– Повадки у тебя господские, вот чего.
– Брось. Я, было время, господ потешал, в королевские палаты вхож был, вот и набрался красивых манер. Таким, как я, нельзя иначе, простеца немытого, вежества не знающего, на порог не пустят.
– Тогда наемничал, поди?
– Нет. Не наемничал. Лицедей я, не воин. Менестрель.
– Песенками, што ль, балуешься?
– Да какое баловство, помилуй! Менестреля песенки кормят, как волка – ноги. Да и ноги мне тоже ой как надобны. Где свадьба, где похороны, где праздник какой.
– Ну, ну… А драться против мечника как научился?
– Ну, мил человек, я же не первый год на свете живу.
– Да я вот тоже не первый год. Ненамного тебя старше, поди. А вот против мечника от меня толку чуть, даже если самому меч в руку дадут. Не учен потому что. А чтоб с палкой, да супротив меча…
– Да повезло мне просто, Хелд. Испугался мужик, мы же вдвоем набежали. Не ждал он нас с тобой.
– Спужался – не спужался, а напрыгнул будь здоров! Я уж решил, все, суши весла, порубит он тебя.
– Повезло, говорю.
– Темнишь ты, друг, все одно. Недоговариваешь.
Ясен пень, недоговаривает. И не скажет ничего, зря ты, Хелд, стараешься. Так и будет мокрым камешком из руки выскальзывать. Нобиль он, Хелд, у него это на лбу написано. А что признавать того не хочет – его право. Это нам с тобой не понять, что за корысть благородному простецом прикидываться. А у него – причины. Возвышенные, и нам с тобой, серой кости, недоступные. Обет у него, Хелд.
Отстань ты от него.
– А мечом орудовать кто у нас горазд? – продолжал рассуждать Хелд. – Ну, господ благородных окромя? Наемники с югов. Найлы-северяне, которые охранники там иль тож наемники. Инги разбойные, ежели Найгон да Найфрагир обогнут, да пираты лестанские, это опять с югов. Верно говорю?
– Верно-то верно. А вот парень тот, с которым мы у дверей дрались, – нобиль, по-твоему?
– Да сейчас молодежь какая пошла, ты погляди только! Сынки купеческие моду взяли оружием щеголять. Но ежели такой в драке кого порежет – загребут, как пацана моего загребли, по-крупному, малым залогом не отделается. А ежели нобиля порежет, да еще и до смерти – вздернут, на денежку не посмотрят. Вот так-то. Да ты ж у нас молодежь разве?
– Э… у меня душа молода.
– Во! А что из ентого следовает? А из ентого следовает…
Я завозилась и села на кровати.
– Госпожа наша проснулась.
Послышался скрип отодвигаемого стула, в просвете опущенного полога мелькнул огонек. Полог откинулся, явив руку со светильником и озабоченную Пеплову физиономию.
– Какая я тебе госпожа… – проворчала я мстительно.
– Женщина для меня всегда госпожа. – Пепел отдернул занавесь и сел на покрывало. – Ну, как ты? Поспала?
– Угу. Который час?
– Ночь. Середина первой четверти. Можешь спать дальше. Мы мешаем?
– Нет, нет. Сидите тут. Не хочу одной оставаться. Ты мне снотворного, что ли, дал?
– Нет. – Он улыбнулся. – Просто хорошего вымороженного вина. Будешь дальше спать?
Я подумала.
– Пока нет. Есть хочу. Там у Хелда что-нибудь осталось?
– А как же, – отозвался паромщик. – Полкурицы, колбаска, сыр. Булка есть белая. Винишко, опять же. Вылазь да к столу присаживайся.
Столом тут служил большой сундук для белья – комната была спальней, а не обеденным залом. Зеленая шелковая спальня в заколоченном доме, куда Пепел привел нас с Хелдом после приключений в «Трех голубках». Я выбралась из-под одеяла и уселась прямо на сундук, рядом с разложенной снедью.
Пепел вернул светильник на «стол» и сказал:
– Завтра я вас переодену и выведу за ворота.
– Да уж, – вздохнул Хелд, разливая вино из баклаги в красивые серебряные кубки. – Видать, барышня, придется нам таки уехать. Прознали тут про твое золото.
Он протянул мне кубок и посмотрел выжидательно – мол, рассказывай, чего уж там, про свои богатства.
– Клад это, Хелд, – объяснила я, нисколько не кривя душой. – Старинный клад.
– Да я понял… Где ж ты его откопала, барышня? На Стеклянной Башне небось?
Я взглянула удивленно:
– Как ты догадался?
Хелд разинул рот и забыл про вино. Пепел отвернулся, скрывая улыбку.
– Да ты что? – выговорил, наконец, паромщик. – Правда, что ли? Там и в самом деле клад оказался, на острове-то? Вот, итить, сказки… Золото с Хрустального Острова, что Лавен Странник выкупом за прекрасную Невену отдал! И как же тебе в руки далось енто золото волшебное, а?
– Да там под водой лаз есть. – Я невинно пожала плечами. – Узкий, темный, но пролезть можно.
– А как же дракон?
Я снова пожала плечами. Поглядела на Пепла.
Вот Пеплу я бы рассказала, что там был за дракон, но Хелда морочить не стоило. Поэтому я смолчала.
Пепел усмехнулся, покачал головой:
– Выкупом за Невену? Впервые слышу такую версию.
– Ну так! Ты, господин, нездешний, небось и не знаешь, как дело-то было промеж Лавеном и Мораном Амалерским.
– Не знаю, – согласился Пепел. – И как было дело?
