Под ногами у компании попрошайничал кот – большой, рыжий, с белой грудкой, в белых носочках. Один из путешественников кинул ему колбасную шкурку, другой шутливо топнул на него и засмеялся. Кот, ухватив шкурку, побежал через зал к выходу.
Дверь очередной раз отворилась, в кабак разом ввалилась пестрая толпа молодых людей. Они все уже были в подпитии и привели с собой двух веселых девок. Заметавшийся у них под ногами кот привел компанию в буйный восторг:
– Лови кошака, ребя! Ща мы его пивом напоим!
– Справа заходи!
– Плащом его, Таск! Плащом накрой!
– Эй, ты чо, плащ отдай! Своим лови, дубина.
– Хватай его!
– Сучий потрох, окорябал!
– Не троньте Пиратку, обалдуи! – закричала от кухни белоснежная прислуга.
– Ату его, ребя! Промеж ног уйдет…
Толпа сомкнулась. Девки восторженно визжали.
– Держу!
Круг распался. Один из парней, в сбитой на затылок фиолетовой шапке с фестончатым хвостом, поднял кота на вытянутой руке.
Фиолетовая шапка была мне знакома. Я заерзала на лавке, пытаясь спрятаться за гримом. У них нюх на меня, что ли?
Кот оскорбленно заорал, крутясь в воздухе и беспорядочно размахивая растопыренными лапами.
– Эй, Роза! – гаркнул фиолетовый. – Принеси полотенце!
– Чтоб ты провалился! – плюнула прислуга. – Он же тебя располосует, урода.
– Шевелись!
– Сволочи… – пробормотала я.
Эльго, обернувшийся на шум, скосил на меня глаз.
– Сделай что-нибудь, – сказала я ему. – Они кота мучают. Я их боюсь. Они меня знают. Они Пепла чуть не убили.
Эльго вдруг ухмыльнулся, щелкнул пальцами и показал куда-то в темный угол. В темном углу стоял ящик для угля, а на ящике сидела еще одна кошка. Сидела совершенно неподвижно, только глаза светились.
– Роза, скоро ты там? – рявкнул фиолетовый. – Рука затекла!
Он все еще стоял в позе полководца, держа кота за шкирку. Кот выл, приятели фиолетового давились от смеха.
– Не дам я тебе никакого полотенца! Отпусти Пирата, балбес. Это мой кот!
– Ребя, дайте кто-нить тряпку какую, плащ дайте. Сколько мне так стоять? А, платок вон с Малиновки снимите… Черт, пальцы костенеют!
Что-то было не так. Не то чтобы кот был непомерно тяжел, но… Парень приплясывал на одном месте, воздев в неподвижной руке извивающуюся тварь. Мне даже показалось, я вижу тонкую полупрозрачную нить, соединяющую его запястье и дымный слоистый сумрак под потолком.
Я поморгала. Непонятно – то ли есть, то ли нет…
Компания засуетилась. С одной из девок содрали шаль и попытались набросить на пленного кота. Тот шаркнул задними лапами, послышался треск рвущейся ткани, девка ахнула… Кот извернулся и выпал из застывших пальцев, напоследок мазнув когтями по запястью.
– Ах ты сучий потрох!
Мелькнул тяжелый сапог, но сбежавшего кота не достал. Нога фиолетового застыла в полуярде от пола.
Тонкая, свитая из тумана нить охватила его щиколотку, и человек оказался подвешен в воздухе за руку и за ногу, как марионетка. Под потолком в сумраке плавали какие-то бледные сизо-радужные пятна, похожие на пленки с поверхности болота. Тонкие нити тянулись как раз от них.
Пауза.
– Э! Э! Что это? Эй, чьи это шутки? А ну пустите! Ребя, кто это шутит тут?
Фиолетовый подпрыгнул, вырывая из воздуха застрявшую ногу. Не удержался и повис, барахтаясь над полом, цепляясь свободной рукой за товарищей. Кто-то ухватил его за одежду, рванул… рукав съехал, оголившееся запястье гранатовым браслетом обвили кровоточащие царапины.
Пленки под потолком затрепетали – и вдруг камнями попадали вниз, в толпу. Фиолетовый грянулся на пол.
– Мерзость к мерзости, – тихо сказал грим. – Пускай сосут, пакость такая.
– Что это было? – прошептала я. – Твоя работа?
– Нет. – Он повернулся к столу и придвинул поближе кувшин с пивом. – Мне такое не под силу. Это Эльви.
– Кто?
– Слышишь, что Роза говорит?
Компания окружила упавшего. Народ в зале повскакивал, столпился вокруг, гомоня, переглядываясь, пожимая плечами и разводя руками. Слышались растерянные чертыхания фиолетового. Белоснежная прислуга громко объясняла всем и каждому, что на кошек нельзя поднимать руку, а тем более ногу, ибо у кошек есть их собственный кошачий бог, который рано или поздно обидчику отомстит. И фиолетовый еще легко отделался, потому что мог руку-ногу сломать или вообще шею свернуть.
– Кошачий бог? – поразилась я.
Тут поднялся малорослый ваденжанин, аккуратно обошел толпу и направился в угол, к ящику с углем. Там он отвесил глубокий поклон сидящей на ящике кошке, повернулся и прошествовал обратно к своему месту. Безбородое темное лицо его ничего не выражало.
Эльго разулыбался:
– Денег-то просек, в чем дело, даром что дикарь. Хотя, думаю, потому и просек.
– Так это она, кошка? В смысле, вон та кошка? Она не просто кошка?
– Ты догадлива как табуретка, мать.
– Не язви! Что это за мерзость под потолком плавает?
