С моей-то фюльгьей.
– Не то чтобы я тебя пугал или сильно отговаривал, подружка. Просто хочу знать, соображаешь ли ты, что делаешь. Серьезное решение. Сделка. Так ли тебе эта беседа нужна?
– Я ломала голову целый день. Мне надо во что бы то ни стало обойти противника. Что от меня потребует Полночь?
Эльго задумался.
Надолго задумался.
Странно мы, наверное, смотрелись, на краю площади, в стороне от неумолкающей портовой суеты, недалеко от городских ворот: босой подросток в дурацкой войлочной шляпе – и сидящий перед ним здоровенный черный пес с острыми ушами. Хотя почему странно? Мальчишка разговаривает с собакой. Самая естественная из существующих картин.
– Ну что, – грим выпал из задумчивости. – Значит, сделка. Предлагаю равный обмен – услуга на услугу.
– Какая услуга?
– Когда мне придет нужда, – пес прищурил алые глаза, – я обращусь к тебе, Леста Омела. И ты выполнишь мою просьбу. Ага?
– Эльго, я надеюсь, ты не попросишь меня… о чем-нибудь невозможном? Убить того, кто мне дорог… вообще кого-то убить…
Грим выразительно пожал плечами:
– Вряд ли мне понадобится чья-то смерть.
– Ну и всякое такое… Давай определенно договоримся. Конкретно.
– Э-э нет. Так не годится, соседка. – Песья саблезубая улыбка. – Поверь моему опыту, определенность в такой сделке еще хуже. Договор с Полночью – это сделка с судьбой. Чем больше ты будешь подозревать подвох и пытаться от него защититься, тем вероятнее попадешься. По дружбе тебе говорю. Вообще-то я не обязан о таких вещах предупреждать.
Я покусала губу. Эльго прав. Сделка есть сделка. Конечно, хочется заплатить поменьше, а получить побольше. А еще лучше – задаром. Но в итоге все равно получится, что провел сам себя.
– Судьбу можно обманывать, – кивнул грим, будто услышал мои мысли, – но нельзя обмануть. Так один умный человек сказал. Очень точно сказал. Правда, он говорил о времени, но и судьба, и время – суть отражения единого закона бытия.
– Полночь подчиняется законам бытия?
– А куда мы денемся? Полночь существует – значит, бытие.
– Но мертвые – это ведь ваша епархия?
– Помнишь, что наш с тобой общий приятель говорил? Что, де, нет никаких мертвецов? Ну вот он, в общем-то, прав.
– Погоди, погоди, погоди… А кого же мы спрашивать собираемся? Ты же сам только что заявил, мертвые говорят исключительно правду!
– А! Мертвые. Мы с тобой разные вещи называем одинаковым словом. То, к чему мы можем обратиться, – всего лишь слепок памяти. Сброшенная шкурка, лишенная души. Одежка прошлой жизни, помнящая тепло живого тела. Ну, если хочешь, свиток, где записан каждый шаг, каждый вздох некогда почившего. Все то, что душа, освобождаясь, оставляет в Полночи. Только это, ничего другого. – Эльго неожиданно фыркнул. – Так что у нас там хламовник порядочный.
– Значит, я должна заплатить бог знает чем только за то, что попросила прочесть пару абзацев из книги? Несправедливо, не находишь?
– Не нахожу, – отрезал грим. – Тебе не положено читать эти книги.
Опять прав.
– Ладно. Сделка так сделка. Что там от меня требуется?
– Леста Омела, ты скажешь правду, когда я этого потребую. Как тебе такая формула? Никаких передергиваний. Никаких убийств. Никакой лжи.
Но даже правда – палка о двух концах. Торговаться не имело смысла. Да и что такого я захочу скрыть от грима? Эх, была не была!
– Хорошо. Я согласна. Когда ты потребуешь, я скажу правду.
– По рукам!
Пес протянул мне косматую жилистую лапу, и я ее потрясла.
– Значит, попытаемся докричаться. – Он поднялся. – Я, конечно, не могу сейчас обещать, что твоя королева ответит. Память потихоньку истаивает, теряет ясность. А потом смешивается с другими в такой общий кисель. С киселем только наймарэ может разобраться, да и то не всякий. На месте скажу точно. Но если не получится, сделка будет считаться несостоявшейся.
– А ты знаешь, где лежит королева?
– Под Новой церковью, ее ведь недавно похоронили.
– Э… восемнадцать лет назад.
– Я и говорю – недавно. Но сперва надо найти Эльви. Нехорошо вламываться в чужой дом без спросу.
– Кого надо найти?
– Эльви. Эдельвейс. Увидишь. – Он вдруг засмеялся. – Вот такие дела, мне приходится спрашивать позволения у сумеречной твари. Но я думаю, она не откажет. Ее разлюбезных Лавенгов никто тревожить не собирается.
Мы потихоньку двинулись к воротам.
– И вы не ссоритесь?
– Не-е. Последняя глупость – с соседями цапаться. Когда в крипте похоронили Лавенгов, Эльви ко мне с поклоном пришла. Попросила, чтоб разрешил за своими присматривать. Ну, я разрешил, чего там, я ж не зверь какой. Понимаю все. Так что Эльви в крипте за хозяйку, я уж туда и не суюсь. Мирно соседствуем.
В крипте Лавенги, оказывается, похоронены! Кто-то из семьи верховного короля. Я и не знала. Где мы, а где столица! Хотя, по легенде, Дар, Дареные земли, начались именно отсюда – когда в устье Нержеля приплыл Лавен Странник со своими людьми, углядев в тумане путеводный маяк, зажженный святой Невеной.