– А так оно и было, что не хотел король Моран дочь свою за чужака-пришельца отдавать, и так и эдак выворачивался, а потом и говорит: «Вот ежели ты, Лавен, насыпешь гору золота в устье Нержеля, да такую, чтобы остров получился, отдам за тебя Невену». А Невену недаром потом святой прозвали, была она хоть и молода годами, но умна и дальновидна, и сказала она Морану: «Жадность никогда до добра не доводила, мой король и мой отец. Сам Господь Бог желает, чтобы стала я спутницей и женой Лавена Странника, не гневи Господа, не иди супротив Его воли, не требуй выкупа за невесту больше должного». Но старый Моран был жаднее тысячи ваденжан и не послушал мудрую дочь. Открыл тогда Лавен трюмы своих кораблей, да и ссыпал в Нержель все золото, что королева дролери дала ему в награду за помощь. Получилась золотая гора посередь реки. Только не успел старый Моран ни монетки из нее забрать. Как и предсказывала святая Невена, прогневался Господь. Грянул гром, затряслась земля – и взошли вокруг золотой горы каменные скалы, и заперли золото внутри себя. А святая Невена вызвала из моря дракона и посадила его внутри скалы, чтобы дуракам всяким не вздумалось скалу курочить и золото добывать. Вот откуда в Стеклянной Башне клад, господин Пепел. От самого Лавена Странника остался.
– Не складывается, Хелд, – сказала я. – Две легенды у Стеклянной Башни, и друг другу они противоречат. Где, по-твоему, стоял маяк, с которого святая Невена светила огнем лавеновским кораблям? Он ведь так и называется: Стеклянная Башня, что на нем, на этом острове, тот самый маяк и стоял. И стоял он там до того, как Странник Невену в жены взял.
– А ведь верно… – задумался Хелд. – Тогда откуда ж там клад?
– Логично предположить, что золото оказалось там уже хорошо после истории с Лавеном, правда?
– Погоди, ты про Проклятого Колдуна, что ли, который маяк развалил? Так разве он не за золотом туда лазал и с драконом сцепился, что они там камня на камне не оставили?
Я почесала в голове. Рассказывать про Изгнанника было как-то невместно, тем более я сама не слишком много про эту историю знала.
– Как бы то ни было, Хелд, золото это не волшебное, а самое обыкновенное, человеческое. Драконидское в основном. Ты же сам его видел, а если снести его к хорошему оценщику, он нам точно скажет, чей монетный двор и когда чеканил эти деньги.
– Так чьи же они тогда, деньги эти?
– Наши теперь, – засмеялась я. – Только больше я в пещеру ту не полезу. Страшно там, под водой. Застрять в два счета можно.
– И не лазь, – заговорил молчавший доселе Пепел. – Хватит того, что есть, с избытком. Правда, Хелд?
– А и правда. Мороки от него выше крыши. Мож, оно и впрямь Проклятым Колдуном припрятано и само проклято?
– Кто его знает… – Я пожала плечами.
Разговор пресекся. Я усиленно жевала, Хелд посасывал винишко, Пепел просто сидел сложа руки и смотрел на огонь. Меня беспокоил Кукушонок. Как он там, один на темном берегу? Ему же идти некуда, а я так и не вернулась… Еще наделает глупостей…
Я облизала с пальцев куриный жир.
– Слушай, Пепел, а ты-то как в трактире оказался?
Он перевел взгляд на меня и улыбнулся мягко. Лицо его терялось в тени, только руки были освещены – красивые беспокойные руки, правда, малость иссохшие, то ли от худобы, то ли от болезни, и опять не слишком чистые. Правда, мои руки сейчас тоже чистотой не блистали.
Я отломила хлеба, уже не столько ради еды, сколько желая обтереть приставучий жир.
– Скажешь – случайно?
Он опустил глаза:
– Не совсем. Скажу лучше, что искал тебя. Знал, что ты в городе.
Я вспомнила принцессу Мораг. И спросила с легким раздражением, как и она:
– Ты что, следишь за мной?
– Да, – сказал он просто.
Я не нашлась что ответить. Зато возмутился Хелд:
– А что тебе наша девочка далась, господин хороший? Виды на ее имеешь или как? Или золота захотелось?
Пепел только руками развел. Хелд, похоже, уже записал меня в невестки. Расскажу Ратеру, посмеемся. Впрочем…
Как-то очень четко всплыло в памяти его лицо – широкоскулое, простое, милое, все в веснушках. Глаза его медовые. Губы обветренные. Славный парень Ратер. Да только не по мне ему всю жизнь сохнуть. Не мое имя вывела судьба на его ладони.
– Чего молчишь, господин хороший? – не отставал паромщик.
– А что сказать? – пожал плечами Пепел. – Никто не знает, как все сложится. Пока я буду следовать за Лестой, а там посмотрим.
– Уймись, Хелд, – попросила я. – Ну что ты, правда. Я обещала Пеплу помощь, я от нее не отказываюсь. Пепел, я же не отстану – как вы встретились?
Паромщик подозрительно на нас покосился и занялся колбасой.
– Да все просто. Я к трактиру шел. – Певец аккуратно снял ногтем нагар с фитилька. – А тут навстречу Хелд с кульком. Узнал меня.
– Еще бы не узнать! – буркнул паромщик.
– Говорит, что к тебе идет.
– Ага! – подхватил Хелд. – А он мне – ее на улице нет, говорит, в гостинице она, говорит, и так, знаешь, уверенно говорит, прям будто сквозь стены видит… А я говорю – да нет, говорю, обещалась ведь снаружи ждать. А он говорит, как хочешь, мол, но в гостинице она.