, сходящие на нет на бледном животе.
Я опустилась на колени, чтобы лучше видеть. Существо из опрокинутого мира точно повторяло мои движения.
– Эй, – сказала я. – Кто ты?
У существа шевельнулись губы, беззвучно дублируя мой вопрос. Глазастая мордашка отражала безмерное удивление – мое или его собственное, поди разбери…
– Кто ты? – спросила я еще раз. Существо из-подо льда задало мне тот же вопрос.
Я улыбнулась – и она улыбнулась, опоздав на долю мгновения. Я положила ладони на лед, вернее, на ее ладони, поспешно подставленные снизу, отделенные от моих только слоем замерзшей воды.
– Вылезай оттуда, – сказала я. – Вылезай, покатаемся.
Ее губы забавно шевелились. А глаза напоминали зеркальные очи Перлы – абсолютно черные, лишенные белков и радужки, только не отражающие все вокруг, а совсем наоборот. Они походили на большие замочные скважины, так и хотелось прильнуть к ним собственным глазом и посмотреть, что там внутри. Еще у нее оказались удивительные уши: они высовывались из копны волос, очень большие, зубчатые, похожие на крылья летучей мыши.
Существо глядело на меня из-подо льда – странное, немного смешное, немного страшноватое. Оно играло со мной точно так же, как и я с ним, и, похоже, удивлялось не меньше.
Снова обмен улыбками, потом губы ее задвигались, и я услышала собственный голос:
– Меня Лессандир зовут, а тебя как?
Мы обе ошарашенно прислушались, похлопали глазами и переспросили:
– Как?
И расхохотались.
Она, растопырив локти, начала наклоняться к разделяющей нас границе – я вдруг осознала, что делаю то же самое. Глаза существа невероятно приблизились… расплылись от приближения… губы мне обожгло прикосновение льда… он вдруг замутился от нашего дыхания и потек, проплавляясь.
Резкая боль в затылке мгновенно отрезвила меня. Я схватилась за больное место – и нащупала чью-то пятерню, накрепко вцепившуюся в волосы. Внизу, на краю зрения, блеснул длинный светлый луч… лезвие меча, крест-накрест перечеркнувшее размытый силуэт отражения. От кончика лезвия по льду мгновенно разбежалась сетка тонких трещин, лед побелел и перестал быть прозрачным.
Рывком меня вздернули на ноги.
Отпустили. Развернули.
Матовый отсвет кольчуги под черным, с серой отделкой нарамником. Грубый плащ цвета ржавчины, волосы такого же цвета, только на тон темнее. Жесткое, даже угрюмое лицо, очень внимательные, чуть прищуренные глаза. Эти глаза и подсказали мне, что передо мною не человек.
А так незнакомец был поразительно похож на какого-нибудь рыцаря из дружины короля Леогерта Морао. Кроме того, я еще ни разу не видела, чтобы кто-то здесь носил оружие (Ирисов крохотный нож не в счет – им разве что мышь можно было бы убить, да и то, если она сама на этот нож с разбегу кинется).
Незнакомец смерил меня недружелюбным взглядом и спросил:
– Смертная женщина. Откуда ты здесь? Зачем играешь с Полночью?
– Полночь? Там, подо льдом – Полночь?
Он с лязгом вбросил меч в ножны. Дернул головой, приказывая мне двигаться следом, а сам зашагал по льду к берегу. Я поспешила за ним.
– Кто ты такая? – бросил он через плечо.
– Меня зовут Лессандир, я…