Мы не спеша поднимались по улице Олений Гон, ведущей прямиком к Новой церкви. Именно на этой улице несколько дней назад я потеряла золотую свирель.
– Здесь кабачок есть, – сказал Эльго. – Как раз в виду церкви. «У лиса» называется. Портер там отличный подают, а за светленьким лучше идти в «Колесо». Подождем, пока вечерняя служба закончится. И Эльви туда частенько заглядывает, может, в кабаке и встретимся. Друзья у нее там и подопечные. Ну, чего я тебе рассказываю, сама увидишь.
В кабачок «У лиса» я вошла, прижимая к животу кожаную торбочку, доверху набитую серебром. В зале было уже довольно людно, но пьяных рож пока не наблюдалось. Вечер только начинался. Я углядела свободный стол в темном углу, наискосок от большого открытого очага, и деловито туда направилась. Однако на полпути была перехвачена пухлой девицей в белоснежном, без единого пятнышка переднике. Девица загородила мне дорогу, уперев руки в бока и растопырив круглые, с ямочками, локотки в высоко подвернутых рукавах.
– Поворачивай оглобли, пацан, – неожиданно грубо рявкнула девица. – Хозяину не резон, чтобы всякая шушера портовая голым пузом тут светила. Сваливай, сваливай. Иди вон на Козырею.
– Где ты голое пузо углядела, тетенька? – обиделась я. – Глаза протри, а? Приличная одежа, новая почти, галабрского почти сукна, а что в дырьях – так моль зверь разборчивая, абы что хавать не станет. Я вот тоже не абы что хаваю, на селедку, например, и не посмотрю даже.
– Ты мне зубы не заговаривай, моль залетная. Вот Касю-Вышибалу кликну, пойдешь селедкам на корм, они тебя за милую душу схавают. Чего, чего ты мне в нос тычешь? Ааа… вот с этого и начинать следовает, а то ишь взялся языком загогулины писать, видали таких писателей… Что заказывать будем?
– Пожалуйста, что у вас есть не рыбное?
– Колбаса с горохом, свиное рагу, пирог с ливером, грибы с капустой.
– Колбасы и пирог. А сладкое есть?
– Повидло разнообразное, мед хороший, нонешнего года, коврижка свежая имбирная…
– О, да! И побольше. И пиво. Самое лучшее, и тоже побольше.
– Не рано тебе пиво-то пить? – Девица покатала монетку между пальцами.
– Самое время для пива. И побольше! – Я уже устраивалась за облюбованным столом.
Девица буркнула «ну-ну», сунула деньги в передник и удалилась на кухню. Пару мгновений спустя из кухни донесся взвизг и звонкая оплеуха. Из приотворенной двери бочком-бочком выкатился толстый монах с глупой ухмылкой на физиономии.
А вот прислуга обнаружит пропажу монеты и обвинит в краже лапавшего ее на кухне монаха? Впрочем, потешнику гриму это только на руку. Веселья будет!
Эльго хлопнулся за стол напротив меня и подмигнул. Никто не обратил внимания на монаха. Явился из кухни, может, через двор прошел. Стрельнув по сторонам глазами, я перегнулась через столешницу и зашептала:
– К Каланде у меня два вопроса. На первый она точно даст ответ, а на второй – если нам повезет. Вот скажи, она может знать имя своего убийцы?
Эльго поддел пальцем монашеский кожаный ошейник.
– Может статься, и нет, – ответил он неохотно. – Раз на раз не приходится. Если она его видела, то, конечно, знает. А если ее отравили или убили чужими руками, да еще, например, стрелой…
– Говорят, она умерла сразу после родов, от кровотечения.
– Тогда, скорее всего, отрава.
– А вот может быть…
– Да что ты торопишься? Все, что сможем, – узнаем. Что не сможем – звиняй. Подожди немного, служба кончится, люди разойдутся, тогда… тссс…
К нам подошла прислуга с подносом.
Я тут же ухватила вожделенную коврижку, благоухающую словно набитый пряностями корабль с Полуденных Берегов. Пышная, темная от меда, замешанного в тесто, с глазурованной белком, чуть липкой корочкой. Пододвинув один из горшочков, я щедро бухнула на коврижку сливового повидла. Грим чихнул, посмотрел на меня неодобрительно и зарылся в блюдо с колбасой. Я залезла в другой горшочек и поверх сливового добавила черничного. Разговор сам собой иссяк.
За большим столом перед камином ужинали несколько причудливо разодетых путешественников или торговцев. Они оживленно беседовали, то и дело подзывая белоснежную девицу. Вместе с путешественниками сидели четверо вооруженных парней – видимо, охранники. Один из них выглядел совсем чужаком – мрачный, небольшого росточка, коренастый, смуглый, с толстой черной косой, болтающейся аж до поясницы. На нем была кожаная безрукавка, крест-накрест перехваченная перевязью с ножами-метателями. Голые руки от плеча до локтя несколько раз перепоясывали какие-то хитрые сине-черные узоры. Варвар, дикарь. Я спрятала улыбку и отвернулась.
В памяти всплыло – денег. Ваденжанский лорд когда-то сватался к нашей принцессе и натерпелся от нее позора. Понятно, почему Мораг заартачилась. Этот коротышка едва ли маковкой своей осмоленной до подмышки ей дотянется. Впрочем, он явно горец из Верхней Ваденги. А лорд их из Нижней, что на побережье. У Нижней Ваденги даже флот есть.