– Приживалы. – Эльго махнул ручищей. – В любом доме их пропасть по темным углам болтается. Краем глаза их всегда можно увидеть. Мразь, безмозглые хавалки. Их твои соплеменники из Полночи притягивают. А ваша смертная братия предпочитает делать вид, что это не их рук дело и что вы, человеки, вообще тут ни при чем.
– А что им надо, приживалам?
– Человечьи эманации. Дурные и темные по большей части. Кошек они не любят. Кошки – как березовый уголь, дрянь человечью, да и нечеловечью тоже из эфира вычищают. Одним своим присутствием. А кровушку приживалы любят. Видала, как они вниз попадали, когда Эльви их отпустила? О! Похоже, служба окончилась. Доедай свою коврижку, и пойдем.
В зал один за другим входили люди, отряхивая у порога плащи и шапки – снаружи начался дождь. Фиолетовый с компанией шумно веселились у окна, напрочь позабыв про неприятности с котом. На меня они даже взгляда не бросили – и слава богу. Хоть рядом сидел Эльго, мне все равно было не по себе. Путешественники с охраной ушли, с ними ушел голорукий ваденжанин. Ящик для угля, когда я очередной раз бросила на него взгляд, оказался пуст.
Я допила согревшееся пиво и вытерла рот рукавом.
– А кошка убежала. Я хотела сказать, Эдельвейс, наверное, вышла.
– Она ждет нас у крипты. Пойдем.
– Вы что, умеете мысленно разговаривать?
Грим не ответил, только рукой махнул. Мы с ним выбрались из-за стола и направились к двери.
Снаружи действительно моросил дождь, в круге фонаря над крыльцом мягко расплывался ореол оранжевого света. На сырых перилах, опровергая легенду о нелюбви к воде, устроился рыжий кот с белой грудкой. Шерстинки на спине его слиплись и блестели как иголочки. Проходя мимо, я погладила его – ладонь сделалась мокрой.
По скользкой черной брусчатке мы пересекли площадь, прошли мимо распахнутых дверей церкви, из которых еще выходили припозднившиеся прихожане. Эльго провел меня вдоль ограды, через незапертую калитку во внутренний двор. Из будки, гремя цепью, вылезла здоровенная собака и молча проводила нас взглядом. Больше во дворе никого не было. Мы обошли церковь с тыла, у темной громады алтарной апсиды Эльго остановился.
Из тени навстречу нам вышла женщина.
– Здравствуй, Эльви.
– Доброй ночи, сосед. Доброй ночи, девочка. Чем обязана?
У нее оказался мягкий нежный голос. Лицо под накинутой от дождя шалью почти невозможно было рассмотреть. В темных пятнах глазниц тлело знакомое свечение, но не алое, как у Эльго, а светло-зеленое, звериное, котовье.
– Доброй ночи, госпожа, – поздоровалась я, переминаясь от холода с ноги на ногу. – У нас просьба к тебе. Пожалуйста, разреши нам посетить королевскую крипту.
– Зачем?
– Задать вопросы мертвым. Не Лавенгам, – поспешила уточнить я. – Лавенгов тревожить мы не будем.
– Хм… – Женщина перевела взгляд на монаха: – А скажи мне, сосед, ты объяснил девочке, на что она идет?
– За кого ты меня принимаешь? – обиделся тот. – Я же не прохиндей какой. Мы все уладили.
– Добиваться истины любыми путями чревато, милая. Ты действительно можешь обрести ее. Подумай, что ты тогда будешь с ней делать?
– Э-э… это не для меня. То есть это нужно не мне. То есть не совсем мне. – Я оглянулась на Эльго, но он помалкивал, предоставляя мне самой разбираться с хозяйкой крипты. – Это нужно принцессе Мораг, а я обещала ей помочь.
– У нашей разлюбезной принцессы возникли вопросы к предкам? – Эдельвейс вздернула голову, хотя голос ее остался таким же мягким и ровным. – Или это очередной взбрык? Может, она хочет побаловаться некромантией? – Я замотала головой, Эдельвейс фыркнула. – Очень, знаете ли, в духе Мораг. А если она затеет в крипте разгром? Боюсь, тогда мне ее не удержать.
– Что ты, Эльви, – умиротворяюще загудел грим. – А я-то на что? Я прослежу, чтоб ни-ни. Да там все серьезно, сдается мне. Вон, Леста говорит…
– А где сама Мораг?
– Должна скоро подойти.
Женщина вздохнула и покачала укрытой шалью головой:
– Мораг опасна и непредсказуема, и если бы она тогда не вытащила из огня Мелину, я бы и слушать о ней не стала.
– Какую Мелину? – не поняла я.
– Мать Эстора. Прислуга в кабачке зовет его Пиратом. Пойдемте.
Она повернулась и канула в тень.
Эльго подтолкнул меня между лопаток. За апсидой в стене обнаружился низкий квадратный проем, словно из фундамента вынули блок. Из мрака показалась маленькая рука и ухватила меня под локоть.
– Осторожно.
Я спрыгнула вниз, едва не налетев на Эльви. Она отстранила меня, дождалась, пока спрыгнет монах, и поводила в воздухе рукой, будто замазывая дыру в стене чем-то невидимым. Синий квадрат проема беззвучно исчез. Нас окружила кромешная тьма.
Меня взяли за запястье, под ладонью моей оказались складки шали и хрупкое женское плечо.
– Держись, девочка, – шепнула Эльви. – Здесь винтовая лестница.
Мы сделали два полных оборота, прежде чем звуки моих шагов (грим и Эльви двигались совершенно бесшумно) не сменили глухой шелест на гулкое эхо. Изменился и запах: из воздуха пропала сырость, но добавилась какая-то сухая щемящая горечь, как если бы здесь жгли полынь. Пространство тьмы ощутимо раздвинулось – мы находились в большом помещении.